Новая реальность
Шрифт:
— Да что ты говоришь, — я прищурился. В свете этого сообщения пожар в слободе выглядел совсем по-другому, чем я думал изначально. Судя по поджатым губам Репнина он тоже не слишком доволен тем, что не сумел сам докопаться до сего замечательного факта. — Это очень, очень важно, ты прав, Андрей Михайлович, ты прав, — я задумчиво смотрел на этого молодого офицера и думал о том, могу ли я как-то премировать его за службу, или это привилегия Ушакова, подавать мне список своих сотрудников, кто на его взгляд заслуживает поощрения. В итоге, так ничего и не придумав, отпустил Соколова, который вышел из кабинета, едва ли шаг не чеканя.
Репнин собрал свои бумаги и вышел из кабинета, чтобы тут же заняться рассылкой гонцов. Ко мне вошел Митька.
— Ужинать будешь, государь, Петр Алексеевич? — спросил он, меняя свечи в подсвечниках и начиная их зажигать.
— Картоху хочу. Круглую, вареную со сметанкой, — я даже сглотнул, представив ее на тарелке, такую горячую, дымящуюся… Желудок тотчас отозвался руладой на этот образ, всплывший в моем разуме. — Пущай картохи отварят и довольно будет. Посолить только чтобы не забыли.
— Эм, — Митька внезапно замялся и принялся вертеть в руке свечу, которую следовало поставить в подсвечник. — Нету картохи.
— Как нету? Я, когда ее варил, целую корзину на кухне видел, — от подобного заявления я аж оторопел. — Куда ее дели, ежели никто не жрет, окромя меня?
— Сперли, — Митька с силой вогнал свечу в подсвечник так, что едва не сломал. — Как листки Юдина твоего вышли, так вскорости и сперли всю корзину.
— Что? Ничего не понимаю, зачем кому-то воровать овощ, который все равно никто не ест? О каких ты листках говоришь? — я растерянно смотрел на слугу и не мог понять, что происходит, и почему мир вокруг меня постепенно сходит с ума.
— Да вот об этих листах, о каких еще-то? — Митька вытащил из-за пазухи мою первую газету и положил ее на стол. — Ты бы, государь, Юдину чего-нибудь укоротил, что ли, а то он совсем стыд потерял, срам всякий о тебе писать удумал.
Я схватил газету и принялся читать. Мне было посвящено не слишком много места на второй странице, но вот что он там писал…
Из статьи выходило следующее: картофель — любимый продукт государь-императора Петра Алексеевича. Он настолько любимый, что повара даже к готовке не подпускают и держат его подальше от картофеля целым караулом гвардейцев, чтобы ни дай боже, этот немчура не съел то, что должен был приготовить. Далее шло описание сидящего под охраной повара, который мог только рыдать и сглатывать слюну, глядя на то, как государь собственноручно варит, а затем ест овощ, давая его попробовать лишь немногим избранным, в кое число попал автор статьи. Потом шло описание вкусовых качеств картофеля, как очень необычно и вкусно, ну а вот дальше шло то самое безобразие, о котором говорил Митька. Оказывается, картофель не только был полезен, и государь-император только благодаря тому, что поглощал его в больших количествах, сумел преодолеть болезнь, от которой едва не помер, он еще и увеличивает мужскую силу, чему стала свидетельницей некая дама, чье имя скромно умалчивалось, и гвардейцы личной охраны, которые охраняли государя, разумеется, оставаясь за дверями запертой комнаты. А Юдин, который случайно увидел, как дама выпархивает из той самой комнаты, по ее абсолютно счастливому лицу, убедился, что да, благодаря картофелю государь теперь может осчастливить любую женщину.
Медленно отложив газету, я подобрал челюсть и медленно сосчитал до десяти, чтобы не приказать прямо сейчас удушить этого монстра пера. Потому что статья получилась очень убедительной. Я даже сам на мгновение поверил, что все мои, хм, мужские силы только из-за того, что я картошечкой балуюсь.
— А это правда, что из-за картохи у тебя, государь, Петр Алексеевич, ну, это самое? — слегка покраснев, спросил Митька. Митька, который знает, сколько раз я в туалет хожу!
Я очень прямо подошел к двери. Мне вот прямо сейчас нужно прогуляться, чтобы никого не убить. Я уже открыл дверь, когда Митька задал свой вопрос. С красным от злости лицом я повернулся к нему и прорычал.
