Новая философская энциклопедия. Том первый. А - Д.
Шрифт:
БАРДИЛИ(Bardili) Христоф Готфрид (18 мая 1761, Блаубей- рен — 5 июня 1808, Мергелыитеттен) — немецкий философ. Критиковал Канта за трактовку мышления исключительно как субъективной способности познания. В своей системе «чистого», или «рационального», реализма развивал идею, согласно которой мышление существует независимо от субъекта в качестве особой бессубстанциальной «мировой логики» и ее «реальных идей», или онтологических первообразов. Пронизывая все сущее, это мышление образует восходящий ряд вещей: от бессознательной материи и живых организмов до человеческого сознания, где мышление впервые только и становится субъективной способностью. Ее познавательное применение обусловлено чувственными впечатлениями, доставляющими содержание представлений. Способность мышления стремится растворить и преодолеть это содержание, превратить его в ясные и необходимые понятия о вещах, которые позволяют вспомнить и довести до сознания «реальные идеи», или первообразы вещей. Однако как в самих вещах, так и в содержании познания сохраняется некий иррациональный остаток, темное и бессознательное начало, непроницаемое для сознания и понятий и потому исключающее их совпадение с вещами, т.е. исключающее тождество мышления и бытия. Соч.: Epochen der vorzuglichen philosophischen Begriffe. Halle, 1788; Allgemeine praktische Philosophie. Stuttg., 1795; Ursprung des Begriffs von der Willensfreiheit. Stuttg., 1796; Uber die Gesetze der Ideenassoziationen. Tub., 1796; Grundri? der ersten Logik... Stuttg., 1800; Philosophische Elementarlehre, Bd. 1—2. Munch., 1802—1806; Chr. G. Barduisund K. L. Reinholds Briefwechsel uber das Wesen der Philosophie. Munch., 1804. Лит.: KarschF. Chr. G. Bardili. Der Vertreter des logischen Realismus im Zeitalter des deutschen Idealismus. Marburg, 1923 [Diss.]; Idem. Chr. G. Bardilis logischer Realismus. — «Kant-Studien», Bd. 30, 1925, S. 437—452; Reininger R. Kant. Seine Anhanger und seine Geener. Munch., 1923, S. 284-286. В. А. Жучков
БАРРЕТ(Barrett) Уильям (30 декабря 1913, Нью-Йорк — 8 сентября 1992, Территаун, штат Нью-Йорк) — американский философ и историк философии. Баррет одним из первых представил европейскую философию экзистенциализма американской аудитории («Что такое экзистенциализм?» — «What is Existentialism?», 1947). Позже он создал свою концепцию в рамках философии экзистенциализма. В центре его творчества — проблема отчуждения. Отчуждение в современном обществе проявляется, по Баррету, в разрушении аутентичности личности, утрате индивидом своего
216
БАРТ «подлинного Я», а также в ощущении бессмысленности
БАРСОВАнтон Алексеевич (1730, Москва — 21 января 1791, там же) — русский философ, лингвист, переводчик, педагог. Учился в Славяно-греко-латинской академии и в Петербургском Академическом университете. В 1753 стал магистром философии и свободных наук и оставлен при Академии для чтения лекций по математике и переводов «ученых» сочинений. Ординарный профессор красноречия Московского университета (с 1761). Почетный член Йенского латинского общества, действительный член Российской Академии (1783). Речью «О употреблении красноречия в Российской империи» начал 30-летний курс лекций, в который включал комментарии к сочинениям Цицерона, Вергилия, Платона, Горация и Теренция. Главный труд Барсова «Краткие правила российской грамматики» (1771) служил основным учебником русского языка в течение многих лет. Барсов много переводил (в т. ч. раздел о метафизике из «Энциклопедии» Д. Дидро), писал, произносил актовых речей («Собрание речей...», 1788), проводя мысль о том, что философия «приобучает разум к твердому познанию истины... испытует естество Божие, рассматривает силы и свойства наших душ и из того определяет наши должности в рассуждении Творца нашего». В советской историографии делались неправомерные попытки оценки философского и педагогического творчества Барсова в русле просветительских и материалистических идей. Соч.: Речь магистра Антона Барсова, говоренная при Московском университете сентября 6 дня 1760. — В кн.: Сухомлинов М. И. История Российской Академии. СПб., 1878, в. 4. Лит.: Кулябко Е. С. Замечательные питомцы Академического университета. Л., 1977. А. И. Абрамов
