Нормандская лазурь
Шрифт:
Писатель остановился у ворот и что-то спросил.
– Оливье Канетт? – уточнил Женька, словно заправский полицейский – не хватало только продемонстрировать удостоверение и добавить: «Детектив Ильясов, отдел по расследованию убийств». Мужчина кивнул, и Женя затрещал по-французски, затем указал на чемоданчик, который Никита держал в руке.
Писатель перестал хмуриться и покачал головой, что-то добавив.
– Говорит, не его.
– Жень, спроси телефончик, – томным голосом произнесла Ольга.
– Его телефончик у тебя в распечатке, – безжалостно напомнил Никита. – Жень, уточни – точно не его?
– Точно. В отеле останавливался, но ничего не терял.
Все трое с разочарованием уставились на красавца писателя, который, видимо, почуяв огорчение нежданных гостей, улыбнулся и произнес длинную фразу. Женька ответил, писатель засмеялся, открыл калитку сбоку от ворот и сделал приглашающий жест.
– Говорит, если мы ехали специально, чтобы вернуть вещь, то, наверное, устали и можем зайти и выпить лимонаду или кофе. Зайдем?
– Ну разумеется, – сказала Ольга и первой двинулась на приступ. Когда еще представится такая возможность? – Жень, а он знаменитый писатель, ты не знаешь?
– Никогда о нем не слышал, – буркнул Ильясов у нее из-за спины.
– Жалко. Ну, может, знаменитый...
Канетт провел гостей по дорожке вокруг дома, на террасу под козырьком, который давал благословенную тень. Тут стоял большой круглый стол, вокруг него – ротанговые кресла с наброшенными на них полосатыми пледами, и Ольга ощутила спокойный уют этого места. Под ноги попался разноцветный пластмассовый самосвал, Канетт отпихнул его в сторону, что-то объяснив Женьке.
– Извиняется, что дети игрушки разбросали.
Ольга тяжело вздохнула:
– Не везет так не везет.
Писатель пригласил садиться и ушел в дом, откуда почти сразу вернулся с кувшином и стаканами. Кувшин был полон золотисто-желтого лимонада, в котором плавали апельсиновые и лимонные дольки; в чистых боках стаканов отражалось солнышко.
– Спрашивает, будем ли мы кофе.
– Я бы не отказалась. – Ольга благосклонно поглядывала на Канетта; тот ответил улыбкой и ушел обратно в дом. – Французы все такие гостеприимные?
– Здесь же коммуны повсюду. Социальная жизнь. Это нам кажется, что глухомань, а они счастливы, – объяснил Женька. – Гостеприимство тут очень развито, только по-английски почти никто не говорит. У них образование построено по-другому, считается, что делать упор на иностранные языки не нужно.
– Да ладно? – удивилась Ольга.
– Угу. В Париже получше, а здесь в школах – час иностранного в неделю, мне знакомые ребята говорили, когда приезжали учиться по обмену.
– Вот так история. А у нас без этого никак, да, Никит?
– Никак. – Малиновский был молчалив, величественен и мрачен. – Так, ребят, давайте закругляться с этим питием кофе и поедем дальше.
– Дальше – куда? – спросил Женька. – Телефоны не отвечают. Нет, если хочешь, я еще пару раз наберу, но, по-моему, дело это безнадежное.
– Вариант с кустами кажется мне все более привлекательным.
– Никит, подожди, у меня другая идея. – Женька потер подбородок. – Там же бумаги... Нехорошо лезть в чужие дела, но ввиду чрезвычайных обстоятельств можно прочитать. Вдруг там имя владельца чемодана.
– И что? Будем гоняться за ним по всей Франции?
– Приключение, – напомнила Ольга.
Никита фыркнул.
– Авантюристы хреновы. – Но голос у него был незлой. – Ладно, Женечка, почитаешь, если тебе больше делать нечего. А мы с Ольгой пойдем в Байё смотреть циновку. Да, Оленька?
– Какую циновку? – не сразу сообразила она.
– Ковер, – зато Женька сообразил. – Ну уж нет. Если ты решил в музей не возвращаться, то ковер я пойду смотреть вместе с вами.
– Ленивые журналисты, – вздохнул Ник. – Не хотят читать трудные французские документы... Не поеду я в музей. День какой-то дурацкий, а если день дурацкий с утра, то и к вечеру он лучше не станет.
Вернулся писатель с подносом, на котором стояли две чашки кофе, одну из которых он протянул Ольге и добавил что-то веселое.
– Он гордится, что умеет варить хороший кофе, – перевел Женька.
– Мерси. – Ольга поставила чашку и принюхалась. – Точно, есть чем гордиться... Жень, а спроси у него, какой он писатель?
– Что, знаменитый или нет?
– Что пишет? Вдруг он французский Стивен Кинг, практикующий. И нам все-таки пора сматываться...
Шутка себя уже исчерпала, но Никита все равно улыбнулся. Ольге было приятно, что он решил остаться с ними, – в конце концов, если уж Мон-Сен-Мишель будет завтра, почему бы не погулять в Байё. А с Малиновским веселее.
Канетт выслушал Женькин вопрос и ответил пространной тирадой, а потом снова ушел с террасы.
– Он собиратель местных легенд, – объяснил Ильясов. – Ездит по Нормандии, записывает, потом составляет сборник... Уже две книги выпустил. Обещал показать.
Канетт вернулся почти сразу, принес книгу в суперобложке и отдал почему-то Ольге, а сам уселся напротив. Томик оказался увесистым. На рисунке под фамилией автора высился неприступный и мрачный замок, у подножия недружелюбно плескались волны.
– Я смотрю, легенды-то веселенькие, – хмыкнул Ник.
– Зато автор – вот он, перед нами. – Ольга перевернула книгу: на задней стороне обложки красовалась фотография Канетта. – Гляди-ка, не соврал.
– А ты думала, соврет?
– Мистер Холмс, я теперь подозреваю всех.
Писатель тем временем что-то длинно объяснял Женьке. Ольга полистала книгу, но, разумеется, та была на французском, зато с прекрасными иллюстрациями, напоминавшими гравюры Доре. Здесь были и цветные вставки, с фотографиями средневековых росписей и гобеленов.