Новая философская энциклопедия. Том третий Н—С
Шрифт:
490
САНСКАРЫ дению» Пуруши от мира страданий, которое начинается с реализации истинного знания (здесь же даются рекомендации по созерцательной практике) и завершается последним развоплощением. В последних стихах «Санкхья-карики» излагаются основные «исторические» вехи трансляции учения санкхьи. Лит.: Лунный свет санкхьи. Ишпаракришна, Гаудапада, Ва- часпати Мишра, изд. подготовлено В. К. Шохин. М., 1995. В. К. Шохин «САНКХЬЯ-СУТРЫ» (санскр. Samkhya -sutrani) — собрание сутр санкхьи, сложившееся в окончательном виде не ранее 14 в. Составитель «Санкхья-сутры» опирается на тематику «Санкхья-карики», но создает новую редакцию системы санкхья, в определенной мере сопоставимую с классической как метаязык и язык-объект: уже в первых сутрах практическая установка «Санкхья-карики» на избавление индивида от страданий интерпретируется в контексте общеиндийской концепции целей человеческого существования (пурушар- тха). Одновременно осуществляется ведантизация санкхьи, выражающаяся уже внешне в интенсивной апелляции к священным текстам и в подаче самой «Санкхья-сутры» в качестве шрути. Данный факт не противоречит тому, что «Санкхья-сутры» составлены как полемический текст (чем восполняется контровертивный лаконизм классической санкхьи), обращенный против тех же ведантистов, а также всех остальных даршан. «Санкхья-сутры» состоят из 527 сутр, распределяемых по шести разделам. Раздел I посвящен, проблеме «закабаления» индивида и его «освобождения», учению о причинности, теории познания. Предметы раздела II — космические эманации Первоматерии, пространство и время, способности восприятия, действия и мышления индивида. В разделе III рассматриваются учения о физическом и тонком телах, сопровождающих духовное начало в его странствовании по мирам сансары, познание йогинов, четыре состояния сознания, достижение «освобождения» и существование того, кто «освободился» уже при жизни (джнванмукти). Раздел IV содержит наглядные образы, опорные для медитации по методу санкхьяиков, и «практические» рекомендации. В разделе V собраны отдельно (помимо полемики в остальных разделах) контраргументы санкхьяиков, направленные в адрес их соперников.
САН САРА (санскр. samsara — прохождешк, протекание) — основной термин индийской философии, обозначающий трансмиграцию, перевоплощения. Сансара укоренена в незнании субъектом своей истинной природы, «актуализируется» неизбежно вытекающими из этого незнания страстями и сопровождается разнообразными страданиями. Сансара — единая иерархическая лестница перевоплощений, по которой бесчисленные индивиды восходят или нисходят в зависимости от баланса заслуги или порока (см. Папа-пунья), сложившегося в предыдущих воплощениях (прежде всего в последнем). Сансара безначальна, а потому безначален и сам Мир как сцена этой игры, в которой актеры-индивиды в силу закона кармы должны переодеваться в разные телесные костюмы (богов, демонов, людей, животных, растений и даже, в соответствии с панпсихизмом, неодушевленные объекты), но для некоторых индивидов, устранивших незнание (ави- аья), она может иметь конец. В этих представлениях о санса- ре все направления индийской мысли (кроме материализма чарваков-локаятиков, отрицавших ее в принципе, и фаталистов адживиков, отрицавших результативность действий индивида) едины. Расхождения касаются трактовки субъекта сансары и самой «серьезности» вышеописанной космической сансарной игры. Буддисты мыслят субъект сансары единством «бессубъектных» скандх; джайны, найяики, вайшешики и мимансаки — реально активным духовным началом; санкхьянки и йогины — агрегатом составляющих тонкого тела (сукиша-шарира), «вкушающих» опыт за ложно относящего его к себе «чистого субъекта» — Пурушу; ведантисты — дживой, как душой, не знающей своего реального единства с Брахманом. Элементы иллюзионизма в трактовке сансары содержатся и в санк- хье, в еще большей степени у ведантистов, где сансара — важнейший продукт Незнания. Нагарджуна же в «Мула-мадхья- мика-карике» настаивает на том, что сансара и нирвана различны лишь с точки зрения эмпирической истины, тогда как в перспективе истины конечной нет ничего, что их разделяло бы, и их «концы» совпадают (XXV. 19—20). В. К. Шохин