БАРТ(Barth) Карл (10 мая 1886, Базель - 10 декабря 1968, там же) — протестантский теолог, во многом определивший развитие христианской мысли в 20 в., положивший начало «теологии кризиса», или «диалектической теологии». Изучал теологию сначала в Берне, затем в Берлине, Гёттингене и Марбурге. Его учителями были А. Гарнак и В. Герман, благодаря которым либеральная теология, представленная в 19 в. Ф. Шлейермахером и А. Ричлем, в нач. 20 в. достигла вершины своего влияния. Драматические события, начало которым положила первая мировая война, изменили облик мира на протяжении жизни того поколения, к которому принадлежал Барт, и привели к кардинальной «переоценке ценностей», в т. ч. и в религиозном сознании. Кризис европейской цивилизации Барт воспринял как извечный и неустранимый кризис человеческого существования, как свидетельство банкротства либерализма с его упованием на достижение человеческими усилиями Царства Божьего на земле. Он пришел к выводу, что у теологии, поставившей на место Откровения Бога «религию человека», нет будущего, и необходимо вернуться от человека и его религиозного опыта, от истории — к Откровению, к Библии (отсюда еще одно название этой теологии — неоортодоксия). В 1919 Барт опубликовал свои комментарии к посланию ап. Павла к римлянам, выступив против основных положений либеральной теологии. Эта работа, точнее ее второе, существенно переработанное издание (1922), стала исходным пунктом развития диалектической теологии. В ее разработке участвовали единомышленники Барта — Э. Бруннер, Ф. Гогартен, Г. Мерц, Э. Турнейзен. С этого времени Барт сосредоточивается на академической деятельности: с 1921 он профессор в Гёттингене, с 1925 преподает сначала в Мюнстере, а затем в Бонне до 1935, когда он был выслан нацистами из Германии. Барт вернулся в Швейцарию, в Базель, где оставался до конца жизни. Главные работы Барта: «Послание к римлянам» (Der Romerbrief), «Церковная догматика» (Die Kirchliche Dogmatik) (в 4 т., издававшаяся с 1932 по 1959), «Теологическое существование сегодня» (Theologische Existenz heute, 1933), «Протестантская теология 19 века» (Die protestantische Theologie im 19. Jahrhundert, 1947), «Введение в евангелическую теологию» (Einfuhrung in die evangelische Theologie, 1962). В отличие от либеральных теологов Барт рассматривает библейское послание не как свидетельство того, каким
217
БАРТ образом человек открывает Бога, но как обращенное к человеку Слово Бога, говорящее о несостоятельности всех человеческих притязаний, включая религиозные, выйти за пределы конечного и преходящего. Ни в историческом, ни в личном опыте человека, ни в его понятии об абсолюте невозможно открыть Бога. Барт отвергает «естественную теологию» во всех ее вариантах: от разума к вере, от философии к теологии, от человека к Богу нет и не может быть перехода. Бог на небе, а человек на земле, между ними — непроходимая пропасть. Отказ человека признать свою ограниченность, искушение выйти за границу, отделяющую конечное от бесконечного, «время» от «вечности», приводит к идолопоклонству, когда за божественное принимается человеческое. Не человек открывает Бога, а Бог открывается человеку. «Господь сказал» — вот исходный пункт и главный аргумент теологии, которая должна слушать и излагать Слово Бога, а не человеческое слово о Боге, продиктованное историей, психологией, умозрением. Вечная и непреходящая истина христианства открывается тогда, когда с учения Христа снимаются все исторические, социальные, политические, культурные напластования, привнесенные человеком. Пафос бартовской теологии — в ее устремленности за пределы «исторического»: «Иисус Христос, как он открывается нам в едином Слове Бога, каким мы его слышим, на которого мы возлагаем свои надежды в жизни и смерти и которому следуем», есть единственно истинное Откровение. Все иные «события и силы, образы и истины» не могут быть признаны в качестве другого откровения — через природу или историю. На этом Барт особенно настаивал в начале 1930-х гг. в споре с Э. Брукнером, который искал в человеке «точку подключения» божественной благодати помимо Слова и утверждал, что есть два откровения: одно — в Слове Бога, другое — в акте Творения. С точки зрения Барта, человек как в истории, так и в повседневной жизни погружен лишь в ограниченное и преходящее. Все человеческое, в какие бы величественные формы ни воплощались людские замыслы и деяния, есть только человеческое. Христианство, как его понимает Барт, обязывает сказать «нет» любому притязанию на обладание абсолютной истиной, на окончательное решение проблем человеческого бытия. Поступать иначе — значит выдавать «предпоследнее» за «последнее», человеческое — за божественное, временное — за вечное, будь то класс, раса или нация, техника и т. д., т.