Норманны. Покорители Северной Атлантики

Джонс Гвин

Земля эта, по мнению Бьярни, вообще ни для чего не годилась. Снова они направились в открытое море и спустя четыре дня, сопровождаемые сильным попутным ветром, добрались до Херьольвснеса в Гренландии. Итак, не причинив ни малейшего ущерба своему кораблю или команде, Бьярни совершил именно то, что и намеревался, и «Гренландское сказание» сохранило для нас простой отчет о плавании этого практичного человека.

Все критические отзывы о Бьярни сводятся по сути своей к одному упреку: почему он не стал еще одним Гардаром, Оттаром или Эйриком Рыжим?.. Однако Бьярни был торговцем, а позднее — фермером, но никак не первооткрывателем. Но сам образ жизни норманнов на этом далеком севере являлся порукой того, что открытие Бьярни не будет забыто или оставлено без внимания людьми, постоянно испытывающими недостаток в хороших землях. Не было никакой необходимости самому пускаться в море, чтобы понять, что Бьярни говорит правду о новых землях на западе. Средневековая география культивировала мнение о том, что за пределами Гренландии можно найти большие территории. К тому же, когда люди забирались на высокие горы, расположенные по соседству с гренландскими поселениями (о чем информирует нас автор «Королевского зеркала»), они могли разглядеть далеко в океане либо саму землю, либо облачный покров, ассоциировавшийся у них с землей. И это неудивительно, ведь в самой западной своей точке Гренландия отделена от острова Камберленд всего лишь двумя сотнями миль. Было бы неверно думать, что в эпоху наиболее значительных норманнских открытий жители Гренландии не рискнули ответить на столь явный вызов судьбы и совершить такой короткий переход от одной территории к другой.

Путешествие Бьярни широко обсуждалось по всему Восточному поселению, и сыновья Эйрика Рыжего решили не упускать своего шанса. Поначалу предполагалось, что сам Эйрик отправится в новый славный поход

на запад, но судьба распорядилась иначе: по дороге на корабль он упал с лошади и из-за многочисленных переломов вынужден был остаться дома. Корабль, прежде принадлежавший Бьярни, был куплен у него сыном Эйрика Лейфом, замечательным моряком и первым капитаном, совершившим прямое плавание между Гренландией, Шотландией, Норвегией и в обратном направлении. Разумеется, он подробно расспросил Бьярни обо всех деталях его путешествия и заодно взял себе на корабль кое-кого из бывшей команды Бьярни. Лейф намеревался проплыть тем же путем, но в обратном направлении, и это ему прекрасно удалось. Вначале они доплыли до той земли, которую Бьярни увидел последней. На ней не было ни лесов, ни травы — только горы и лед. Одного лишь взгляда на нее было достаточно, чтобы понять, что Бьярни был прав: эта земля ничего не могла предложить фермеру. Они назвали ее Хеллуланд (Скалистая равнина) и поплыли дальше на юг.

Когда они в следующий раз подошли к земле и спустили свою лодку, перед ними лежала ровная местность, поросшая лесами. Именно здесь команда Бьярни безуспешно потребовала от него позволения сойти на берег за лесом и водой. На этот раз мы узнаем о земле лишь немногим больше: берег здесь был ровный и отлогий, покрытый чистым белым песком. И Лейф назвал ее Маркланд — Лесная страна. Но он еще не завершил своего плавания и потому не стал исследовать эту страну дальше. Проплыв еще два дня при северо-восточном ветре, они добрались до острова, который лежал к северу от того, что они сочли главной землей с ее выступающим далеко на север мысом. Именно этой области Нового Света Лейф дал название Винланд (Винландский мыс на картах, которые были изготовлены в 1590 году Сигурдуром Стефансоном и в 1605 году Хансом Поульсоном Резеном). Карта Сигурдура сохранилась только в копии, изготовленной в 1670 году Тордуром Торлакссоном. Карта ошибочно датирована 1570 годом (примерное время рождения Сигурдура). Велось немало споров по поводу того, использовал ли Резен при создании своей карты карту Сигурдура, или же обе они были сделаны на основе одного и того же оригинала. Приняв во внимание тот факт, что на карте Сигурдура линии широт для региона Западной Атлантики слишком завышены (благодаря чему северный Ньюфаундленд и южная Ирландия оказались на одной широте), все же важно отметить, что обе карты называют район северного Ньюфаундленда Винландским мысом. Лейф перезимовал на территории Винланда, и его постройки, включая большой дом в Лейфсбудире, стали первым свидетельством обитания европейцев на Американском континенте. Следующей весной они вновь вышли в море и при попутном ветре добрались до Гренландии живыми и невредимыми.

