Нова. Да, и Гоморра
Шрифт:
Мать рухнула на колени, прямо на грязный пол, ловила ртом воздух, тихо всхлипывала. Отец поймал ее за плечи:
– Дана! Что он сделал? Что случилось?
Мать затрясла головой.
Князь бежал прямо на Таву.
– Лови его! – крикнул отец на португальском.
Аарон рявкнул:
– Князь!
Мальчик обмяк как по команде. Повис на руках у Таву, весь белый.
Мать встала на ноги и кривила лицо на плече отца. Лорк расслышал ее слова: «…и мою белую птичку…»
– Князь, иди сюда! – приказал Аарон.
Князь побрел назад, двигаясь
– Вот что, – сказал Аарон. – Пойдешь домой с Даной. Она просит прощения, что сказала о руке. Она не хотела оскорбить твои чувства.
Мать с отцом поглядели на Аарона. Отец подался вперед; мать отшатнулась. Аарон Красный обернулся к ним. Коротышка. Лорк не видел в нем ничего красного, кроме уголков глаз.
– Понимаете… – Аарон как будто устал. – Я никогда не упоминаю его патологию. Никогда. – И как будто расстроился. – Не хочу, чтоб он чувствовал свою ущербность. Я не разрешаю указывать на то, что он другой, вообще. При нем нельзя об этом говорить, понимаете? Вообще.
Отец порывался что-то сказать. Но только вечер сорвался все-таки по его вине.
Мать посмотрела на одного, на другого, на свои пальцы. Их баюкала, поглаживая, другая ладонь.
– Дети… – сказала она. – Пошли со мной.
– Дана, ты уверена…
Мать оборвала его взглядом.
– Пошли со мной, дети, – повторила она.
Они вышли из шатра.
Таву ждал снаружи.
– Я с вами, сеньора. Провожу вас до дому, если желаете.
– Да, Таву, – сказала мать. – Спасибо. – Она держала руку на животе, на ткани платья.
– Мальчик с железной рукой. – Голова Таву дернулась. – И девочка, и ваш сын. Я привел их сюда, сеньора. Но они меня попросили, поэтому. Велели вести их сюда.
– Я понимаю, – сказала мать.
На этот раз они пошли не через джунгли, а по тропинке пошире, мимо спуска, откуда акватурбы возили шахтеров в подводные шахты. Высокие конструкции покачивались в воде, бросая на волны двойную тень.
Возле парковых ворот Лорка вырвало.
– Подержи ему голову, Таву, – распорядилась мать. – Видишь, Лорк, тебе вредно так волноваться. И ты опять пил их простоквашу. Тебе получше?
Ни слова о роме. Эту тайну сохранили запахи шатра и еще душок, шедший от Таву. Князь и Лала молча наблюдали, поглядывая друг на друга.
Наверху мать перезагрузила нянечку, заперла Князя и Лалу в их комнатах. И пришла в детскую.
– Мамочка, твоей руке еще больно? – спросил он с подушки.
– Да. Кости целы, хотя и непонятно почему. Вот уложу тебя – вызову медико-блок.
– Это все они! – выпалил Лорк. – Сказали, хотят посмотреть, куда вы все пошли.
Мать присела на кровать и стала гладить его спину здоровой рукой.
– А ты сам разве не хотел, самую чуточку?
– Да, – не сразу сказал он.
– Я так и подумала. Как животик? Мне все равно, кто что говорит, я не пойму, чем полезна простокваша.
Он так и не сказал ни слова о роме.
– Доброй ночи. – Она пошла к двери детской.
Он помнил, как она касается тумблера.
Он помнил, как вращается крыша, а сквозь нее темнеет луна.
Князь Красный всегда ассоциировался у Лорка с приходом и уходом света.
Голый Лорк сидел у бассейна на крыше и готовился к экзамену по петрологии; пурпурные листья у скального входа взяла дрожь. Стекло гудело под натиском внешней бури. Башни Ковчега, крылатые, чтобы скользить по ветру, искажались сверкающей изморозью.
– Папа! – Лорк щелчком погасил читалку и встал. – А я третий по высшей математике. Третий!
Фон Рэй, в отороченной мехами парке, прошел сквозь листья.
– И ты, видимо, считаешь, что в данный момент учишься. Может, в библиотеке удобней? Как можно сосредоточиться среди всего, что отвлекает?
– Петрология, – сказал Лорк, показывая записчик. – Чего тут учить-то? У меня уже высший балл.
Только год или два назад Лорк научился расслабляться, невзирая на требование родителей быть идеальным сыном. А научившись, осознал, что требования стали ритуальными и фатическими – и дают простор для общения, если выдержать первый удар.
– Ого, – сказал отец. – В самом деле? – Улыбнулся. Пока он расшнуровывал парку, снег на волосах обращался в воду. – По крайней мере, ты учишься, а не ползаешь по машине «Калибана».
– К слову говоря, папа. Я зарегил «Калибан» на Регату Нового Ковчега. Вы с мамой придете на финиш?
– Если сможем. Ты же знаешь, матери в последнее время нехорошо. Последний полет был крутоват. И она волнуется из-за твоих гонок.
– Почему? Они учебе не помеха.
Фон Рэй пожал плечами:
– Она считает, что гонки опасны. – Он положил парку на скалу. – Мы читали о твоем призовом месте на Транторе месяц назад. Поздравляем. Да, она за тебя тревожится, но когда сообщала всем этим душным женщинам в клубе, что ты – ее сын, горда была как куропатка.
– Жаль, что вы не приехали.
– Мы хотели. Но выкроить месяц из поездки было никак. Кстати, у нас для тебя подарок.
Лорк последовал за отцом вдоль ручейка, вившегося из бассейна. Когда они вошли в дом, ступив на лестницу за водопадом, фон Рэй положил руку на сыновнее плечо. Под их весом ступеньки начали подъем.
– В этот раз мы остановились на Земле. Провели день в обществе Аарона Красного. Кажется, вы встречались, когда-то давно. Корпорация «Красное смещение»?
– На Новой Бразилии, – сказал Лорк. – У шахты.
– Ты даже это помнишь?
Ступеньки разгладились и понесли их по оранжерее. Из кустов повылетали какаду, забились о прозрачную стену – под ее нижними панелями лежали сугробы; уселись на кровишню, и ее лепестки заклевали песок.
– С ним был Князь. Твой ровесник, может, чуть постарше.
Лорк в общем представлял себе, что делал Князь все эти годы, – ребенок обычно в курсе, что происходит с детьми родительских друзей. Недавно Князь стремительно сменил четыре школы, и, по слухам, просочившимся в Плеяды, лишь благодаря капиталу «Красного смещения» эти переходы всякий раз не называли исключением в открытую.