е. вместо истинного Бога поклоняться «ложным богам», предаваться иллюзиям и возводить очередную Вавилонскую башню под новым названием, которая рано или поздно будет разрушена, как и все предыдущие. Барт был вдохновителем и автором Декларации Барменс- кого синода в 1934, выступившего против приспособления христианства к политической системе, какой бы она ни была, в том числе против тех представителей Протестантской церкви Германии, которые в идеологии национал - социализма, пришедшего к власти, узрели «новое откровение», а в фюрере — «нового Христа». Этот протест был мотивирован не политической позицией Барта и выходил за рамки политического противостояния между фашизмом и антифашизмом, тоталитаризмом и демократией. Ничто конечное нельзя обожествлять, никакой политический выбор для христианина не может иметь абсолютного значения, потому что таким значением обладает лишь «живое Слово Бога». Христианство не аполитично, оно вторгается в политическую сферу: возвещение «Господь есть Иисус Христос» релятивизирует все земные идеологии и авторитеты. Утверждая неустранимую ограниченность и греховность человека, Барт парадоксальным образом обосновывает его свободу: чем больше открывается человеку его оторванность от Бога, тем очевиднее становится, что только «ложные боги» принижают и угнетают человека, тогда как «истинный Бог» предоставляет человеку и всему им сотворенному свободу собственного действия. Самые важные вопросы — вопросы теологические — возникают в ситуации кризиса и безысходности, когда человек обнаруживает пропасть, отделяющую его от Бога, и в то же время испытывает отчаяние от безуспешности попыток найти опору в себе самом. Барт поворачивает протестантскую теологию в русло «критики цивилизации» вслед за С. Кьеркегором, Ф. М. Достоевским, Ф. Ницше, которые оказали на него сильное влияние. Наивному оптимизму и вере в прогресс либерального протестантизма в теологии Барта противостоит не пессимизм: встреча с Богом открывает перед человеком, его познанием и деятельностью новые горизонты, лежащие за пределами чисто человеческих возможностей. Там, где истинный Бог, невозможное становится возможным. Сила бартовской теологии в безграничном уповании на «живое Слово Бога», но в этом «позитивизме Откровения» заключена и ее слабость, проявившаяся в новой ситуации, после окончания второй мировой войны, когда потребовалось более конструктивное участие христиан в мирских делах. В последнем томе «Церковной догматики» Барт признал, что помимо «единого света Иисуса Христа» есть еще и «иные истинные слова», которые также должны быть услышаны. Он смягчает свой теоцентризм, сближает божественное и человеческое, в «гуманизме Бога» усматривает основу человеческой гуманности. Но это сближение на новой, по сравнению с либеральной теологией, основе, — на основе преодоленного искуса имманентизма, отождествления Бога с тем, что есть благого в мире, божественной активности — с осуществлением человеческих целей на путях прогресса, с признанием суверенности Бога. Барт понимает кризис современной цивилизации как крушение принципа автономии. Проводимое им «бесконечное качественное различие» между Богом и миром не исключает тем не менее «самостоянья человека» против подчинения его чему бы то ни было и кому бы то ни было, кроме Иисуса Христа; ничто, лежащее в пределах истории, не может и не должно порабощать человека — ни идеологическая догма, ни социальная общность, коллектив, ни даже религия; человек обретает себя не потому, что он оказывается включенным в какой-то, пусть даже воспринимаемый как Богом установленный порядок земной жизни. Но христианство не может ограничиться радикальным «нет» по отношению ко всем человеческим ценностям. Барт отвергает способы решения поставленной либеральными
218