Дома, в Гренландии, путешествие Лейфа на запад подверглось столь же тщательному разбору, что и путешествие Бьярни. Разумеется, сделано было много, и все же в каком-то смысле Лейф лишь раззадорил любопытство своих соотечественников. Его брат Торвальд (так и кажется, что их отец, Эйрик Рыжий, говорит его устами) сразу же захотел узнать больше, причем настолько больше, что Лейф немедленно предложил ему самому отправиться в Винланд и все разузнать на месте. Именно так Торвальд и поступил. На этот раз он плыл хорошо известным маршрутом, что позволило ему без всяких приключений достичь Лейфсбудира, где он и перезимовал. Весной же, следуя ранее высказанному мнению о том, что территория Винланда нуждается в более серьезном исследовании, Торвальд отправил одну лодку со своего корабля для изучения западного побережья. В течение всего лета они исследовали эту прекрасную страну, поросшую густыми лесами, не обнаружив при этом никаких следов человеческого пребывания — за исключением разве что одного-единственного деревянного зернохранилища. На следующее лето Торвальд повел свой корабль на восток, а затем на север — в направлении Маркланда. Там он дал название Кьяларнес одному из мысов, починил там свой корабль и вскоре приплыл в доселе неизвестный, но очень красивый фьорд, берега которого были покрыты густым лесом. Здесь они впервые столкнулись со скрэлингами и убили тех из них, кто не успел спастись бегством. Но в ответном нападении погиб сам Торвальд — он был убит стрелой, которая попала в щель между его щитом и планширом. Команда же его благополучно вернулась в Лейфсбудир. Там они перезимовали, а следующей весной отправились в обратный путь и приплыли в Эйриксфьорд с грузом тяжелых, но будоражащих новостей.

За удачно проведенной (пусть и с фатальным исходом) экспедицией Торвальда, значительно обогатившей географические познания норманнов, последовало неудачное путешествие его брата Торстейна. Торстейн хотел перевезти останки Торвальда на родину, чтобы похоронить его рядом с его родными, но вместо этого провел нелегкое лето, пытаясь вырваться из-под власти штормовых ветров в бескрайнем океанском треугольнике между Исландией, Ирландией и мысом Фарвель. За этой экспедицией последовало путешествие Торфинна Карлсефни, пытавшегося основать на землях Винланда постоянную колонию. И потому, как нам кажется, пришло время задаться вопросом, а по возможности и установить: где же находилось это вместилище стольких надежд и стольких разочарований норманнов?

Для начала было бы неплохо рассмотреть эту сложную и не раз дискутировавшуюся проблему в общем контексте норманнских путешествий на запад через Северную Атлантику. Насколько мы можем судить, это продвижение на запад шло через пояс широт, северная граница которого совпадала в Норвегии с Трандхеймом, а южная — с Йереном или с Линдеснесом. Внутри или в непосредственном соприкосновении с этими 360 милями океанского пространства расположены Фарерские, Оркнейские и Гебридские острова, первые поселения в Исландии и Гренландии, а также наиболее близкие территории Североамериканского континента. Это область мощных ветров, свирепых штормов и бескрайних морей, так что в сагах нередко упоминается о кораблях, заброшенных стихией на юг, к самым берегам Ирландии. Все это дает основание искать Хеллуланд и Маркланд прежде всего в районе между 64-й и 58-й северными широтами, с возможным отклонением к югу до 52-й широты — особенно когда речь идет о моряках, сбившихся с курса под натиском мощных северных ветров. Так, например, произошло с Бьярни Герьольфсоном, который в трех днях плавания от Гренландии оказался во власти северных ветров и тумана и в течение многих дней вынужден был плыть или дрейфовать на юг. К счастью, в случае с Бьярни мы имеем немало подсказок, способствующих идентификации всех трех найденных им земель.