САНСКАРЫ (санскр. samskara) — многозначный и трудно переводимый термин санскритских текстов, среди значений которого наиболее важны два, со взаимоотрицающими смысловыми основами: 1) санскары в значении «деланий», «очищений», «усовершенствований» (отсюда и сам термин «санскрит» — «сделанный» грамматистами язык), т. е. результатов целенаправленной деятельности — главные домашние обряды, через которые должен был пройти «дваждырожденный» (представитель первых трех варн), чтобы быть «хорошо отделанным» для прохождения основных этапов жизни и подготовленным для лучшего следующего рождения в соответствии с верой в «закон кармы». Истоки санкскар-обрядов восходят уже к поздневедийскому периоду, но систематизируются только на стадии специальных ритуальных текстов — грихьясутр и дхармасутр (ок. сер. 1 тыс. до н. э.) и дхармашастр. Число предписываемых санскар варьируется от 12 до 40. Наиболее устоявшейся считается схема 16 основных обрядов, в результате которой вся жизнь «дваждырожденного» осмысляется как единый цикл жертвоприношений. Среди них три санскары совершаются для человека еще до его рождения: обряды, призванные обеспечить благополучное зачатие (гарб- хадхана), обеспечить рождение именно мальчика (пумсава- на), разделение волос будущей матери (симантоннаяна) — ради отогнания злых духов. Шесть санскар совершаются над родившимся ребенком: церемония в связи с самим рождением (джатакарма), наречение имени (намакарана), первый вынос на улицу (нишкрамана), обряд первого кормления (аннапрашана), церемония стрижки (чудакарана), обряд прокалывания ушей (карнаведха). Пять обрядов «совершенствуют» человека во время обучения: начало изучения алфавита (видьярамбха), главный обряд инициации, «нового рождения» (упанаяна), начало изучения Вед (ведарамбха), бритье бороды (кешанта) и обряд омовения в конце ученичества (снана). Оставшиеся санскары связаны со свадебным обрядом (виваха) и с «последним жертвоприношением» похорон (антьешти);
491
САНТАЯНА 2) санскары в противоположном значении — подсознательных, инерционных механизмов психики (инерционное движение физического тела также называется санскара) — составляют понятие, исследовавшееся теоретиками йоги. Вьяса, автор «Йога-бхашьи» (6 в.) — нормативного комментария к сутрам йоги, понимает их как бессознательные отпечатки-остатки предшествующих действий (совершенных в этой и прошлых жизнях), которые определяют память (типично инерционное явление) и в свою очередь обусловливаются ею (IV. 9). Помимо санскар как причин памяти и аффектов в виде бессознательных следов в сознании, различались и другие — причины созревания плодов кармы в виде дхармы и ее противоположности (III. 18). Санскары оказывают значительное воздействие на ориентацию индивида, т. к. прошлый опыт удовольствий создает расположенность к ним, а опыт страданий — к страданиям, но оба фактора обусловливают предрасположенность к действиям, а санскары как таковые заставляют человека мыслить: «Я есмъ», «Это — мое», «Я знаю» и т. д., а значит, отождествлять духовное начало с тем, что ему непричастно (II. 15, IV. 27). Санскары находятся в разных режимах активности, и более выявленные подавляют более латентные. Хотя в целом они обусловливают пребывание в сансаре, составляя один из механизмов «закона кармы», среди них есть более благоприятные, препятствующие иным, более