— Ну а ты, как думаешь? Конечно, правда. В картохе же крахмалу столько, что, когда ее жрешь, то жабо само как надо встает, даже крахмалить отдельно не нужно, и все остальное тоже… встает.
После чего я вышел из кабинета, громко хлопнув дверью. Вот черти, аж аппетит пропал. Повернувшись, я поймал задумчивый взгляд дежурного гвардейца. Вот же, мать вашу, и Юрьев день.
Выйдя в парк, я немного постоял, вдыхая морозный воздух, который, казалось оседал в легких, оставляя легкую боль и одновременно ощущение свежести. Задрав голову посмотрел на небо: чистое и уже звездное, хотя луна еще не взошла. Нашел Большую медведицу и с полминуты смотрел на Алиот, который словно подмигивал мне с небес. Почувствовав, что начинаю замерзать, сунул руки в карманы камзола, что было не легким делом, и направился к входу во дворец. На моем пути располагалась казарма императорской гвардии. Уж не знаю зачем меня туда понесло, но зачем-то понесло. Войдя внутрь, я обнаружил, что она практически пуста. Видимо, все гвардейцы несли службу, лишь один молодой парень сидел за столом и вертел в руках свою фузею. Мне стало интересно, что же он делает. Подойдя поближе, я понял, что ошибся. Это была не фузея. Почувствовав легкое головокружение, я тихо спросил.
— Что это? — парень аж подпрыгнул. Повернувшись ко мне, он вытянулся, и попытался весьма неловко закрыть своей широкой спиной стол, на котором лежало оружие. Я, обошел его по кругу и поднял то, что я принял за фузею. Повернув оружие так, чтобы видеть механизм, я повторил вопрос. — Что это? Ты что же, гвардеец, оружие решил испортить?
— Никак нет, государь, Петр Алексеевич, — в голосе звучала легкая паника, но он быстро с ней справился. Вместо паники в глазах зажегся интерес исследователя. — Я придумки разные делаю, чтобы лучше стало работать. Вот, придумал, что было бы хорошо, если не ударно-кремневый замок будет, а вот такой. Вот этот молоточек ударял бы по… чему-то, что будет на этом патрубке, чтобы тот посылал искру по трубке, поджигал порох и выталкивал пулю.
— И в чем проблема? — я осторожно положил на стол самое первое ружье с капсюльным замком. Идея, которая так и не была реализована в известной мне истории.
— Я не знаю такой штуковины, которая при ударе бы малюсенький взрыв давала, — честно признался парень. — Вот ежели знал бы… Я тут все хочу так сделать, чтобы через казенную часть заряжать. А чтобы не надкусывать патрон, можно было бы ту штуковину прямо на патрон цеплять. Тогда молоток пришлось бы переделывать, но, это не беда, придумал бы что-нибудь.
— А ежели я дам тебе вещество, которое при ударе взрывается, ты доведешь ее до ума? — я смотрел исподлобья, стараясь не спугнуть удачу.
— Ну да, чего там доводить-то осталось? Ну может с длиной трубки повозиться придется, — парень несмело улыбнулся.
— Замечательно, — я развернулся к выходу. Нужно срочно пройти в мастерскую, которая превращалась постепенно в мастерскую и частично лабораторию, и начать «изобретать» гремучую ртуть. Уже у двери я посмотрел на гвардейца. — Звать-то тебя как?
— Калашников Степан Юрьевич.
— Ну ни хрена себе, — я едва не заржал, но вовремя остановился. Это гены таким удивительным образом сработали, или что-то другое, и они просто однофамильцы? — Я попробую у цинцев что-нибудь добыть, они же славятся своими фейерверками, может и вещество, о котором ты говоришь, найдется, — и я вышел, очень аккуратно прикрыв за собой дверь.
Глава 9
Я сидел в тронной зале Кремлевского дворца, разодетый, как на собственные поминки, в короне и со всеми полагающимися атрибутами власти, такими как держава и орден Андрея Первозванного на груди. Зала была небольшая, как и всякие другие помещения старого Кремля, нагоняющего на меня зевоту и ощущение того, что я провалился еще глубже по времени, и теперь совершенно не понимал, что же мне делать.