Первым было южное побережье Лабрадора (более точно — район залива Сандвич, полностью соответствующий описаниям, сохранившимся после путешествия Бьярни). Вторая земля лежала не более чем в 200 милях дальше к северу, по-прежнему южнее того места, где кончается полоса лесов, а значит, и южнее современного Нейна. Третьей же оказалась южная оконечность Баффиновой Земли, включая район острова Резолюшн и залива Фробишер. Путешествие Лейфа в обратном направлении привело его сначала к Баффиновой Земле, затем, с продвижением на юг, к лесистому Маркланду, а спустя еще два дня плавания — к северной границе Ньюфаундленда. Именно здесь (если мы доверимся свидетельству «Гренландской саги»), в районе, ограниченном с востока мысом Болд, с запада заливом Пистолет, а с севера Белыми горами, и лежит подлинный Винланд.

Но для многих ученых это «если» оказалось весьма труднопреодолимым, так что Винланд искали и находили в различных частях Американского континента — от залива Гудзон до штата Флорида. Трудностей существует немало: литературные свидетельства обычно не отличаются последовательностью, а порой и просто противоречат друг другу. В связи с этим различные географические детали, в приложении к более чем тысячемильной береговой полосе, могут подвергаться самой различной интерпретации. А все «норманнские» археологические находки, обнаруженные на Американском континенте, не смогли снискать полного доверия у наиболее авторитетных исследователей. Поэтому проблема Винланда остается: очень легко опровергнуть мнение других и гораздо труднее доказать правоту и основательность собственных выводов.

К счастью, различия между двумя нашими литературными источниками — версией «Флатейярбок» («Гренландская сага») и версией «Хауксбок» («Сказание об Эйрике Рыжем») — пусть и достаточно серьезны, но все же вполне преодолимы. В обеих версиях первоначальный материал обработан в соответствии с устоявшейся традицией литературных сказаний. Многочисленные отклонения, добавления, перетолковывания, а также смена акцентов — все это те вещи, которых и следовало ожидать. Но важно признать и то, что в целом эти литературные источники следуют одной исторической традиции. С самою начала «Гренландская сага» уделяет куда меньше внимания Исландии и исландцам, чем «Сказание об Эйрике Рыжем». «Гренландская