аффектированным. Фактически учение о санскарах было принято всеми школами индийской философии, тематизиро- вавшими учение о карме. Часто приводимые в научной и полунаучной литературе аналогии между санскарами и фрейдовским «бессознательным» не лишены основания, но лишены точности, ибо во втором случае (даже в юнговской интерпретации) отсутствует учение о механизме действия «закона кармы». Лит.: Паидей Р. Б. Древнеиндийские домашние обряды (обычаи). М., 1982; Классическая йога («Йога-сутра» Патанджали и «Вьяса-бха- шья»), пер. с санскрита, введение, комментарий и реконструкция системы Е. П. Островской и В. И. Рудого. М., 1992. В. К. Шохин
САНТАЯНА (Santayana) Джордж (16декабря 1863, Мадрид — 26 сентября 1952, Рим)—американский философ, писатель, поэт, эссеист. Родился всемье испанского дипломатического чиновника. С 1872 жил в США (Бостон). В 1886 закончил Гарвардский университет, два года учился в Германии, в 1889 за работу о философии Р. Л отце (его научным руководителем был Дж. Ройс) получил степеньдоктора философии и в том же году начал преподавать на философском факультете Гарварда, с 1907 — профессор. В 1912, получив небольшое наследство, он навсегда покинул Америку. Несколько лет провел в Англии и Франции, с 1925 до кончины жил в Риме. Творческая карьера Сантаяны началась с публикации философичных сонетов. Уже в них проявился особый склад его мировосприятия: вера в естественность причин всего происходящего, эстетизм и платонизм. В то время многие гарвардские философы приняли дарвиновскую натуралистическую парадигм); и самым болезненным для них был вопрос о статусе религии. Как и У. Джеймс, Сантаяна видел источник религии в природном свойстве людей поэтизировать реальность, но в отличие от него пришел к трудному для себя выводу что в эмпирическом отношении она ложна, и принял позицию атеизма. Но эмпирическая ложность не умаляет ее первостепенной значимости. В своих ранних работах — «Чувство красоты» (Sense of Beauty. N. Y, 1896), «Люцифер, теологическая трагедия» (Lucifer. A Theological Tragedy». Chi.—N. Y, 1899), «Интерпретация поэзии и религии» (Interpretations of Poetry and Religion. N. Y, 1900), «Разум в религии» (Reason in Religion. N. Y, 1905), «Три философских поэта — Лукреций, Данте, Гете» (Three Philosophical Poets — Lucretius, Dante, Goethe. N. Y, 1910) — он развивал тезис, что христианская доктрина стала эффективной, лишь воплотившись в искусстве. Раздумьями о религии проникнута и его поздняя работа «Идея Христа в Евангелии» (The Idea of Christ in the Gospels. N.Y, 1946). Идею о том, что все формы культуры — продукты порождающей силы поэтического воображения, а не гносеологической способности отражения реальности, Сантаяна обосновывал в «Жизни разума» (The Life of Reason, v. 1—5. N. Y, 1905—1906) с помощью эволюционного натурализма и прагматизма. Типы человеческого опыта — здравый смысл, социальные воззрения, религиозные верования, искусство и наука — различаются между собой характером доминирующего импульса. В науке доминирует практический импульс. Однако ее источником, как и поэзии, является способность воображения: ученый — это религиозный поэт, поднявшийся до высших уровней символизации. Продукты его поэтической мощи отличаются от литературных степенью практической полезности. Философия также сродни искусству: ее задача состоит не в теоретическом объяснении мира, а в том, чтобы помочь человеку рефлексивно выбрать для себя морально- эстетическую позицию по отношению к нему. У Сантаяны были сложные отношения с Америкой. Себя он считал «гражданином мира» и «сторонним наблюдателем», однако писал он на английском языке и, где бы он ни жил, рефлексия о культуре и философии этой страны составляла значительную часть его творчества: «Благородная традиция в американской философии» (The Genteel Tradition