Ностальжи. О времени, о жизни, о судьбе. Том III
Шрифт:
Тогда, после выпускного вечера, когда на рассвете ребята расходились по домам, он торжественно поклялся ей:
– Буду журналистом!
– А я – трактористкой!
– Ну и зря…
Он снисходительно улыбался её непонятному чудачеству.
– А вот и нет. Ничего ты не понимаешь, чванливый писателишка…
Насмешливо хлопнула калитка, за листвой яблонь мелькнуло её белое платьице. А он остался один на залитой лунным светом улице, один со своими мечтами и уверенностью в их осуществлении: ведь недаром его последнее классное сочинение на свободную тему читала вся школа, и как-то по-особенному пристально на своего
Но упрямая Тонька с последним своим поцелуем, видно, унесла за калитку и его счастье. В университет Миша не прошёл по конкурсу, и даже сейчас, вернувшись после долгих лет в родные края и начав всё же работать в местной газете, он с горьким разочарованием сделал открытие, что желанный и влекущий его так настойчиво труд журналиста оказался довольно нелёгким и не сладким. Вот вчера, например, посылая Михаила в командировку на районное соревнование пахарей, редактор с досадой заметил:
– Пишешь ты, парень, каким-то дерюжным языком. Почти полгода работаешь у нас, а ничего путного не выдал…
Он ещё что-то хотел сказать, но потом только рукой махнул и бросил угрюмо:
– Делай выводы, дружище: или – или…
Действительно, у Михаила никак не клеилась работа, никак мысли не воплощались в нужные слова на бумаге. А после вчерашнего упрёка редактора вообще руки опустились. И, видно, ещё и поэтому он не подошёл сейчас к Тоне – стыдно было, что ли…
Последние минуты перед стартом. Группа экспертов уже оценила техническое состояние машин и плугов. Михаил невольно с удовлетворением отметил про себя, что Тоня пока потеряла только два очка. От неё ни на шаг не отходил высокий чернявый парень – всё давал советы, наставления. Вот и сейчас он, вытирая ветошью руки, успокаивал её:
– Хорошо для начала, Тоня. Главное – не торопись. Первую борозду не спеша пройди – ровно ляжет пласт. Развальную борозду будешь делать – всё внимание…
И как-то по-особенному, тепло и ласково смотрел он на свою подопечную с высоты почти двухметрового роста.
Главный судья соревнований взмахнул флажком. Затарахтели деловито дизели, отшлифованные до зеркального блеска лемехи плугов перевернули первые чёрные пласты.
Больше всех болельщиков собралось возле участка трактористки. Сразу же кто-то сочувственно отметил, что при жеребьёвке ей досталась трудная полоска поля: по середине – сырая впадина, да вдобавок ещё обнаружилась скрытая островком бурьяна кучка слежавшейся соломы. Но Тоня спокойно вела свой «Беларусь» и, кажется, совсем не обращала внимания на то, что трактористы-асы справа и слева уже «пробежали» свою первую борозду – первый след как по ниточке вывела. У кого-то из болельщиков невольно вырывается восхищение:
– Молодчина девка! Утрёт нос мужикам…
Закончен первый круг. Судьи делают контрольные замеры глубины вспашки, прямолинейности первой борозды. Удовлетворённо кивают головами:
– Хорошо!
Чернявый парень уже тут как тут, протягивает в кабину бутылку с холодным «Нарзаном». Тоня пьёт прямо из горлышка – жарко, солнце после затяжных дождей печёт немилосердно, будто старается наверстать упущенное. Болельщики шутят добродушно:
– Дмитриевна! Помни – за рулём пить не положено!
Задорно блеснули в улыбке влажные зубы.
– «Нарзан»-то?
И снова в путь, ведь первая борозда – это только начало…
Внимание и заботливое участие посторонних людей, многих из которых она вообще сегодня впервые встретила, подбадривали, успокаивали. На мгновение сознание выхватило из толпы болельщиков вроде бы знакомое лицо. Попыталась вспомнить, кто бы это мог быть, но тут же отказалась от этой затеи, – пахота поглощала всё внимание. Только с сожалением подумала, что нет здесь подружек, с которыми работала зимой на ферме, а по вечерам занималась на курсах трактористов, – посмотрели бы, как она пашет. Только один и знакомый здесь – совхозный механик Олег Ниценко. Перед началом соревнований он пытался успокоить, говорил:
– Призового места тебе, конечно, не занять – опыта ещё маловато. Но участвовать надо – хорошая школа…
Вот и последний круг. Удачно всё-таки рассчитала: невспаханная полоска всего около метра шириной – как раз для одного захвата. Но ведь сейчас надо развальную полосу делать… Олег говорил: «Крепче руль держи, чтоб плуг не бросало. А то не борозда получится, а канава». Это брак, значит. Но, видно, всё же поспешила немного сделать заезд, потому что Олег сзади остался с огорчённым лицом, качал головой и что-то говорил окружающим. А она не слышала его слов и больше не оборачивалась, сосредоточилась целиком на работе и даже не заметила, что начала огрех, а потом сама же его и исправила: машина на удивление стала послушной, будто слилась с трактористкой воедино.
Олег, действительно, сокрушался позади:
– Ох, испортит она всё. Так хорошо начала, и вот…
Кто-то пошутил:
– Сам бы сел за руль…
– Сам бы прошёл, а вот для неё эта борозда первая – никогда ещё в развал не пахала.
– Не горюй, паря, хорошо она пашет. Ровное поле, как после бороны, ни клочка бурьяна наверху.
Другие рядом подхватили наперебой:
– Чисто с женской аккуратностью…
– Ей бы ещё немного скорости – совсем бы хорошо было…
– Не боись, будет ещё и скорость…
Михаил, приглушая вдруг народившуюся неприязнь к этому высокому чернявому парню, подошёл к нему, представился.
– Корреспондент? – будто удивился тот. – Вот и добре. Напиши о ней просто: молодец! Была лучшей дояркой в совхозе, ещё лучшей трактористкой станет. Трое девчат у нас ходили на курсы, одна она села на трактор – две другие испугались. Бабы судачили: «Отчаянная!» Другие пугали: ничего у неё не выйдет, не женское это, мол, дело. А вот и вышло! – с каким-то ликующим торжеством подытожил он. Потом закончил: – Мы с ней на одном курсе в институте, на заочном отделении. Хорошая она, знаешь…
Парень уже отвернулся от Михаила и с тёплой задумчивостью смотрел в конец поля.
Заглушив трактор, Тоня медленно шла по меже, вытирая разгорячённое лицо цветастым головным платочком. Её встречали болельщики, механизаторы, участвовавшие в соревновании, в большинстве совершенно незнакомые ей люди.
– Утомилась, Дмитриевна?
– Конечно, – устало улыбнулась в ответ. – С непривычки-то…
Она обвела ищущим взглядом обступивших её мужчин, как будто искала кого-то среди них, но не находила. Потом провела ладонью по лицу, откидывая назад рассыпавшиеся русые волосы, и лукавые искорки заплясали в её глазах.