сага» связана прежде всего с семьей Эйрика Рыжего (что придает значительный вес ее отчету о путешествии Бьярни Герьольфсона), тогда как «Сказание об Эйрике Рыжем» уделяет гораздо больше внимания исландцам Гудрид и Карлсефни, потомком которых с гордостью называл себя Хаук Эрлендсон, собственник и соавтор версии «Хауксбок». Иногда используется различный материал, например кровавая экспедиция Фрейдис в Винланд, изложенная в «Гренландской саге», и героическая смерть Бьярни Гримольфссона, описанная в «Сказании об Эйрике Рыжем». Следуя различным ответвлениям одной и той же традиции, порой приводятся различные — и все же сопоставимые — версии одного и того же события (как, например, смерть Торстейна Эйриксона от чумы и его брата Торвальда от стрелы, пущенной одним из скрэлингов). Ясно и то, что автор «Гренландской саги» был хуже информирован относительно топографии Винланда, чем автор «Сказания об Эйрике Рыжем». В частности, он заставляет всех своих путешественников — Лейфа, Торвальда, Карлсефни и Фрейдис — приплыть в одно и то же место — Лейфсбудир, где все они, за исключением Торвальда, и поселяются. В «Гренландской саге» Лейфсбудир и Винланд более или менее синонимичны. Но в «Сказании об Эйрике Рыжем» это далеко не так. Здесь мы имеем дело с двумя детально описанными поселениями — Страумфьордом и Хопом, при этом нельзя не отметить, насколько описание Лейфсбудира соответствует описанию Хопа: мели, река и озеро. Вряд ли это может быть простым совпадением. И даже климат там одинаковый. В Лейфсбудире «климат оказался таким теплым, что им даже не пришлось заготавливать скоту сено: мороза зимой не было, и трава лишь едва поблекла». А в Хопе «снег так и не выпал, и скот продолжал кормиться на открытых пастбищах». И все же не стоит идентифицировать Лейфсбудир с Хопом — хотя бы потому, что в описаниях Лейфсбудира и Страумфьорда также имеется немало общего, а навигационные указания, равно как и географические реалии, позволяют предположить, что на самом деле это одно и то же место в северной части Ньюфаундленда. Вероятно, автор «Гренландской саги» сознавал свое невежество в подобных вопросах и потому составлял описание Лейфсбудира исходя из традиции, бытовавшей тогда в Снэфелльснесе в Исландии. В результате в «Гренландской саге» мы сталкиваемся с фактом, когда, согласно равенству Торхаллура Вильмундарсона, Страумфьорд + Хоп = Лейфсбудир. Однако тут мы должны позволить себе некоторое отступление и заметить, что наше доверие к «Сказанию об Эгиле» отнюдь не становится меньше только из-за того, что его описание битвы при Брунанбурге нельзя рассматривать в качестве штабного коммюнике. Историческая и антикварная ценность Eyrbyggja Saga вовсе не сводится к нулю из-за обилия в ней сверхъестественных историй. И если в «Ньяле» Гудмунд Могучий представляется в ином образе, чем в более ранней версии Ljósvetninga Saga, все же ни одно информированное лицо не усомнится в его существовании и не поставит под вопрос основные моменты его деятельности. То же самое можно сказать о «Гренландской саге» и «Сказании об Эйрике Рыжем». Но для начала следовало бы удалить из всех путешествий в Винланд наиболее явные выдумки и прочие недостоверные истории: сладкую росу Лейфа, Хаки и Хекью, неизвестный вид кита, обнаруженный Торхаллом Охотником, вторую Гудрид, одноногого, убившего Торвальда выстрелом из лука. Предпринимались довольно остроумные попытки рационализировать все эти чудеса. Так, сладкая роса оказалась секрецией тли; приводятся также ссылки на слабительные свойства жира китов. Одноногий — это эскимос, танцующий на одной ноге. «Этот одноногий, без сомнения, был эскимосской женщиной маленького роста, одетой в традиционное для эскимосских женщин платье с длинным подолом. Преследовавшим ее людям она неизбежно должна была показаться одноногой». Некоторые полагают, что одноногий казался таковым или из-за своей одежды, или снаряжения. Такое изъятие не повредит самим путешествиям и никак не упростит реальных проблем, однако очистит их от некоторого мусора. В течение последних двадцати лет было немало споров о том, не должны ли мы освободить эти истории и от виноградных лоз. Но Винланд в нашем понимании — это описательное название, такое же, как Исландия (Ледяная страна), Гренландия (Зеленая страна), Хеллуланд (Скалистая равнина) и Маркланд (Лесная страна). То же самое можно сказать об Овечьих (Фарерских) островах, Медвежьих (Бьярнейяр) островах, Килевом мысе (Кьяларнес) и Чудесном побережье. Впервые название Винланд встречается нам в «Описании островных земель Севера», четвертой книге Адама Бременского. Адам сообщает нам, что всю информацию о Винланде он получил от датского короля Свейна Эстридсена, который умер в 1076 году: «Он рассказал мне еще об одном острове, который видели в том океане многие мореходы. Называется он Виноградной страной, так как там растет много дикого винограда, из которого получается превосходное вино. И то, что там в изобилии растет несеяное зерно, мы узнали не из легенд и преданий, но из достоверных сообщений датчан».

