Норки!
Шрифт:
Пока завирушка раскланивалась под вежливые аплодисменты собравшихся, среди кроликов из «Союза Радуги» возникло стихийное массовое движение, причем по направлению к Пню. Собрание могло вот-вот выйти нз-под контроля, но Филин слегка приподнял когтистую лапу и остановил их на полпути, а вскочивший Лопух быстро процитировал какое-то путаное правило, согласно которому дебаты по поводу инцидента с ныне покойной полевкой противоречили регламенту заседания. Взгляды присутствующих немедленно обратились на Постоянного Исполнительного Председателя, который тут же открыл пошире свои огромные глаза, негромко зашипел и несколько раз кивнул головой в знак того, что поддерживает Большую Задницу. Этого хватило, чтобы оппозиция быстренько присмирела, а Филин только теперь понял, какое потрясающее значение имел
от этого приятного занятия, Филин обнаружил, что его манипуляции повергли присутствующих в состояние, близкое к кататоническому ступору.
Однако простого его присутствия оказалось все-таки недостаточно, чтобы сдержать бурю возмущения, поднявшуюся, когда Лопух предложил свой принцип «меха и перьев». Правда, жабы и лягушки, которым было кулуарно обещано восстановление в правах после принятия поправки, почти не шумели, но зато пушистые придурки из «Союза Радуги» устроили настоящую демонстрацию протеста. Как впоследствии заметил Лопух, «Союз Радуги» в первый и последний раз сумел объединить составляющие его разнородные фракции. Божьи коровки на время оставили внутриплеменные разногласия по поводу сравнительных достоинств надкрыльев с двумя, семью и десятью пятнами; слизни и улитки позабыли о новом методе голосования и чертили слизью по траве яростные иероглифы гнева; колонны муравьев в полном боевом порядке маршировали вверх и вниз по стволам деревьев, а черви угрожающие корчились в листве.
Лопух, не обращая никакого внимания на эти проявления возмущения и недовольства, немедленно поставил свое предложение на голосование. Филин выждал, пока обновленная оппозиция снова обратит свои взгляды на него, и, выпучив страшные, черные, с оранжевым ободком глаза, встопорщил перья и зашипел пронзительно и жутко. Эффект вышел потрясающий: всякий шум на поляне мгновенно прекратился и собравшиеся оцепенели от страха.
Но только не сторонники Лопуха! Эти были заранее предупреждены и готовы действовать. По предложению Большой Задницы накануне вечером верные ему кролики собрались на потаенной лесной прогалине, и Филин раз за разом показывался им в своем самом устрашающем виде, понемногу приучая их справляться со своим страхом. И эта тренировка себя оправдала: теперь, когда в качестве Исполнительного Председателя Филин призвал голосовать за вынесенное предложение, сторонники Лопуха оказались единственными существами на поляне, еще способными двигаться. Сочтя выставленные ими лапы, Филин немедленно предложил голосовать «против», присовокупив к своим словам короткое, но довольно пронзительное и недвусмысленное шипение. Когда в ответ не шевельнулся ни один усик, не поднялась ни одна нога или челюсть-мандибула, он объявил, что количество проголосовавших «против» равняется нулю, и быстренько закруглился, сказав, ч"то предложение Лопуха принимается и что на этом заседание свою работу заканчивает.
Только теперь с разных концов поляны донеслись крики протеста, но было уже поздно. Существа без перьев или меха хоть и остались «равными среди равных», на чем так горячо настаивали их пушистые представители, были надолго, если не навсегда, исключены из числа участников законотворческого процесса.
Глава 17. ПОЙ ПЕСНЮ, ПОЙ…
Мега никак не мог закончить разговор с Психо. Было что-то мерзкое и в то же время болезненно-притягательное в его фамильярности и манере держаться так, словно они двое — давние и близкие друзья.
— Почему ты решил перейти на мою сторону? — снова и снова допытывался Мега, раздумывая про себя, как здорово Психо подходит прозвище Крысеныш. — И что это ты все время говоришь «мы» да «мы»? — продолжал наседать Мега. — Никаких «мы» здесь быть не может. Здесь есть только «я», потому что я — единоличный лидер, новый вожак всех норок. Мне, кстати, до сих пор непонятно, как это такой жалкий недоносок решился
Задавая эти вопросы один за другим, Мега с вызовом поглядывал на Мату, словно говоря: «Только попробуй вмешаться!»
