Новая Инквизиция
Шрифт:
Но его ассистент нисколько не испугался, потому что понимал — на его устах сейчас играет точная такая же улыбка одержимого.
Пока я мотался с Салмановым, улаживая все формальности и договариваясь о его присутствии на обучающих спецкурсах, то успел с ним немного познакомиться. Парень оказался уроженцем чеченского города Гудермес, семью имел большую, где одних только родных братьев было четыре штуки. В Москве у него проживало множество родственников, с которыми Умар поддерживал весьма близкие отношения, и я сразу же его строго предупредил о необходимости соблюдать инкогнито на службе. Если он не хочет, конечно, подставить
Сам молодой человек в столице мечтал поступить в какой-то там ВУЗ, далеко не из последних, однако его некстати пробудившийся дар смешал ему все карты. Способность к управлению некроэфиром обнаружилась у него в семнадцать лет, когда он попал в серьезное ДТП с друзьями. Сам Умар отделался только царапинами и сотрясением, а вот его приятель, будучи непристёгнутым, полетел ласточкой и сломал себе шею об спинку впереди стоящего сидения.
Это был первый раз, когда мой подопечный увидел непроглядно-черный туман смерти, который и принялся инстинктивно впитывать в себя. Поначалу, как признался парень, он посчитал, что это просто вспыхнул двигатель автомобиля, заполняя салон дымом. Однако когда следом за обсидиановой мглой в разум ворвалась боль, испытываемая остальными пассажирами, версию о возгорании пришлось пересмотреть.
Собственно, сразу после этого, если опустить некоторые детали, Салманов угодил в интернат для несовершеннолетних инфестатов. Школьную программу ему пришлось доучивать уже там, под присмотром целой армии психологов, психиатров и более опытных коллег по нашему непростому ремеслу. А после выпуска ему присвоили вторую ученическую категорию, что для такого короткого срока обучения, на мой взгляд, было весьма неплохо, и по распределению направили сюда, в Москву.
— А у вас какая категория? — по-подростковому непосредственно поинтересовался у меня Умар.
— Первая боевая, — не стал я разводить конспирацию на пустом месте.
— Ого, — уважительно присвистнул тот. — А у вашего напарника?
— Вторая боевая, — так же честно ответил я.
— А это лучше или хуже? Я просто забываю постоянно…
— Рост категорий происходит от большей к меньшей, — предельно терпеливо поведал я. — После второй ученической, ты получишь первую ученическую. А потом перейдешь на третью боевую.
— И что нужно сделать, чтобы шагнуть на следующую ступень?
Я украдкой покосился на собеседника, не прекращая следить за дорогой, а потом тяжко вздохнул. Абсолютный ноль. За год в спецшколе и шесть месяцев ускоренной подготовки парнишку научили только противостоять кровожадным позывам дара, забыв вложить в его голову хотя бы элементарные познания о непростом мире инфестатов.
— Сдать квалификационной комиссии экзамены, — продолжал разжевывать я. — Там будет четыре дисциплины: тактическая относительность, экзорцизм, спиритуализм и углубленная эмпатия.
— Эм-м… я только про эмпатию понял, — смущенно признался Умар. — А остальное это что?
— Господи, да тебя хоть чему-нибудь научили в твоем интернате?! — возмутился я, но потом попытался успокоиться, понимая, что глупо адресовывать свое недовольство ему. Все-таки, парнишка совершенно ни в чем не виноват, за него все решили «умные головы» из верхушки. А потому мне нужно проявить больше терпения, ведь он скоро будет спину нам с Изюмом прикрывать. Так что, крепись, Факел, лучше жвачкой закинься…
— Хорошо, поехали с самого начала, — пустился я в объяснения, остервенело замешивая зубами сразу три жевательных подушечки. — Состояние тактической относительности,
— А, ну это-то я знаю! Только у нас это называли «форсаж»… — перебил меня Умар, но стоило мне бросить на него уничтожающий взгляд, сразу сник. — Ой, простите, товарищ капитан, продолжайте…
— Спасибо, что разрешил! — не сдержал я иронии. — Так, с первым разобрались. Едем дальше. Экзорцизм, как понятно из названия, это постепенный процесс вытягивания чужого некроэфира из тела умертвия и превращения его в обычный труп. У нас нечасто возникают ситуации, когда требуется такая тонкая работа, но уметь все равно надо. Чаще всего, мертвеца проще зажарить, чем по ниточке вытягивать из него энергию. Спиритуализм — это, грубо говоря, допрос покойника. Нас регулярно дергают в МВД и следком, чтобы мы пообщались с их жмурами, по которым зацепок нет, или чтобы для суда свидетельские показания с того света оформить. Да-да, чего глаза выкатил? В УПК уже лет десять как внесли дополнения, признав спиритуализм одним из видов экспертного исследования. Так что готовься и к этой стороне нашей службы. Еще вопросы?
— Да не, пока вроде все понятно, — прилежно покивал Салманов.
— Ну и слава богу…
— В принципе, в интернате нас учили и СТО, и эмпатии. Только вот с трупами мы дел не имели.
— А «подзаряжались» тогда как? — удивился я.
Я прекрасно помнил нашу учебку. Новообращенным, не умеющим еще толком обращаться с даром, энергии никогда не хватало. Мы расходовали влет доступные нам крохи, а потом до мяса стачивали ногти об стены, страдая от жесточайшей ломки. Да-да, опорожненный резерв для инфестата — лютая и беспросветная жесть. Именно в этом состоянии большинство начинающих одаренных сворачивают на скверную дорожку, даже толком не понимая, что с ними происходит. Само подсознание толкает их к становлению кровожадными маньяками, стремящимися уничтожить жертву предельно мучительно, кем бы она ни была. И именно первое убийство навсегда расчерчивает жизнь вкусившего тьму новичка на «до» и «после». Вот он еще был человеком, а вот он уже бешенный зверь, остановить которого может только лишь очистительное пламя и смерть. Это в буквальном смысле превращается в настоящую одержимость. В воспаленном мозгу малоопытного инфестата убийства начинают видеться единственным средством, способным унять тягостную иссушающую жажду внутренней пустоты.
И вот, чтобы мы не перебили друг друга, пытаясь извлечь из смертей товарищей хотя бы каплю черного прохладного некроэфира, нас и водили на публичные расстрелы. После того, как мир всколыхнулся от появления первых некромантов, Россия относительно быстро смекнула, куда дует ветер. Наше государство в одностороннем порядке вышло из Конвенции по правам человека и спешно отменило мораторий на смертную казнь, намереваясь использовать пенитенциарную систему в качестве легитимного инструмента.
И в залах исполнения наказания — небольших комнатушках три на три метра с несколькими стульями для прокурора, врача и начальника учреждения, где происходили экзекуции, мы по очереди учились поднимать умертвий. Мы говорили с ними и делились под протокол информацией, полученной прямиком из мозгов покойника. Лишившись жизни, люди теряли какую-то очень важную часть себя и уже не могли ничего утаивать. Под гнётом некроэфира они выкладывали все, даже то, что никогда бы не решились поведать, пока билось их сердце.