Король Свейн, а за ним и Адам придерживались того же мнения насчет Винланда, что и Торхалл Охотник, который в стихах (признаваемых всеми как несомненно подлинные) жаловался на то, что, к его величайшему огорчению, ему пришлось пить лишь воду из источника. В стихотворной традиции Винланд — это именно Vínland (Виноградная страна), или Vínland hit góða (Благодатный Винланд), поскольку там росли виноградные лозы и гроздья, из которых делалось вино. Этот факт столь часто упоминается в различных сагах, что позволяет нам с уверенностью отклонить теорию, согласно которой Винланд был вовсе не Vínland, a Vinland — Травяная страна, или же Страна пастбищ. Это мнение было высказано в 1888 году шведским филологом Свеном Сёдербергом. Он полагал, что создатели саг некритично восприняли информацию, приведенную Адамом Бременским, который в свою очередь опирался не столько на достоверные факты, сколько на самые невероятные слухи. Если мы примем такую версию, как это сделали многие современные исследователи, приравнявшие Винланд к северной оконечности Ньюфаундленда, — как, например, финн В. Таннер, норвежец Хельге Ингстад (который, впрочем, не отвергает возможности того, что в Винланде росли дикий виноград и пшеница) и датчанин Йорген Мельдгаард, — то это избавит нас от многих проблем (хотя бы от необходимости помещать Винланд внутри северных пределов роста виноградных лоз в конце X столетия). Избавит это и от необходимости выискивать свидетельства того, что для гренландцев и исландцев виноградные лозы и гроздья вовсе не были виноградными лозами и гроздьями, а были клюквой, брусникой, ежевикой, черной смородиной, голубикой и даже березами (просто невозможно перечислить здесь весь список заменителей). Это также позволяет выстроить рациональную и привлекательную гипотезу о цепочке земель, протянувшихся к югу: каменистая, лесная и покрытая травой (возможно, однако, слишком рациональную). Не возникает сомнений, что vin — пастбище, луг, трава — является одним из наиболее часто встречаемых элементов в топонимике древних норвежцев, но к моменту винландских путешествий он практически полностью исчезает из употребления, так что его уже невозможно найти в топонимике Фарерских островов, Исландии или Гренландии. Разумеется, вполне возможно и такое объяснение: исландские создатели саг, будучи незнакомы с элементом (почти всегда суффиксом) — vin и к тому же оказавшись под влиянием рассказов о Счастливых островах, легко переделали его в vín-. И все же, как мне кажется, нет никаких особых причин отметать в сторону все те свидетельства о Винланде (Vínland) именно как о Виноградной стране, и поэтому я, с учетом всех вышеперечисленных трудностей, предпочитаю придерживаться данной интерпретации. Разумеется, трава была не только желательным, но и необходимым элементом для потенциальных колонистов Винланда, так же как и для их отцов на Фарерских островах, в Исландии и Гренландии. Наличие в одном месте строительного леса и пастбищ, без сомнения, привело бы их в полный восторг. Но виноградные гроздья могли стать главной, более веской причиной, позволяющей Лейфу подтолкнуть своих гренландских соотечественников к колонизации новых земель. В том, что касалось наименования земель, как, впрочем, и во многом другом, Лейф был сыном своего отца и потому никогда не назвал бы новую землю Страной травы, так как уже существовала Гренландия — Зеленая страна. Есть еще одна причина, по которой мы должны поверить в то, что там рос виноград. Сегодня северная граница роста виноградных лоз проходит в районе 45-го градуса северной широты, однако в 1530 году Жак Картье, открывший реку Св. Лаврентия, обнаружил по обоим берегам ее обилие виноградных лоз, а в заливе Шалёр и на островах Шамплэн — большое количество диких злаков, похожих на рожь или овес. Лей и Дэни подтверждают эти сообщения. Поэтому вполне допустимо предположить, что в период более благоприятных климатических условий, существовавших во время путешествий к Винланду, дикий виноград рос также на территории, включающей в себя северный Ньюфаундленд. Наконец, мы вряд ли нанесем серьезный удар по достоверности изложенных в сагах фактов, если предположим, что виноградные лозы были найдены вовсе и не на самом севере Ньюфаундленда, а во время плавания норманнских моряков дальше к югу (как они поступали по меньшей мере два раза). Это тем более допустимо, что на данный момент не существует теории винландских путешествий, которая находилась бы в согласии со всеми свидетельствами.