Новая формула Путина. Основы этической политики
Шрифт:
Единственное обращение этого тренда, фундаментально устойчивое, пришлось на наше с вами время, когда Россией правили два совершенно чудовищных представителя с точки зрения геополитики. Я сейчас не беру другие аспекты. Мы берем по модулю, рассматриваем с точки зрения геополитического мэппинга. Мы просто сравниваем карту СССР Варшавского договора и тех стран, которые обладали просоветской ориентацией в «третьем мире», в том числе в Африке, в Латинской Америке, в Азии, с тем, что мы имеем после 91-го года и после правления Горбачева в 89-м году, когда, по сути дела, была выпущена из-под контроля вся Восточная Европа. И мы получаем абсолютный, ничем не компенсируемый «минус». О двух этих персонажах можно говорить только с проклятиями,
Второй вопрос. Очень важно, что этот упадок России проходил не в условиях несколькополярного мира (олигополярного мира), а в условиях биполярного мира и в условиях, когда геополитическое противостояние «суши» и «моря» приобрело глобальный характер (планетарный характер). Это мы видели, начиная с начала Great Game (Великой игры).
Что это означает?
Это означает, что наши территориальные геополитические уступки и потери были немедленно оприходованы не неким комплексом региональных игроков, а только одной-единственной силой: всюду, откуда мы уходили, приходили атлантисты и талассократы. В данном случае теллурократия советского государства, российского государства, российской системы приобрела планетарный характер. Противостояние двух систем, как я говорил, социалистической и капиталистической с геополитической точки зрения, если отставить любую идеологию, представляло собой противостояние «моря» (талассократии) и «суши» — теллурократии, которая стала глобальной, планетарной. Потому что и в Африке, и в Латинской Америке, и в Азии существовали просоветские режимы, которые представляли собой с геополитической точки зрения проекции Land Power, или «цивилизации Суши».
Так вот, после того как геополитический дуализм зафиксировался в глобальном планетарном масштабе, проигрыш одного из этих полюсов (в частности, теллурократии) однозначно и без всяких компенсирующих элементов усилил другой полюс.
То есть все свободные пространства, откуда уходил Советский Союз по мере своего развала, немедленно или с некоторой отсрочкой занимались нашими геополитическими оппонентами и конкурентами. Из Восточной Европы выводятся советские войска — эти страны включаются в блок НАТО, то есть не просто остаются независимыми от нас: перестают быть зависимыми от нас и становятся зависимыми от них.
Здесь очень принципиальным является вопрос, что идея общеевропейского дома, идея освобождения Европы от блоков (неблоковый статус Европы) — все это было на словах и все было не реализовано на практике. На практике действовала жесткая геополитика: ушли представители теллурократии, пришли представители талассократии. НАТО не исчезла вместе с Варшавским договором, а просто усилилась за счет стран Варшавского договора. То есть обнаружилось, что за разговорами о демократии, свободе и свободе выбора просто существовало и продолжает существовать (уже на геополитическом уровне) противостояние двух систем — только не идеологических. Потому что Российская Федерация после 91-го года — такая же либеральная демократия, как и США, и Европа. Формально с разделением властей. У нас парламент, у нас свобода, демократия, капиталистический рынок, олигархия, порнография, гомосексуалисты — есть все то, что есть на Западе, со всех точек зрения.
И тем не менее противостояние продолжается, потому что идеологического противостояния больше нет. Раньше был социализм против капитализма. Сегодня капитализм и капитализм: у нас капитализм — и у них капитализм, у нас демократия — у них демократия. А противостояние продолжается, но оно уже носит откровенно геополитический характер. И вот эта дуальная система, которая была скрыта под идеологическим противостоянием, проступила и дала о себе знать в полной мере. Пиком этого процесса стало включение в НАТО трех бывших советских республик: Латвии, Эстонии и Литвы,
Что значит «однополярный момент» с точки зрения геополитики?
Это значит: талассократия (Seapower) одерживает абсолютную победу над теллурократией, и двухполюсный мир превращается в мир однополюсный. С геополитической точки зрения однополюсный мир — это победа «цивилизации Моря» над «цивилизацией Суши» в абсолютном смысле.
Почему это называется «момент»?
Потому что некоторые авторы считали, что теперь однополярная система (однополярная глобализация) станет нормой навсегда, а другие считали, что это временное явление и за однополярным моментом может появиться некая другая система баланса сил в мире — в частности, например, БРИКС: идея создания некоторого равновесного мира, где новые державы выйдут на первый план. Во всяком случае, однополярный момент, который возник с 91-го года (с конца 80-х) — это факт. А вот будет ли он устойчивым или нет — это вопрос открытый.
В 90-е годы большинство экспертов в глобальных геополитических вопросах полагали, что этот однополярный момент является началом однополярной эры. Как американские неоконсерваторы, которые в тот период пришли к власти вместе с администрацией Буша, в частности, но и до нее, провозгласили идею «нового американского века». Сказали, что в XX веке Америка вышла на первые рубежи (это правда), а в XXI веке «неоконсы» сказали: «Это вообще будет веком одной Америки. Ничего другого, кроме Америки, существовать не будет». То есть однополярный момент превратится в однополярную эру.
Однополярный момент — это факт. Однополярная эра — это возможность, то есть возможность продления. «Остановись, мгновенье! Ты прекрасно!», — говорили американские консерваторы. В России правят агенты влияния, марионетки — западная пятая колонна, которая готова поддерживать своих же собственных сепаратистов против своей собственной армии. А это было в 90-е годы, когда первые каналы, принадлежащие Гусинскому, Березовскому, просто поддерживали чеченских сепаратистов, всех остальных сепаратистов против федеральных войск. Когда, например, были репортажи, в которых наши солдаты (это по российскому телевидению) показывались уродами, варварами, а чеченцы (которые выступали против территориальной целостности России) показывались героями, борющимися за свободу, независимость и честь, джигитами и жертвами. По нашему телевидению, не по чеченскому. Чеченского тогда не было.
Был период полного торжества талассократии, когда Андрей Козырев, министр иностранных дел, познакомившись с рассматриваемой здесь геополитической моделью — в газете «День» была опубликована моя первая работа по геополитике, — сказал: «Хорошо, если вы предлагаете такую классификацию, я — атлантист». Говорит министр иностранных дел сухопутной державы — «атлантист». Приблизительно так, как если бы представитель сталинского руководства сказал: «Если вы называете это фашизмом, то я — фашист» (во время войны с Гитлером).
Приблизительно ясно, в каком положении мы были.
Мы находились в оккупации:
• геополитической,
• идеологической
• или ситуации внешнего управления.
Наши конкуренты (носители талассократии) уже праздновали победу, потому что на повестке дня, как писал Бжезинский (теоретик атлантизма, «цивилизации Моря»), стояло расчленение России (об этом он писал в «Великой шахматной доске»), и, соответственно, с геополитической точки зрения все шло к тому, что однополярный момент закрепится навсегда.