in American Philosophy. — Santayana G. Winds of Doctrine. N. Y, 1913; Philosophical Opinion in America. L, 1918), «Характер и мнение в Соединенных Штатах» (Character and Opinion in the United States. N. Y, 1920), «Благородная традиция в Заливе» (The Genteel Tradition in an Bae. N. Y, 1931). Поэтому вполне оправданна позиция историков, зачисляющих его в классики американской мысли. В 1920 Сантаяна принял участие в сборнике «Очерки критического реализма» (Essays in Critical Realism. N. Y, 1920), в котором семь преподавателей американских университетов выступили с обоснованием эпистемологического дуализма и опровержением эпистемологического монизма неореалистов. В написанном им разделе «Три доказательства реализма» он утверждал, что объяснение субъект-объектного отношения требует идеи посредника — идеальных сущностей; логическое
492
САНЧЕС ВАСКЕС мент идеального «царства сущности», которому удалось реализовать себя в сфере материального существования. «Царство духа» — это ментальные состояния, проявляющиеся в чувствах людей, «моральном Я», познании, выступая посредником между «царством сущности» и «царством материи». Генетически первичным является «царство материи». Однако первичность не служит основанием для признания материи монистическим принципом бытия: «царства» нередуцируемы, обладают автономными статусами реальности, имеют разные характеристики. Сущности, напр., имеют бытие, но не имеют существования. Существовать — значит обладать субстан-
цией^аходитьсявдвиженин^метьпространстъенно-временные характеристики. Это то, чем обладает материя. Как и платоновские «формы», сущности самотождественны, индивидуальны, универсальны, бесконечны, вечны и неизменны. Часть из них, попадая в фокус интуиции человека, придает картине мира содержательное многообразие. Они принимаются за существующие в силу того, что через сознание (дух) проецируются на текучую материю. Подлинность «царства сущности» удостоверяется в непосредственной интуиции, о материи мы знать ничего не можем: она драпируется сущностями, и на ее существование намекает только наша «животная вера». В сфере сущностей наука и бред параноика равноценны, но в сфере практики наука приобретает характер рационального знания, когда ее теории оказываются прагматически удобными. При ложной интерпретации импульсов природы их «удары» побуждают изобретать новые теории. В «Диалогах в преддверии ада» Сантаяна развивал свою давнюю мысль: жизнь, которую ведет человечество, «есть одновременно квинтэссенция и сумма безумия» (Dialogues in Umbo. N. Y, 1928, p. 37). Чувство, разум, наука, мораль и религия вносят свои лепты в мифотворчество. Чтобы остаться здравым, следует отказаться от идеи открыть «одну-единственную истину» и принять безумие за «нормальное безумие». Лучшие средства, освобождающие из плена субъективности, не наука, а поэзия, искусство, религия, где нет познавательных претензий и мифологическая форма не скрыта от глаз. Однако у скептичного человека 20 в. традиционная религия уже не способствует рождению шедевров искусства, его воображение перекочевало в науку, которая суживает его потенциал. Нужна новая, интеллектуальная религия, и ее миссию должна взять на себя философия, но только такая, которая в состоянии выполнить прежде всего моральные и эстетические функции и способна учить искусство достижению гармонии с миром. Такой интеллектуальной «нецерковной религией» Сантаяна считал собственную философию. В1951 вышел последнийтругсСантаяны «Господством власть», который, как об этом гласит подзаголовок, содержит «размышления о свободе, обществе и правлении» (Dominations and Powers: Reflections on Liberty Society and Government N. Y, 1951 ). Сопоставления современных социальных и политических устройств привели его к выводу что наилучшей формой правления была