БАРТ ное воздействие на все последующее развитие теологии, не только протестантской, но и католической (Г. Кюнг). Барт привлек внимание к Кьеркегору и проблемам экзистенциалистской философии, современной философской антропологии. Его теология — истолкование христианской истины, ориентированное на человеческую экзистенцию, понятное современному человеку. Соч.: Credo, 1935; Dogmatik im Grundriss, 1947 (на рус: Очерк догматики. Лекции, прочитанные в университете Бонна в летний семестр 1964. СПб., 1997); Der Christ in der Gesellschaft. — Anfange der dialektischen Theologie. Teil 1, hrsg. von J. Moltmann. Munch., 1962 (на рус: Христианин в обществе, — «Путь». Международный философский журнал, 1992, № 1, с. 180—210). Лит.: Лёзов С. В. Христианство и политическая позиция: Карл Барт.-«Путь», 1992,№ 1,с. 152-179; ГараджаВ. И. Карл Барт.— В кн.: От Лютера до Вайцзеккера. Великие протестантские мыслители Германии. М., 1994; KungH. Justification: The Doctrine of Karl Bart and a Catholic Reflection, 1964; Traub H. Karl Barth. — Tendenzen der Theologie im 20. Jahrhundert, hrsg. von Schultz H. J. Stuttg., 1966; Schock M. Theologie in Aktion, 1967. В. И. Гараджа
БАРТ(Barthes) Ролан (12 ноября 1915, Шербур — 27 марта 1980, Париж) — французский философ, литературовед. Один из основателей Центра по изучению массовых коммуникаций (1960), профессор Практической школы высших знаний (1962), руководитель кафедры литературной семиологии в Коллеж де Франс (с 1977). Погиб в автокатастрофе. В работах 1950-х гг., отталкиваясь от радикальных марксистских идей (и используя соответствующую терминологию), Барт выдвинул семиологический проект, суть которого в стремлении написать историю литературной политики буржуазии, основываясь на представлении об историчности отношения литературных производителей к средствам труда и его продуктам (напр., к используемому языку или романной форме). Власть буржуазии, по Барту, есть более глубокое явление, чем институты представительства и репрессии, в которых она внешне локализована. Видимость самоустранения буржуазии из политических институтов общества он объясняет тем, что этот класс претендует представлять всех, универсализует свой частный интерес. Практикуемые в национальном масштабе буржуазные нормы воспринимаются общественным сознанием как очевидные, причем, чем шире эти представления распространяются, тем в большей степени они «натурализуются». В попытке упразднить историю буржуазия порождает миф как «депо- литизированную речь». Однако язык, по Барту, не является простым орудием содержания, он активно это содержание производит. Везде, где с помощью речевой практики мир изменяют, а не сохраняют в виде образа, метаязык, которым является миф, становится невозможным. Таким образом, в 1950-е гг. Барт полагал, что существует язык, который мифическим не является, и отождествлял его с языком человека-производителя. Литература, использующая язык, который «производит» содержание, не может мыслить себя вне власти, вести независимую от политического измерения жизнь. Это и заставляет Барта из традиционного историка литературы стать историком семиотических практик определенного класса или, как говорит он сам, стать историком самых коварных знаков, которыми общество метит писателя, — знаков очевидности. Максима политической семиологии — любая делолитизация мира осуществляется в политических целях, не существует «незаинтересованного наблюдателя» власти. В подобной «незаинтересованности» проявляет себя, по Барту, активное утверждение созерцательного отношения к миру как к ценности. В 1-й пол. 1960-х гг. Барт увлекается семиотикой. В кон. 1960-х и особенно в 1970-е гг. он постепенно отходит от радикализма ранних работ; в центре его внимания оказывается проблема текста и письма как полноценных аналогов социальной революции. Здесь источник двойственности позиции Барта, проходящей через многие его труды: с одной стороны, революция в письме представляет собой нечто «полное», в себе завершенное, ни в чем внешнем не нуждающееся («текстуальный слепок революции»); с другой стороны, признается — хотя чем дальше, тем реже, — что раскол внутри языка неотделим от социального раскола и что без «действительной универсальности» создание абсолютно революционного литературного языка является фикцией. Эта переориентация связана с крупным политическим событием: в результате потрясшего Францию кризиса 1968 семиология пережила существенную трансформацию. То, что в 1950-е гг. мыслилось Бартом как