Но Мата спокойно молчала, в то время как Психо, ни капли не обидевшись, ответил ему со всей возможной искренностью:
— Все проще простого, Мега. При существующих порядках для меня в вольере просто нет места. Если кто-то из Старейшин и помогал мне, то чуть-чуть. Зато помнишь, как ты постоянно выручал меня в драках? Я не виноват, что родился таким, Мега, — всхлипывая от жалости к себе, продолжал Психо. — Тебе, конечно, этого не понять — вон ты какой здоровый да сильный. Но что было делать мне? Ты, наверное, никогда не задумывался, каково это — всегда быть в самом низу? Каково быть объектом постоянной травли, всеобщего презрения, грубых шуток этих веселых паршивцев? Только ты, Мега, способен изменить это положение. Когда я докажу, что умею быть полезным, и когда у тебя в лапах будет власть, ты дашь мне то, чего мне не хватает. Ты дашь мне влияние, авторитет и ощущение безопасности. И если уж разговор зашел об этом, я скажу: мы с тобой во многом схожи, Мега. Мы оба чужаки, которые гоняются за одним и тем же.
Мега почувствовал, как шерсть у него на хребте зашевелилась, но не стал возражать, потому что на любое его замечание Психо, несомненно, ответил бы еще более тонким наблюдением. В этом, возможно, и заключалась основная черта характера недомерка, которая делала его таким неприятным. Иными словами, Психо был слишком наблюдателен и умен, что он как раз и подтвердил, прибегнув к своему излюбленному способу выкручиваться из самых сложных ситуаций, который он называл «импровизацией».
— Мне не известно, какими сведениями ты располагаешь, Мега, но я не спрашиваю — я ведь и сам кое-что знаю. В любом случае я мог бы стать твоим мастером-импровизатором, который предлагает готовые решения. «Хреновина!» — вот идеальный ответ на любой вопрос Старейшин. При этом не имеет значения, насколько соответствует истине твой тезис об убийстве людьми норок ради их шкурок. Ни я и никто другой не обязаны в это верить, потому что в данном случае единственное, чего мы хотим достичь, это дать массам повод повеселиться. Ты только послушай… — И Психо
начал негромко напевать: — Хрень-хрень-хрень, хреновина, красная морковина! Хрень-хрень-хрень, хреновина, красная морковина! Одно очевидно,— добавил он со странной усмешечкой, — это — не хреновина, потому что, раз услышав эту дурацкую песенку, никто, и ты в том числе, уже не сможет выбросить ее из головы.
— Оставь мою голову в покое! Убирайся отсюда — и быстро! — зашипел Мега, не в силах– и далее сдерживать свое презрение. Ничего более низкопробного он не слышал никогда в жизни.
Психо бросил быстрый взгляд в сторону Маты и, дождавшись с ее стороны сдержанного кивка, выскочил из домика, даже не попрощавшись.
— Как ты посмела позвать его, даже не спросив меня? — Мега в ярости повернулся к Мате.
— По крайней мере, он честно предупредил, что перешел на твою сторону ради собственной шкуры, — парировала Мата. — Да и какая тебе разница, если он прав?
«Огромная разница», — с горечью подумал Мега. Он был избранным, лидером, глубоко и пламенно убежденным в справедливости своего дела. Мата не должна была дискредитировать его самого и его благородные цели, предлагая принять помощь от такого вульгарного циника, как Психо. Что он может знать о вере, о принципах, о священной миссии?
— Почему он называет остальных норок «массой»? Это просто унизительно; мне, во всяком случае, очевидно, что Психо ни во что их не ставит. Но самое главное — он ошибается. Норки не виноваты, что живут такой жалкой жизнью. Когда я избавлю их от пассивной покорности, они обязательно станут самими собой: гордыми, свирепыми, независимыми, воистину норками!
— Это ты ошибаешься, Мега, ты, а не он! — с горячностью возразила Мата. — Может быть, глубоко внутри мы действительно другие, но наш образ жизни Неумолимо превращает нас всех в серую массу — даже не в бурую, несмотря на цвет нашего меха, а именно в серую. Особенно это касается нас, самок. И к концу наших дней мы становимся именно такими, как рисует