бы «тирания духовной элиты» (современный идеал платоновской республики), которая установит в глобальном масштабе «рациональный порядок». Консервативные взгляды Сантаяны, толкование политики как своего рода теологии, элитизм, а также его высказывания о полезности режима Муссолини для Италии вызвали критику со стороны демократически настроенных интеллектуалов. Сантаяна внес существенный вклад в т. н. «золотой век американской философии». Этот вклад оценивается по-разному: одни интерпретаторы видят в философии Сантаяны тщетное усилие соединить платонизм с натурализмом, другие — воссоединить романтическую и рационалистическую традиции. Часто его упрекали за неприязнь к позитивистскому духу эпохи и отрыв от современности. В последнее время стали говорить о том, что он как раз ухватил дух современности, одним их первых заговорив о вхождении западной культуры в «пострациональную», «пссгрелигаозую», «постморальную» стадию. Сантаяна не оставил «школы» и не создал моды, хотя среди его почитателей были и такие известные, как У Лип- ман. Однако литературный стиль философствования (говорят, что ни до, ни после Сантаяны на английском языке никто не писал столь элегантной философской прозы), а также остроумие и ирония, свойственные его эссеистике, сделали его работы широко читаемыми новыми поколениями, а его афоризмы, метафоры, сарказмы до сих пор в ходу у журналистов. Соч.: Egoism in German Philosophy. N. Y, 1916; Soliloquies in England. N. YM 1922; The Unknowable. Oxf., 1923; Platonism and Spiritual Life. N. Y, 1927; Some Turns in Thought in Modern Philosophy. Cambr., 1933; The Last Puritan. N. Y, 1936; Obiter Scripta. N. Y, 1936; Persons and Places, 3 vol. N. Y, 1944-1953. Jhrr.: Юлина H. С. Джордж Сантаяна: «Царства бытия».—В кн.: Очерки по философии в США. XX век. М., 1999, гл. 4; Munitz M. The Moral Philosophy of George Santayana. N. Y, 1939; The Philosophy of George Santayana, ed. by P. A. Schilpp. La Salle, 1940; Arnett W. ? Santayana and the Sense of Beauty. Bloomington, 1955; Butler ft The Mind of Santayana. N.Y, 1956; Singer I. Santayana's Aesthetics: A Critical introduction. Cambr, 1957; Munson Th. The Essential Wisdom of Santayana. N. Y, 1%I; Sprigge Г. I. Santayana: An Examination of his Philosophy. L, 1974. H. С. Юлина
САНЧЕС ВАСКЕС (Sanchez Vazquez) Адольфо (род. в 1925, Альхесиарес, Испания) — мексиканский философ-марксист. Изучал философию в Мадридском университете, в 1939 был выслан из Испании, поселился в Мексике. Основные работы: «Эстетические идеи Маркса» (1965), «Философия практики» (1967), «Эстетика и марксизм» (1970), «От научного социализма к социализму утопическому» (1975), «Марксистские очерки философии и идеологии» (1983), «Марксистские очерки истории и политики» (1985) и др. Санчес Васкес, по его собственному определению, — представитель марксизма «открытого и критического, живого как сама вдохновляющая его реальность». Среди обсуждаемых им проблем центральное место занимают проблемы эстетики и философии практики. В понимании практики Санчес Васкес опирался на теоретические разработки Маркса, включился в дискуссию по этой проблеме (в которой в разное время участвовали Д Лукич, А Грамшт, А. Шафф и др.). Принял участие в полемике философов-марксистов по вопросам эстетики, исходя из необходимости преодолеть «догматические и сектантские концепции времен сталинской деформации марксизма». С его точки зрения, эстетика Д. Лукача, «закрытая и нормативная», применима лишь к реалистическому искусств); а «реализм без берегов» Р. Гароди сужает современное искусство, которое не исчерпывается реализмом. Санчес Васкес рассматривает искусство как идеологию, как форму познания, но главное — как творческую форму жизни человека. Соч.: Las ideas esteticas de Marx. Мех. 1965; Filosofia de praxis. Мех., 1967; Estetica у marxismo. Мех., 1970; Ensayos marxistas sobre filosofia y ideologia. Мех., 1983; Ensayos marxistas sobre htstoria y politica. Мех., 1985. А Б. Зыкова
