Новая история Колобка, или Как я добегалась
Шрифт:
Черт с ними, пусть роют. Сомневаюсь, правда, что что-то откопают. Утешает только одно: конфиденциальных данных я Азорам точно не выдала. Сама история отнюдь не тайна, её вовсю полоскали в сети, а свои ежегодные камчатские отпуска Макс с тех пор прекратил.
Мирослав Радомилович отбыли.
Не буду врать, что добровольно.
Просто я спохватилась, что мое развеселое трио вот-вот проснется, отдохнувшее, посвежевшее… А тут дядя доктор.
Дети у меня человеколюбивые,
Нет, я не скупая, и не жадничаю делиться с Азором общими детьми (до недавнего времени — моими, единоличными). Просто Азор еще не посвятил меня во все тонкости ухода за альтерами-полукровками, а потому пока что нужен нам в здравом уме и твердой памяти.
Кое-как придя к единому знаменателю с самой собой, Мирослава я попросила на выход.
Он ушел, проникновенно выдав напоследок:
— Лен, я очень рассчитываю, что тебе не нужно объяснять, что о нечеловеческом происхождении твоих детей никто знать не должен. Вообще, о существовании альтеров в принципе никто не должен знать.
Я сладко улыбнулась:
— Уж кто-кто, а вы, Мирослав Радомилович, могли бы быть уверенны, что дозировать информацию я умею!
Вот так-то: не учи бабушку кашлять, сынок!
ПростоМир поперхнулся воздухом (и инструктажем по соблюдению режима секретности), и вдруг ухмыльнулся:
— Кстати, Елена Владимировна! Вы мне свидание задолжали — извольте вернуть! О дате и времени уведомлю позже — я просто пока не знаю, к какому времени принято приглашать на свидания мать троих детей! — нахально подмигнул, и бодро поскакал вниз по лестнице, помахивая на ходу голубым стетоско…
Что-о-о?
Ну и мерзавец!
Нет, вы это видели, а?!
Ну, я еще понимаю попытку отжать “Тишину” — хотя в приличном обществе за такие вещи сразу бьют битой по зубам.
Но стетоскоп? Детский стетоскоп?!
Нервно хихикая, я заперла дверь за похитителем игрушек.
С ума сойти, у меня будет свидание с отцом троих детей.
Можно было бы отказаться, мотивируя тем, что у меня своих столько же, а шестерых мне Ада заводить запретила…
Я потрясла головой, вытряхивая из нее дивную чушь.
Ну-ка, где мой телефон?
— Алло. Макс, ты не занят? Ну, слушай!
Пятнадцать минут неразбавленного удовольствия — перераспределения шока в природе. Жалко, не включила видеосвязь — мне жизненно необходима моральная компенсация за все текущие стрессы.
Вот странно, выясняли отношения мы с Миром часа полтора по ощущениям, а смысловая выжимка уложилась в четыре предложения. Всё остальное время телефонной беседы мы с Максом бурно обсуждали, можно ли верить Азору. Оба утверждали, что нет, и старательно друг другу это доказывали.
Отчетливо понимая, что если Мирослав Радомилович не врет, то где-то рядом, под боком у нас с ним, затаилась хитрая, хладнокровная сволочь.
Кисло. Всем было бы удобнее, если бы, кроме “Азоринвеста”, сволочей здесь не было.
Второй разговор был еще сложнее.
— Ада? Как ты, солнце? Ада… — и как в омут с обрыва, — Ада, я сказала Азору про мелких. Не было выбора: анализы показали, что эта сыпь — ни черта не аллергия, а что-то наследственное. Да, пришлось экстренно признаваться и выяснять. Да, повезло, что он объявился именно сейчас. Нет, он сказал, что это не опасно, и… Всё наладится, Ад.
Я разговаривала с ней, и через всё разделяющее нас расстояние чувствовала, что она сейчас испытывает: агрессия, ревность, нежелание неизбежных перемен и страх перед ними… Отражение моих собственных чувств. Яростный протест зерен, уже проворачивающихся в жерновах.
Ничего. Зато перемелется — мука будет.
Вырубив телефон, я всерьез призадумалась: что мне делать?
Пойти, упасть рядом с детьми и умереть трупом (при том, что спать банде оставалось от силы пятнадцать минут), либо запереться в ванной, и те же пятнадцать минут вволю порыдать?
Психика, она, чай, не казенная. От такого перенапряжения и кукухой недолго поехать, если не стравливать давление иногда.
Так ничего и не выбрала — просто в какой-то момент обнаружила, что сижу на полу, под стеночкой, вцепившись обеими руками в телефон, и вперив взгляд в пространство.
И ладно бы, там что-то путнее показывали — а то дверь и обувная полка.
В комнате зашлепали чьи-то босые лапки, и я вынырнула из оцепенения.
Альтеры, поджоги, Азоры… Да катись оно всё покатом. С меня хватит.
Я решительно вскочила, забросила телефон с глаз долой. В конце концов, у меня вот больничный, первый за три года. И я планировала взять от жизни всё!
— А кто-о-о сейчас будет играть с мамой в разбойников? — вопросила я, входя в комнату.
— Я, я, я! — запищали дети на три голоса, моментально просыпаясь и прыгая вокруг меня.
— А вот и нет! — я подхватила на руки Ярика, потормашила его, потрясла под заливистый хохот. — В разбойников будет играть тот, кто сейчас хорошо покушает!
Суп под такую мотивацию зашел на ура.
А дальше мы до вечера увлеченно громили квартиру.
Разбойники и индейцы, родео на диванных подушках и визг-писк до небес. И соседи, притихшие в ужасе, в ожидании, что вот-вот эта стихия вырвется на волю, за пределы квартиры, и разнесет вдребезги и пополам весь мир.
Повезло, миновало.
Перед ужином мы с детьми даже расставили всё по местам — и трехлетки добросовестно мне помогали в меру своих сил. С точки зрения порядка это, конечно, дохлый номер — после ужина они в пять минут раскурочат всё обратно, зато полчаса все были заняты созидательным трудом!