взаимодополняющее (письмо есть и временный слепок социальной революции, и ее преддверие), в 1970-е гг. начинает противопоставляться; макрореволюционные преобразования видятся как неизбежная рутинизация серии точечных текстуальных микрореволюций. Теперь основной задачей политической семиологии становится разложение иерархии языков, закрепленной в системе жанров, и ее подосновы, наррации (повествования, рассказа, сказа); последнюю Барт подводит под раскритикованную Марксом созерцательную позицию предшествующей философии. В отличие от текста, который сам производит условия своей возможности, наррация стремится подчеркнуть свое основание извне. Наррация всегда «правдива», как все то, что стремится просто отражать. Революционный порыв, «великое Нет» обществу возможны, однако, лишь в пределах наррации. Для того, чтобы объявить миру о его тотальном неприятии, необходимо использовать язык инструментально, т.е. быть в этом отношении на стороне власти. Обычно для борьбы с идеологией писателя используют языковой арсенал, наработанный той же идеологией, не видя в этом никакого противоречия. В подлинно революционном письме, которое, по Барту, теперь и есть сама революция, нет достаточного пространства для того, чтобы провозгласить революцию социальную. Взгляды Барта повлияли на авторов круга «Тель Кель», «но- вых философов» и на ряд других мыслителей, близких структурализму. Соч.: Mythologies. P., 1957; L'empire des signes. Geneve, 1970; Sade, Fourier, Loyola. P., 1971; в рус. пер.: Нулевая степень письма.—В сб.: Семиотика. М., 1983; Третий смысл. — В сб.: Строение фильма. М., 1984; Лабрюйер: от мифа к письму. — В кн.: Памятные книжные даты. М., 1988; Избр. работы. Семиотика. Поэтика. М., 1989; S/Z. М., 1994; Мифологии. М., 1996; Школы Роб-Грийе не существует. — В кн.: Роб-Грийе А. Проект революции в Нью-Йорке. М., 1996. Лит.: Костиков Г. К. Ролан Барт — семиолог, литературовед. — В кн.: Барт Р. Избр. работы. Семиотика. Поэтика. М, 1989; Зенкин С. Н. Ролан Барт — теоретик и практик мифологии. — В кн.: Барт Р. Мифологии. М., 1996. М. К Рыклин
219
БАТАЙ
БАТАЙ(Bataille) Жорж (10 сентября 1897, Бийо — 8 июля 1962, Париж) — французский философ, писатель, экономист. С 1924 сотрудник французской Национальной библиотеки. Редактор журнала «Documents» (1924—30), «Critique» (основан в 1946) и др. В основе философского творчества Батая лежит своеобразное преломление идей Гегеля (в частности, его концепции господина и раба) сквозь призму ницшеанства. Господин, по Гегелю, — тот, кто постоянно рискует жизнью, пребывая в «для-себя- бытии», которое не привязывается к наличному бытию, хотя и зависит от истории, труда и тех, кто трудится. Сохранять жизнь, поддерживать себя в ней, относиться к смерти с уважением в момент, когда ей надо заглянуть в лицо, — таково, по Батаю, условие воспроизведения господства, да и всей истории, которую господство только и делает возможным. Этому миру господства внеположна только абстрактная негативность неопосредованной смерти. Делая основной для своей концепции мыслительный ход, в долговременной перспективе ведущий к выходу за пределы философии, Батай объявляет абсолютную негативность смерти (а также экстаза, желания без цели и т. д.) чистой позитивностью, существующей до представления, или суверенностью. Суверенность, внеположная знанию как миру опосредования и воспризнания, опирается, по его утверждению, на чистую случайность, или «игру син- гулярностей». Отсюда Батай выводит и невозможность философствования как особого жанра, отграниченного от других жанров посредством критериев, устанавливаемых априорным путем, и включенность философствования в другие семиотические практики —литературную, художественную, этнологическую. Сущность того, к чему стремился Батай, можно определить как «ускользание от определения». Тем самым он «ускользал» и от авторства как «маски», прирастание которой превращает человека в какого-то определенного индивида — в философа или писателя, экономиста или нумизмата, но не позволяет совмещать эти «амплуа». Соч.: Theorie de la religion. P., 1948; L'Erotisme. P., 1957; La Somme atheoJogique. P., 1972; в рус. пер.: Сад и обычный человек; Суверенный человек Сада. — В кн.; Маркиз де Сад и XX век. М., 1992; Из «Внутреннего опыта». — «Ступени». Философский журнал (СПб.), 1994, № 2(9); Гегель, смерть и жертвоприношение. — В кн.: Танатология эроса. СПб., 1994. М. К. Рыклин
