Ноука от Горького Лука
Шрифт:
Владельцы и обслуга старались не борзеть. Конечно, они чувствовали себя хозяевами, не пресмыкались и могли отказать в обслуживании. Но путешествовали тогда, как правило, непростые люди (простые сидели по домам). И дело даже не в том, что туристы были в основном вооруженными (щас пистолетчики набегут), а в том что перемещались они группами, готовыми к любому зигзагу судьбы в дороге, и применяли насилие без раздумий. Поэтому обслуга старалась свести количество контактов с посетителями к минимуму, та и вообще лишний раз не отсвечивать. Так что классический трактир — это не «Три Пескаря» или «Гарцующий Пони», а скорее ганделык из «Огнем и Мечем» Ежи Гофмана. Местные
Так что исторически подаватели и поедатели в системе общепита вращались по разным орбитам, стараясь не пересекаться лишний раз без нагальной необходимости.
***
Положение вещей изменилось в Западной Европе вместе с развитием городской культуры, и раз уж я взялся иллюстрировать кинематографом и литературой, то приведу в пример карьеру шоколадницы Анжелики, бывшей маркизы ангелов из романов Сержа и Анн Голон. Богатые мусье и мусьихи не просто приходили пожрать шоколадов, измазюкав мурмизьены, но использовали общественное место для общения, звыняйте за тавтологию — это было проще, оперативнее и выгоднее, чем приглашать гостей домой «на четверги у княгини N».
Естественно, прислуга в таких «салонах напрокат» имитировала домашнюю, привычную. И не обслуживала, грохая тарелку с гороховой похлебкой на стол перед клиентом, как в трактире, а именно что прислуживала, внося стоимость услуг в стоимость визита — вместе с шоколадом, арендой помещения и репутацией заведения. Сервис стал частью сервиса, как бы странно это не звучало. И опять же, подавальщики старались не отсвечивать лишний раз — но уже по другим причинам.
Именно эту модель переняли московиты, в ряду остальных моднявок, натащенных с Запада — венгерок, мазурок, ментиков, стрижек под горшок и прочих трендов угорского да ляшского строя. И извратив ее в итоге, как и остальные заимствования из Западной цивилизации. Чего стоили одни «австерии», сооруженные Петром после поездок в Европу, и в которые боялись ходить даже самые отпетые голландские и английские головорезы, головорезавшие от Бискайи аж до Ньюфаунленда. Петр как-то не учел, что европейские портовые кабаки создавались не для оргий бояр да детей боярских, а для совместного отдыха примерно одинаковых по статусу людей. Князья оттягивались в других местах, подальше от лишних глаз, в компании себе подобных.
Охуевшие после посещения подобных мест в Питерсбурхе, европейские матросы рассказывали дома, как в одной корчме, на их глазах, дрались сразу два пьяных великих князя и еще четыре князя простых, не великих — используя в кабацкой драке все возможные средства, кроме кавалерии и гаубиц Шувалова. Официантами там служили отставные преображенцы, которых после смены списывали по графе «боевые потери».
Обезьяна надела очки на жопу, ей понравилось, идея традиционного кабацкого отдыха в салонном интерьере в России укоренилась, и начала развиваться и эволюционировать, согласно менталитету. А хуле делать в той скушной цукерне? Где широта души? Бей хрусталь, спасай Россию!
Цыган, кочующих между столиками в ресторации заимствовали в Европах, но вот прикрутить к ним блохастого и ароматного медведя — уже отечественное развитие идеи. Особенно прикольно, что развлечение европейского быдла считалось шиком для тогдашних российских селебритиз. Можно было бы сразу додуматься ходить жрать в цирк, опередив американцев с их кино и попкорном. А вообще, медведей удалось повыгонять из российских ресторанов только после того, как женщинам разрешили раздеваться на сцене хотя бы до панталон и корсета. До этого победить злоебучего цыганского медведя не мог ни один венский пианист.
Вместо того чтобы выебываться в заведении друг перед другом, как и положено в любом салоне с закусками, азиаты традиционно начали выебываться перед безответной прислугой: «Эй, щлаек! Поть сюды. Валаки-тка мне пантофлей в абажуре, да штоп тигровые, королевские, да щикаладов целиком запеченых в своем соку, да водоньки-родименькой! Да лезь голый на стол, я в тя маслиной пуляться буду! Купеццтво гуляет, алтын за маслину плачу!»
Кацап любую услугу, даже формальную, воспринимает как холопство. Формальную даже больше, потому что случайного, таймшерного холопа можно использовать не заботясь о здоровье и состоянии собственности.
Кто считает что я преувеличиваю, тот нехай погуглит «Прохоров в Куршавеле» и «Российские туристы в турецком отеле». Поведение кацапских свиней отличается исключительно масштабом свинства, обусловленным диапазоном возможностей от Куршавеля до Анталии, но по составу и происхождению свинство абсолютно идентично, как капля и океан суть та же вода.
Официанты угрюмо смотрели на это дело, прикладывая к подбитым глазам холодные мельхиоровые ложки и перематывая мокрыми полотенцами головы.
Но уже вставала заря третьей эпоха харчевания — промышленные говноежки, сети и франшизы. Владельцы шикарных рестораций сравнили свои доходы от трюфелей с доходами от картошки-фри в серых безликих пищеблоках и схватились за головы. Официанты, злорадно усмехаясь, срывали с себя остоебенившие фраки и бабочки, и напяливали кепки с козырьком. Близилось время расплаты.
Чад и УГАР, або Без друзей тебя чуть-чуть
Судя по всему, президент опять отобрал штурвал у пилота порулить, потому что правительственный борт промахнулся мимо посадочной полосы, снес забор из рабицы, ограждавший аэропорт, и приземлился в рыжей саванне на семьсот метров дальше конца рулежки. При посадке подломилась передняя стойка шасси, и завалившийся на нос «Эмбрайер» с бортовым номером CAD-001 выглядел приготовившимся к спариванию. За неприлично приподнятым и оттопыренным хвостовым оперением смерчами завивалась и оседала красная африканская пыль.
Так что торжественную встречу пришлось перенести на семьсот метров. Громыхая берцами и лязгая разъебаными китайскими клонами АК-56, колонной по двое бежала президентская гвардия «Львы Акумбо». За ними, лениво щелкая чамбоком и меся жвалами чуингам, трусил бельгийский инструктор из «Академи». Президентский оркестр с тамтамами и вувузелами, блестя потными черными торсами, волок на себе скатанную в рулон красную дорожку, а позади всех, доламывая остатки забора, а саванну выруливал бронированный лимузин, из люка которого торчали курчавые головы министров экономики и иностранных дел. Министр образования, размахивая руками, бежал за лимузином.
Наконец, суматоха улеглась, красную дорожку развернули возле самолета, подкатили к выходу трап, тамбурмажор взмахнул ассегаем с золотыми кистями, и оркестр из всех вувузел грянул гимн Чада — «От Ндибеле на Западе до Ндуду на Востоке раскинулась страна моя привольно и широко».
Перекосоебленная дверь «Эмбрайера» открылась, повиснув на одной петле, и на трап ступил Его Превосходительство, пожизненный Президент Чамбийской Африканской Джамахерии (ЧАД), господин Чамбо Келеле Третий.
Его Превосходительство помахало рукой и оркестр заткнулся. Президент икнул, хихикнул и сделал заявление: