Ностальджи
Шрифт:
– А как же...
– В Штатах я нашла свое счастье в элитарном эстетическом стриптизе, – гордо ответила Алина.
– Значит, наука... и значит, ты вернулась не ради науки? – Миша был потрясен.
– Нет.
– Значит, любовь ко мне...
– Любовь к тебе – а дети у меня мулатики! – рассмеялась Алина.
Она широким жестом указала на большого толстого негра, который прижимал детишек к своей широкой груди и добродушно улыбался, потому что совершенно не понимал, куда он попал и с какой целью.
– Он... он вместо
– Если ты имеешь в виду астрономию, то я этого с ним не делала, – цинично ответила Алина и стала из-за этого еще красивее.
Раздались аплодисменты. Собравшиеся вокруг, за исключением пожилых женщин, были настолько заворожены ее красотой, что готовы были простить любой цинизм.
– Я его убью! – закричал Миша.
– Он тебя сейчас убьет, – со смехом сообщила негру Алина на пристойном английском языке.
Негр поднял черные брови и отдал детей подержать своей местной теще, потом показал Мише Стендалю свой кулак.
– Это кулак чемпиона Олимпийских игр в полутяжелом весе, – объяснила собравшимся Алина. – Притом он не понимает по-русски и будет действовать в пределах допустимой самообороны.
– Остановитесь! – закричал Лев Христофорович. – Не лучше ли нам развеять недоразумение? Скажите собравшимся, что же вас привело в Великий Гусляр? Что заставило вас прилететь сюда? Любовь к Мише Стендалю?
– Только не это! – возразила красавица.
– Может, любовь к маме?
– Немножко да, а немножко нет, – сказала Алина.
– Тогда что же?
– На родину захотелось! – ответила молодая женщина. – Такая на меня ностальджи напала – мочи нет! Спать не могу, пищу принимать не могу, любовью заниматься не могу, да?
– На родину захотелось! – заявил математик Квадрант. – Я и не подозревал, что может существовать такое дикое чувство.
– И я пожелала перед смертью прикоснуться к земле моих предков, – проскрипела графиня Мейендорф на старинном, но неправильном русском языке.
Нестройно, но искренне и громко эти слова были поддержаны криками остальных пассажиров автобуса.
– Что и требовалось доказать, – сказал профессор Минц. Он был доволен, как бывал доволен академик Павлов, когда у его любимой собаки отовсюду начинала капать слюна.
...Словно Эркюль Пуаро, знаменитый сыщик, который обязательно собирал всех подозреваемых в одной комнате и вел их за собой по глухим извилинам преступного ума, Лев Христофорович Минц пригласил в тот же вечер своих друзей, а также иных заинтересованных лиц во двор своего дома. Они уселись вокруг стола, за которым уже третье поколение жильцов рубилось в домино.
Там сидели сам Минц, его ближайший друг Корнелий Удалов, репортер Миша Стендаль, а также никем не званные старик Ложкин и Ходжа Эскалибур, претендующий на звание волшебника и прорицателя.
Правда, от Ходжи была и польза: он принес с собой ящик пива и поставил его посреди стола. А за стаканами сбегал Корнелий.
Вечер был теплый, даже не дуло. Пели птицы.
– Получив просьбу Миши Стендаля о возможном возвращении на родину девушки Алины, которая уехала в Штаты изучать астрономию, я подумал: а как это сделать? Ведь невозможно изобрести приворотное зелье!
– Хотя в истории такие случаи отмечены, – вмешался наглый Ходжа Эскалибур. – Пресловутая Клеопатра широко использовала некий состав, разработанный в ее лаборатории.
– А доказательства? – воскликнул Минц, не выносивший прорицателя.
– Какие нужны доказательства, если сохранились ее портреты?
Минц замолчал, потому что аргумент сразил его наповал.
Только через минуту он собрался с духом, чтобы продолжить свой рассказ:
– Внушить любовь к определенному молодому человеку я не мог по причинам, в первую очередь, этическим. Ведь это было бы насилием над человеческой природой. Любовь или есть, или ее нет. Кому нужна любовь навязанная? Как ты думаешь, Миша?
– Не знаю, – промямлил Стендаль, потому что не был уверен в правоте профессора.
– Но можно обратиться к другим чувствам, свойственным каждому человеку, но дремлющим под слоем повседневности. Например, присмотримся к любви к родине. Она генетически заложена в любом человеке. Обстоятельства могут заставить его с этой родины сбежать. Но тоска по родине останется. Даже если он сам об этом не подозревает. И я подумал, если я разбужу в девушке Алине тоску по родине, скажем – ностальгию, то она захочет вернуться домой, в Великий Гусляр, и оглядеться. Дальше она – вольный человек. Вспомнит Стендаля, захочет к нему приблизиться – ее воля. Мы эту волю уважаем. А если предпочтет другого – то бог ей судья.
– Но она же замужем! – закричал Стендаль. – Она вышла замуж за боксера, представляете?
– Не представляем, – сказал Удалов. – Никогда не были боксерами.
– Я ничего дурного с этой девушкой не сделал. Она повидается с мамой, поглядит на закаты над нашей рекой, встретится с подругами и побеседует с Мишей.
– Она не хочет со мной беседовать! – расстраивался Стендаль. – Она была стриптизершей! Может, даже порнозвездой.
– У нее чудесные детишки, шоколадные, – заметил Корнелий Иванович.
– Она предала астрономию!
– Но полюбила домашнее хозяйство.
– Но когда я ставил эксперимент, – продолжал Минц, – я не мог ограничить себя одним частным случаем. Он ведь ничего не доказывал и ничего не давал народу в целом. А ведь проблема России, как и проблема Турции, а также Бангладеш – утечка мозгов и тел. Только подрастет аспирант, а его уже в Колумбийский университет приглашают, а то и на фирму. Только округлится попка у нашей красотки, как ее уже вызывают к американскому фотоаппарату или, того хуже, к похотливым американским лапам.