БАТЕНЬКОВГавриил Степанович [25 марта (5 апреля) 1793, Тобольск —29 октября (10 ноября) 1863, Калуга; похоронен в с. Петрищево Белевского уезда Тульской губ.] — поэт, декабрист, философ. Родился в обедневшей дворянской семье, с 1811 учился в Дворянском полку в Петербурге. Участник Отечественной войны и заграничных походов 1812—15. После сдачи экзаменов получил звание инженера путей сообщения; строитель и администратор железных дорог. Помощник генерал-губернатора Сибири M. M. Сперанского (с 1819). Вместе с ним переезжает в Петербург, занимает должность правителя дел Сибирского комитета. С 1824 подполковник, сотрудник Совета при начальнике военных поселений А. А. Аракчееве. В ноябре 1825 отстранен от всех должностей. Член масонских лож — «Избранного Михаила» (1816) и «Восточного светила» в Томске (1818), После запрета лож в 1822 отходит от масонства. Неудовлетворенность государственной службой, осознание беззаконий, творимых в военных поселениях, дружба с декабристами приводят его в тайное Северное общество. Арестован 28 декабря 1825, приговорен к пожизненной каторге, но провел 20 лет в одиночке. В своих показаниях называл восстание декабристов не мятежом, а первым в России опытом политической революции. В показаниях сохранился набросок Конституции будущего политического устройства России, которое мыслилось им как конституционная монархия. В тюрьме пережил религиозное обращение. В 1846 отправлен в ссылку в Томск. Сохранилось свидетельство M. H, Волконского: после заключения Батеньков совершенно разучился говорить, почерк его был весьма неразборчивым, но он «сохранил свое спокойствие, светлое настроение и неисчерпаемую доброту; прибавьте сюда силу воли». В ссылке он занимается проектированием и строительством мостов, оставляет большое число заметок о промышленности, сельском хозяйстве и транспорте Сибири, о географических исследованиях Сибири, о ее заселении. В этот период он сблизился с религиозно-философским кружком, в который входили А. А. Елагин, П. С. Бобрищев-Пушкин, Н. Д. Фонвизина. После амнистии в 1856 поселился в имении Е. П. Елагиной в Петрищево Тульской губ. Осенью 1857 переселился в Калугу, где и умер. После возвращения из ссылки занимался литературным творчеством. Его сочинения по политическим проблемам («Заметки по крестьянскому вопросу», 1857—59; «Мнение о свободе законов», 1861—62; «Записка о судебных преобразованиях», 1862; «Сочинение о государственном устройстве России», 1862), литературоведческие статьи (в т. ч. о «Мертвых душах»), а также переводы работ Ш. Лебо, Дж. С. Милля, А. Токвилля, Ж. Мишле не были изданы. В последнее десятилетие Батеньков работал над большим философским трудом, задуманным еще в Томске («Общая философия системы мира»), но оставшимся незаконченным. Он представляет собой совокупность заметок, написанных в разные годы и реализующих общий замысел —дать философско-теистическую интерпретацию достижений естествознания в понимании бытия, пространства и времени, движении, жизни, места человека в космосе, роли мышления в познании. По Ба- тенькову, «материалистический принцип ничего изъяснить не может, а еще менее способен быть ключом, которым бы могли отпереть все тайны мироздания и привести науки к истине» («Естественнонаучное наследие декабристов», М., 1995, с. 132). Полемизируя с представителями вульгарного материализма (А. Ф. Постельсом, М. А. Антоновичем), он обращается к личностному опыту, к самопознанию, из которого можно «вывести» все абстракции научного знания: «Бог со мною был, и я узнал Его, теперь стоило утвердить разум в Нем, а не в веществе, чтоб жить совсем независимо» (там же, с. 73). Он исходит из субстанциальности пространства, которая объясняется им различными видами огустенения материи, определяющими ее различные физические состояния. «Философия системы мира» задумывалась как целостная картина жизни Космоса во всех ее проявлениях: человеческое познание предстает как обнаружение космического мировоззрения: «космическое понятие необходимо для полноты и основы теорий в исследовании природы» (см.: Иванова Л. М. Фонд Г. С. Ба- тенькова. — «Записки Отдела рукописей Государственной библиотеки им. В. И. Ленина», 1952, в. 13). Эти философские рукописи в полном виде еще не изданы.