Новая история Колобка, или Как я добегалась
Шрифт:
Но подавил он это чувство быстро.
— Смотри, — из нутра сумки появился бумажный пакет. — Это сбор, заваривать на ночь в термосе, с утра поить, один стакан на нос. Это мазь, — он вынул на свет божий аккуратную белую баночку, — Хранить в холодильнике, срок годности — неделя. Мазать, если начнется зуд.
Он задумчиво осмотрел содержимое сумки.
— Больше медицинский рекомендаций, вроде бы, не имею… Сам доктор сможет приехать только к середине недели, раньше никак. Велено держать в курсе, и обращаться за консультацией в любое
Я убрала сбор в шкаф, мазь в холодильник, визитку в карман, и тут Мирослав шут Радомилович с невинным видом выдал:
— Ах, да! Чуть не забыл! — и достал из сумки стетоскоп.
Голубенький, нарядный. И безнадежно настоящий.
— За что?! — вырвался из Лены крик души. — Мирослав, что я тебе такого сделала?
Спохватившись, что Азор уже открыл рот (а список "за что?!" мог выйти длинным!), я торопливо перебила:
— Не отвечай! Это был риторический вопрос!
Вернувшаяся с инспекции детской, Адка за моей спиной поперхнулась смешком. У Мирослава в глазах заплясали черти.
— Послушай, я оценила твою попытку удивить и порадовать детей, честно! — попыталась я договориться с Азором как взрослый человек со взрослым человеком. — Но ты не представляешь, что у нас в доме из-за этого стетоскопа начнется!
Прикинув, какая кровопролитная война развернется за дивную игрушку, я против воли передернулась.
— Ну, в общем, я что-то такое и предполагал, — ответил мне незамутненно-чистым взглядом Мирослав провокатор Радомилович… И достал из сумки еще два точно таких же стетоскопа. — Держи! Я их с мылом помыл, и спиртовыми салфетками протер!
Я прикрыла глаза, борясь с желанием поколотить мерзавца.
— А наш где? — сварливым тоном поинтересовалась я, хотя на языке вертелся совсем другой вопрос.
Почему их только три?
А я?!
У меня тоже никогда в жизни не было настоящего стетоскопа!
Адка просочилась на своё место. Села. Уставилась на Мирослава в упор, не мигая.
“Что-то грядет!” — как бы говорил опытному наблюдателю этот взгляд.
Мирослав достал из сумки конфеты.
— Это вам к чаю, девочки! — с этими словами он подвинул коробку к Аде.
Я подумала и ретировалась с линии огня — ставить чайник, доставать кружки…
ПростоМира мне, конечно, было немного жаль. Но вмешиваться я не собиралась — себя-то мне в любом случае было жальче!
— Мирослав Радомилович, — Ада благосклонно притянула к себе нарядную коробку с незнакомым логотипом, — А что это за болезнь такая? Вы-то Лене объясняли, но я, знаете, толком ничего не поняла… — голосом простодушной дурочки завела она сладкую песенку.
И всё. На Мира обрушился град вопросов: а что? а как? Ах, это наследственный синдром? А где я могу о нем почитать? Малоизученный? Ну надо же, в наш просвещенный век… А почему вы не обратитесь к частным лабораториям?
Ну, зато теперь понятно, что за выражение было у нее на лице при приеме гостя: пакость эта была продуманная, спланированная и только ждала своего часа!
Адка впилась с Мирослава, как клещ.
С въедливостью пожарного инспектора, она тыкала в легенду Азоров, проверяя на прочность и пытаясь нащупать слабые места.
С моей точки зрения, Мирославу следовало бы сказать Аде спасибо: ну кто еще им такую проверку боем устроит?
Мир же почему-то не выглядел готовым говорить “спасибо”. Скорее уж, в его глазах читалось тоскливое желание свернуть козе шею, да и покончить с экзекуцией.
Неблагодарный нынче альтер пошел! Бессовестный.
Адка отрывалась вовсю, видимо, твердо решив отыграться на Мирославе за все наши бессонные ночи и истрепанные мелкими нервы.
Притворившись, что я целиком и полностью погружена в таинство приготовления чая, я усиленно хмурилась, чтобы не сорвать Аделаиде Константиновне бенефис вульгарным смехом, когда вдруг Азор выдал:
— Ада, можно вас на несколько слов наедине?
Они вышли, а у меня как-то сразу поубавилось веселья. Вспомнилось, что Мирослав вообще-то взрослый состоявшийся мужик и умеет быть жестким…
А Адка, пусть и боевая, но молодая девушка. И, чтобы она там себе ни думала, таким как Азор она не противница…
Я медленно села на любимый стул.
Если он Аду хоть чем-то обидит… Хоть как-то, хоть намеком попрекнет или заденет…
Будет он лететь отсюда и боком, и с прискоком, и бегом, и кувырком.
На столе стоял чай, который некому было пить. За окном февральская чернота мерцала огнями соседских окон.
Они вернулись через несколько минут.
Адка села на свое место и с довольной ухмылкой потянула к себе кружку, а Мир задержался в дверях кухни:
— Елена Владимировна, можно теперь вас на минутку?
Я сморгнула, выныривая из воинственной меланхолии. Перевела взгляд с одной на второго.
Хм.
— Да, конечно, Мирослав Радомилович!
Я выплыла за ним вслед в коридор, к самым дверям.
Ого! У нас какие-то тайны? Мы прячемся, чтобы нас не услышали?
Я была заинтригована, но всё равно не ожидала, что меня дернут за пояс домашних джинсов, запихнут в угол, и, загородив от всего мира широкими плечами, шепнут на ухо:
— Лен, я тебя у няни отпросил. Пойдем на свидание?
Э-э-э… Ну… Как бы… Я, конечно, конечно, помню, что должна. Но…
— Сейчас? — растеряно пискнула я.
Руку Мирослав по удивительной забывчивости с пояса моих джинсов так и не убрал, а дыхание щекотало мне ухо. Его запах — горький, будоражащий, чувственный — проникал в кровь с дыханием и через поры.
Здесь, в углу между стеной и грудью Мирослава, было удивительно жарко. То ли управляющая компания мудрит с отоплением, то ли у меня кровь прилила везде, где только можно — даже не знаю, какой из вариантов вероятнее!