493
САНШАЯ
САНШАЯ (санскр. samsaya — со [положение) — третья категория ньш, сомнение как общее основание познавательной установки. В «Ньяя-сутрах» саншая определяется как «раздвоение мысли, зависимое от особенностей [предмета], вследствие [наблюдения] общих и частных свойств, расхождения мнений и неопределенности в восприятии и невосприятии» (1.1.23). Эти пять разновидностей или причин сан- шаи подвергаются критическому исследованию, в результате которого устанавливается, что не следует ни отвергать сомнение как таковое, ни допускать его «безграничность» (II. 1.1— 7). Ватсьяяна характеризует его как лишь общее знакомство с предметом, провоцирующее вопрос: «Что это такое?», и прямо связывает его с появлением альтернатив. Он предлагает следующую интерпретацию пяти «пунктов» саншан, которые считает его разновидностями: 1) наблюдение общих свойств предметов при ненаблюдении специфических: когда мы сомневаемся, видим ли столб или человека; 2) констатация определенного свойства объекта, не позволяющая решить вопрос о его природе: зная, что звук производится разъединением предметов, мы не можем определить, является ли он субстанцией, качеством или движением; 3) наличие конкурирующих способов решения проблемы; одни считают, что Атман есть, а другие — что его нет; 4) наблюдение объекта не Позволяет определить его: является ли видимая нами вода реальной или фантомом; 5) ненаблюдение объекта: является ли реальной или фантомной не видимая нами вода. Уддйотакара, напротив, видит в пяти «пунктах» причины сомнения, которые сводит к трем: 1) предметы воспринимаются, но неясно; 2) общая характеристика наличествует и в искомом предмете, и а других; 3) имеет место познание различных характеристик различных вещей. Вайшешик Прашастапада подвергает критике пункт 3 Ватсьяяны (в т. ч. и на том основании, что всегда можно определить, какой из двух способов решения вопроса является предпочтительным). Найяик же Уцая- на принимает здесь интерпретацию Ватсьяяны. В. К. Шохин
САНЬ ГАН У ЧАН («Три устоя и пять постоянств»; сокращенно ган чан — «устои и постоянства») — традиционное для конфуцианства обозначение нормативных отношений между главными социальными ролевыми позициями и нормативных этических качеств. Сочетание «сань ган» восходит к троичной матрице (ср. триграммы « Чжоу ш, триаду Небо — Земля — человек и т. п.), «у чан» — к пятеричной («пять элементов» —у сын). Сань ган в «Чунь цю фань лу» («Обильные росы весен и осеней») реформатора древнего конфуцианства Дун Чжуншу означает «три устоя» отношений между государем и сановником, отцом и сыном, мужем и женой — атрибуты «пути правителя» (вон дао) и требования, исходящие от Неба. Истоки этого определения прослеживаются в «Ли цзи», где говорится, что «устой», или «норма» (ган, буквально — основной канат рыболовной сети), о которой заповедали помнить «совершенномудрые» правители древности, — отношения между отцом и сыном, правителем и сановником. Словосочетание «у чан» («пять постоянств») у Дун Чжуншу обозначило качества, над совершенствованием которых должен трудиться правитель (ван): жэнь — «гуманность», и — «должная справедливость», ли — «[этико-ритуальная] благопристойность», чжи — «разумность», синь — «благонадежность/доверие». Основоположник позднеимперской неоконфуцианской ортодоксии Чжу Си первым применил словосочетание (сань ган у чан) как единое понятие, выражающее проекцию идеального природного порядка на общество. Оно означает предвечно существующие и неуничтожимые «устои и постоянства» (ган чан), тождественные неизменному структурообразующему природному началу — «небесному принципу» (тяньли). А. Г. Юркевич