Норма. Тридцатая любовь Марины. Голубое сало. День опричника. Сахарный Кремль

Сорокин Владимир Георгиевич

Прочитав рукопись, Антон посидел немного, потирая виски и топыря губы, потом встал, свернул листы трубкой, надел чехол, обмотал резиной, убрал в сундучок и, прихватив лопатку, пошёл к старой яблоне.

Над головой пролетел дикий голубь и скрылся за бором…

Часть четвёртая

Времена года

Январь блестит снежком на ёлках,

Сосульки тонкие висят,

Сверкает солнце на иголках

И настом валенки хрустят.

Вдали ползёт тяжёлый поезд —

Трудолюбивый

лесовоз,

Вкруг сопки, словно длинный пояс,

Под гулкий перестук колёс.

Везёт он тёс в далёкий город

Через бескрайнюю тайгу,

Сквозь бурелом, заносы, холод,

Через слепящую пургу.

Ползёт уже шестые сутки

И приближается к Москве,

Минуя светофоры, будки,

Дома, машины и шоссе…

И вот окраины столицы,

Огни вечерние горят.

Перроны, виадуки, лица —

Мелькают, едут, говорят.

Заснеженный вокзал полночный.

Остановился тепловоз.

Таёжный лес – смолистый, прочный —

Москве в подарок он привёз.

Февраль кричит

в моей ночи

сырою чёрной ямою…

Судьба – кричи

и не молчи,

не лязгай мёрзлой рамою.

Скрипит кровать…

Мне воровать

вот в эту ночь не хочется.

Лишь убивать,

лишь убивать,

лишь убивать

всех дочиста!

Лишь жать

на спусковой крючок

и видеть розы выстрелов.

Потом – бежать,

потом – молчок,

за пазуху – и быстренько…

Март. И небо. И руки.

И влажный доверчивый ветер…

Снова музыки

тонкий, печальный и режущий звук…

Снова лик твой

бесплотен, доверчив и светел…

Нет! Нам губ не разнять,

не оттаять сцепившихся рук!

Нет, на наших телах

не порвётся бескровная кожа.

В наших душах

давно источилась живая вода.

Нас нельзя до конца воскресить

и нельзя до конца уничтожить.

В этой серой зловещей тоске

мы с тобою срослись навсегда…

Нас с тобой понесёт

эта злая горбатая скрипка,

Эти струны, колки,

этот Моцарт в седом парике.

И растянется даль,

как Джоконды хмельная улыбка,

И сверкнут наши лица

в разлившейся мутной реке…

Апрель! Субботник уж в разгаре.

Металла звон, работы стук.

Сегодня каждый пролетарий,

Не покладая крепких рук,

Трудиться хочет добровольно

На благо солнечной страны,

На благо мира. Ты, невольник

Заокеанской стороны,

Услышь набат работы нашей,

Литые плечи распрями,

Встань над простором рек и пашен

И цепи тяжкие порви!

Май сиренью розовой

Забросал меня.

В рощице

берёзовой

Я поил коня.

У реки под ивами

Милую встречал

И глаза красивые

Тихо целовал.

Успокоил ласково

Горлинку мою:

– Не смотри с опаскою, —

Я тебя люблю.

Не предам, не брошу я

Никогда тебя.

Самая хорошая

Ты ведь у меня.

Как подступит осень

В огненном цвету,

Я тебя, родная,

В церковь поведу.

Поведу, накрою

Белою фатой,

Сердце успокою

Церковью святой.

Заживём мы дружно,

Милая моя.

Никого не нужно

Мне, кроме тебя!

Июнь, пиздец, разъёба хуева!

Насрать на жопу Волобуева!

Ебать блядей в пизду и в рот!

Говно всем класть за отворот!

Июль,

жара,

Идёт игра.

Все

на

футбол!

Забейте гол!

Эй, пионер,

Подай

пример!

Прорвись

к воротам

И с поворотом,

С финтом, с задором

Забей «Юнкорам»!

Держись,

вратарь!

А ну —

ударь!

Прорвусь по краю,

Тогда ударю!

Проход…

я вышел,

Держи повыше!

Подкрутка

пяткой,

Удар… Девятка!!

Ну и футбол!

Вот это гол!

Август вновь отмеченный прохладой,

Как печатью – уголок листка.

На сухие руки яблонь сада

Напоролись грудью облака.

Ветер. Капля. Косточки в стакане.

Непросохший слепок тишины.

Клавиши, уставши от касаний,

С головой в себя погружены.

Их не тронуть больше. Не пригубить

Белый мозг, холодный рафинад.

Слитки переплавленных прелюдий

Из травы осколками горят…

Сентябрь встречали мы в постели:

Еблись, лежали, груши ели

И вяжущую рот хурму.

Ты с озорства лобок мне брила,

Лизала, пудрила, шалила,

Лицеприятная уму.

А я, сося твой клитор бледный,

Дрожал как эпилептик бедный

И навзничь повергался вновь,

Чтоб ты – нагая Эвридика —

На член садилась нежно, дико,

Венчая жаркую любовь.

И ты венчала хуй мой сладкий,

И содрогалася кроватка,

И стоны сотрясали кров.

В трюмо дробились наши тени,

Потели смуглые колени

И свёртывалась в венах кровь…

Кончали мы обычно вместе

И обмирали, словно в тесте

Два запечённых голубка.

И потолок белел над нами,

Простынкой висло наше знамя,

И рассыпались в прах века!

Октябрь пришёл, сбылась мечта народов —

Разрушен гнёт в России навсегда!