Новая эпоха
Шрифт:
Механическая, бездумная работа оставляла голову свободной, и женщина раздумывала о важных вещах — как бы выпросить у Семашко на зарплату вместо зерна пару бутылок самогона, и что за беда со здоровьем может её ожидать.
Размышления прервал тусклый блеск в одном из тазов, стоявших на лавке. Рита заинтересовалась, подошла поближе и восторженно ахнула — кто-то из чужаков, как последний неряха, не сполоснул за собой шайку, на дне которой теперь виднелась неприглядная смесь засохшего мыла и грязи. И в этой серой гадости женщина заметила кольцо.
— Это ж етить! — Высказалась Марушкина, взяла колечко, обмыла его в ведре с чистой водой и выскочила в предбанник — там окно было большим, света хватало.
Зелёный камень заискрился. Изумрудов Маргарита вживую никогда не видела, но сразу поняла, что перед ней не осколок бутылочного стекла. Кольцо выглядело дорогим, да ещё и оправа, как по заказу, казалась серебряной.
Алкоголичка быстро прикинула — за металл можно пить неделю, ещё и на закуску останется. Камень с удовольствием купит ведьма. Или новенькая, чужая целительница — им вечно нужны мелкие вещички — то ли силу в них держат, то ли заклинания. А это ещё месяц весёлой, безбедной жизни.
Забыв о работе, Марушкина выскочила из бани.
— Марго, ты всё что ли? — Окликнул её сегодняшний дежурный.
— Иди ты! — Огрызнулась женщина и поспешила в деревню.
Школьное расписание подчинялось законам жизни. В мае Приречье накрывала посевная, в сентябре — сбор урожая, а летом дети должны были помочь своим семьям по хозяйству и хоть немного порадоваться солнцу. Зимой начиналось время рейдов за Вырай, и деревням опять было не до наставничества.
Поэтому учебный год начинался первого октября. Дети грызли гранит науки три месяца, затем отправлялись отдыхать. В марте и апреле вновь штудировали книги, в мае школа пустовала, а в июне-июле уроки начинались в семь утра и заканчивались за час до полудня. Ребятне особо не рассказывали, как учились и сколько отдыхали их родители в прошлом.
Четырнадцатилетние подростки сдавали экзамены, получали татуировку на плечо и выпускались во взрослую жизнь. Кто-то на этом останавливался, а кое-кто продолжал обучение, но уже самостоятельно — огромное количество книг, учебников приносилось из-за Вырая и хранилось в сельской библиотеке. Да и взрослые делились профессиональным опытом с потенциальной сменой.
Школьную программу избавили от ненужной шелухи, некоторые предметы упростили или и вовсе убрали, а кое-какие наоборот, усложнили и расширили. Самыми важными дисциплинами считались военная подготовка, которую преподавал воевода, и основы безопасной жизнедеятельности — урок, который вели по очереди супруги Бондаренко, колдунья, опытные охотники, искатели, физик, химик и Герман — компьютерщик. Выпускные экзамены по «ВП» и «ОБЖ» сдавались в последнюю очередь.
Зачёт по «Основам» вчера получили все. Оно и неудивительно — дети знали, в каком мире живут, и всерьёз относились к предмету. А вот сегодняшний экзамен по военному искусству мог преподнести сюрпризы. Например, некоторые так и не научились стрелять, многие парни презрительно отвергали необходимость учить охранные заговоры, а девочки не любили рукопашную.
Оценка знаний и умений проходила на школьном дворе. Семеро младших учеников оккупировали забор и с интересом наблюдали за выпускниками.
— Интересно, сколько девчонок сегодня позорно сбежит с поля боя? — Лениво поинтересовалась Настасья Бондаренко. Десятилетняя барышня не опустилась до сидения на штакетнике, а по-взрослому подпёрла забор спиной.
— Почему позорно? — Пропищала и весело заболтала исцарапанными босыми ногами сидящая на заборе Злата, ученица второго класса.
— Да потому, что женщина должна уметь защитить себя, детей и престарелых родителей, — важно заявила Настя, явно озвучивая чужую фразу.
Мирон поморщился. Он знал, чью. Папину. И знал, что мальчишки сейчас закусят удила.
— Тю, Настюха. Глупости не говори, — фыркнул Юрка Федорчук, которому экзамены грозили уже следующим летом, — баба без мужика ничего не стоит.
— Баба — может быть. Но не женщина.
— А в чём разница? — Серьёзно спросил конопатый Димка.
— Малы вы ещё, чтобы разницу уловить. — Тринадцатилетняя Эвелина, одноклассница Федорчука, презрительно сморщила точёный носик и перебросила тяжёлую косу с груди за спину. Жест получился взрослым и эффектным. — А кое-кто вырастет и всё равно разобраться не сможет.
Злата захихикала.
Денис Кириллович покосился на детвору и грозно заявил:
— Если собираетесь галдеть, брысь отсюда, не мешайте!
Воеводу побаивались все — по поводу дисциплины у него был пунктик. Поэтому ребятню как ветром сдуло.
Но разговор не закончился. Отойдя на достаточное расстояние от школы, дети продолжили спорить.
— Не выёживайся, Эвелинка. Баба — она и в Африке баба. Должна детей растить, за домом ухаживать. А не лезть на рожон. А если не нашла мужика, который сможет защитить, то грош ей цена. — Федорчук сплюнул, пытаясь поставить вескую точку в разговоре.
Эвелина презрительно закатила глаза и ничего не ответила. А у Насти покраснели уши. Костя и Мирон переглянулись и поняли друг друга без слов — надвигалась буря.
— Грош цена?! Может, ты это не нам скажешь, А Марине Викторовне, например? Или тёте Любе?
Любовь Мамаева входила в основной состав дружины, всегда отправлялась в рейды и периодически гуляла по Выраю соло, собирая информацию, как Вячеслав Коваль.
— Марина Викторовна — ведьма. Она не человек почти. А тётя Люба лишь исключение, подтверждающее правило. Сколько ещё таких женщин наберётся в Приречье, а? — Последнее «а» Юра произнёс протяжно и ехидно.
Настя набычилась, сделала шаг в сторону Федорчука, но Костя схватил сестру за руку.
— Прекрати, Юрка. — Попросил Мирон. — Ты ведь сам знаешь, что это ерунда. Почти любая женщина в Приречье может навалять обидчику, особенно, если её хорошенько разозлить или детей тронуть. Помнишь, как зимой, когда большинство мужиков в рейд ушли, на нас стая волколаков напала? Отбились ведь.
— Вот, что и требовалось доказать, — ухмыльнулся Федорчук, игнорируя вполне весомые аргументы, — чего бы ты стоила без своих защитников — братьев?