Нова
Шрифт:
— Катин?
— Э... Да? — его глаза, прикованные к медного цвета облакам, обратились к Мышонку.
— Что это?
— Где?
— Там.
В развороченных глыбах тумана блеснул металл. Черная сеть, колыхаясь, показалась в волнах. В тридцати футах от них сеть полностью выпрыгнула из тумана. Человек, прицепившийся к ее середине руками и ногами, в развевающейся одежде, с черными волосами, выбивающимися из-под маски, направлял сеть в желоб. Туман скрыл его.
— Это, — сказал Катин, — это нетрайдер, охотящийся на местных аэролатов или, возможно, на аквалатов, которые водятся в каньонах на плато.
— Да? Ты бывал здесь?
— Нет. В университете я просмотрел дюжины выставок Алкэйна. Каждая
— О!
Еще два нетрайдера с сетями. Туман заискрился и выпустил четвертый и пятый, а потом шестой силуэт из своего мрачного чрева.
— Словно целая стая.
Райдеры тянули за собой туман, открывая полосы чистого пространства.
— Сети, — задумчиво произнес Катин. Он облокотился на поручень. — Гигантская цепь, протянувшаяся среди звезд, сквозь время... — он говорил тихо и неторопливо. Нетрайдеры исчезли. — Моя теория: если представить общество как... — он быстро взглянул в направлении звука, похожего на дуновение ветра.
Мышонок достал свой сиринкс. Серые огни кружились в бешеном хороводе, вылетая из-под Смуглых, подрагивающих пальцев. Сквозь туман сверкали золотые сети, обволакивая нежную мелодию. Воздух был звенящим и прохладным. Был запах ветра, но самого ветра не ощущалось...
— Это было просто великолепно!
Мышонок поднял голову. Тай стояла за спиной Себастьяна.
— Благодарю, — он усмехнулся и стал втискивать инструмент в футляр — у меня есть кое-что для тебя, — он сунул руку в футляр. — Я нашел ее на полу в «Рухе». Мне кажется... ты выронила ее.
Он взглянул на Катина и постарался убрать с лица сосредоточенность. Потом взглянул на Тай, и рот его раздвинулся, как отражение ее улыбки.
— Я тебя благодарю, — она положила карту в боковой карман кофты. — Ты этой картой любовался?
— А?
— Ты на любой карте достичь можешь медитации? — Ты это делал? — спросил Себастьян.
— О, да. Я очень долго смотрел на нее. Я и капитан.
— Это хорошо, — Тай улыбнулась. Но Мышонок уже возился с ремнем.
В Фениксе Катин спросил:
— Ты в самом деле не хочешь идти?
Мышонок снова возился с ремнем футляра.
— Нет.
Катин пожал плечами.
— Я думаю, тебе там понравилось бы.
— Мне уже приходилось видеть музеи. Я хочу немного побродить.
— Ну, — сказал Катин, — тогда о'кей. Увидимся, когда вернемся в порт, — он повернулся и побежал по каменным ступеням за капитаном и остальными. Они ступили на движущуюся ленту дороги, и она понесла их сквозь скалы к сияющему Фениксу.
Мышонок глядел вниз, на туман, запутавшийся в сланцах. Большие краулеры — с такого они только что высадились — стояли на якорях слева. Меньшие покачивались справа. Мосты, выгнутые между горами, пересекали ущелья, тут и там раскалывающие плоскогорья.
Мышонок тщательно поковырял в ухе и побрел прочь.
Юный цыган старался большую часть своей жизни прожить с помощью глаз, ушей, носа, пальцев рук и ног. И по большей части он в этом преуспевая. Но иногда — как, например, на «Рухе» во время гадания Тай или в разговорах с Катином — он бывал вынужден признать, что то, что случалось с ним в прошлом, влияет на его действия в настоящем. Затем пришло время самоанализа. И после этого он обнаружил в себе старый страх. Теперь он знал, что страх облачается в два причиняющие ему боль воспоминания. Одну боль он еще мог как-то успокоить, касаясь чувствительных пластин своего сиринкса. Чтобы успокоить вторую, требовалось вполне конкретное самовнушение. Он подумал: «Сколько мне: восемнадцать, девятнадцать?
Может быть. Во всяком случае, прошло уже года четыре после, как его называют, года становления
Мышонок сошел с очередного моста. Большие пальцы — в карманах брюк, глаза опущены.
Звон цепей.
Он поднял голову.
Цепи наматывались на десятифутовый барабан, теряющийся в тумане. На скале перед раздевалкой мужчины и женщины возились с гигантской машиной. Человек, управляющий лебедкой из кабины, был все еще в маске. Из тумана поднималось запутавшееся в сети животное, хлещущее своими плавниками-крыльями. Цепи грохотали.
Аэролат (или, может быть, аквалат) был двадцати метров длиной. Меньшие лебедки опускали свои крючья. Нетрайдеры, стоя по бокам животного, придерживали их.
Мышонок двинулся сквозь толпу посмотреть на пропасть и услышал, как кто-то сказал:
— Алекс ранен.
Ворот остановился, и на помосте появились пять человек.
Зверь уже затих. Волоча сети легко, словно паутину, они освободили секцию колец. Нетрайдер в центре покачнулся.
Тот, кто был ближе всех, уронил свою секцию. Покалеченный нетрайдер привалился к голубому боку.
— Придержи там, Бо!
— Все в порядке! Держу!
— Поднимай его потихоньку!
Мышонок глянул вниз, на туман. Первый нетрайдер достиг скалы, кольца загремели по камню. Он подошел, волоча за собой свою сеть. Затем он развязал ремни на запястьях, отключил разъемы на руках, опустился на колени и отключил нижние разъемы на потных лодыжках. Теперь он взвалил сеть на плечо и поволок ее через док. Туманные поплавки все еще принимали на себя большую часть веса сети, позволяя ей плыть в воздухе.
«Без них, — подумал Мышонок, — даже учитывая более слабую гравитацию, вся эта ловушка весила бы, наверное, несколько сотен фунтов».
Еще трое нетрайдеров, поднимающиеся от обрыва, волокли свои сети. Алекс ковылял между своими товарищами.
Следом шли еще четверо. Светловолосый коренастый мужчина как раз отсоединял сеть от левого запястья, когда поднял взгляд на Мышонка. Красные светофильтры его черной маски качнулись, когда он тряхнул головой.
— Эй, — гортанно произнес он. — На бедре твоем что? — свободная рука откинула длинные волосы.