Новая Россия, или, это мы, оба-двое!
Шрифт:
– Ну что, рискнем пробиться сквозь этот сброд?
– предложил Сергей.
– А нам больше ничего и не остается.
И оба друга окунулись в толпу. Поначалу было трудновато, но потом, когда они поняли. что тут можно не церемониться, они весьма невежливо стали прокладывать себе дорогу через людскую свалку. Наконец, они добрались до вожделенного входа, где предъявили "космонавтам" свои пропуска. Те внимательно прошлись по ним взглядами и молча раздвинулись, давая понять, что вход одобрен. И друзья, теперь уже неторопливо и важно вошли в здание отеля.
– Смотри!
– толкнул Сергей Андрея.
– Ты только полюбуйся на этот шедевр.
–
– А вон там! Видишь, растяжка висит, в виде транспаранта?
– А! Забавно!
– сказал Андрей и вперил свой взор в транспарант. По правдя говоря, сие произведение словесности вполне заслуживало его, да и нашего внимания. Потому, не будет преувеличением сказать, что я, как автор, просто обязан ознакомить своего читателя с его содержанием. Перл словесности гласил:
"Ты один мну пАддержка и Апора, о мАгуччий олбанский английский язык! Не будь тибя – как ни фпасть в Атчаяние при виде всиво, што совершается дома? Но низзя верить, штоб такой язык не был дан великому пиплу! Аффтар Иван Тургенев жжот."
– Однако, - проворчал Андрей.
– Если так все пойдет дальше, во что они превратятся, в свиней?
– Ага, - подтвердил Сергей.
– Помнишь, как Геббельс однажды сказал, что если дать ему СМИ на три года, то он из нации сделает стадо свиней?
– Помню, конечно. А если учесть, что они тут так живут не менее двух десятков лет, то представляю, как они тут все оскотинились.
И в этот момент мелодичный женский голос из динамика мягко возвестил:
– Уважаемые дамы и господа! Кароче, возле ресепшена собираются мерчендайзеры, мейкеры, манагеры и промоутеры для брифинга после кофе-брейка. Остальных креативщиков, включая трейдеров, офис-менеджеров, спичрайтеров и визажистов, после прохождения мониторинга у секьюрити и чекинга дресс-кода, кароче, просим подойти к бутику номер один, где вас встретит представитель омбудсмена нашего края.
Толпа молодых взбудораженных людей дружно разделилась на два потока, хлынувших по своим точкам назначения. Чувствовалось, что предстоящие мероприятия были для них далеко не первыми, по крайней мере, для большинства из них. Некоторые обменивались дружественными рукопожатиями, восклицали – "О-о! Да ты красавчег!", "это просто зачотный отжыг" или "Ну ваще, ты жжошь!"
Судя по всему, скука сегодня явно не предусматривалась. Са-мая колоритная картина образовалась возле стойки администратора, где собравшихся приветствовал речью вышколенный, изящно одетый по последней моде мужчина средних лет:
– Фсем превед! Йа кароче надейусь, што вам панравицца наше зачетнае мероприйатие па развитийу маркетинговых исследований в опласти препадаванийа гуманитарных дисциплинчег, включайа филологийу, русский йазыг и, кароче, литературу. Мну, как дипутату, просто ваще нравицца такая агромная работа по совершенствованию нашего отвязного русского йазыка, где астался такой агромный пласт для нашей совместной деятельности. Так что, пиплы, кароче сникерснем и рванем дружно!
В ответ раздались бурные аплодисменты. Речь пришлась толпе явно по вкусу, и сразу почувствовалась родственная связь между всеми, кто там был. По рукам пошли банки попкорна, челюсти присутствующих дружно впихнули в себя жевательные резинки, и аура непревзойденного по своей мощи мероприятия невидимой вуалью начала растекаться по холлу, проникая в сознание находившегося там народа.
Дежурные улыбки в стиле “keep smiling” придавали неповторимый колорит. Стандартные рукопожатия, однотипные фразы, обворожительная фальшивость обещаний и заявлений, все, абсолютно все, было до боли знакомым, и даже приветственный транспарант казался вытащенным из пыльного запасника, если бы не выведенная огромными жирными цифрами дата. Но никто из присутствующих даже не замечал этого, всех поглотила бездна ненужной суеты. А в стороне от всего этого, захлебываясь от восторга, очередной стандартный журналист стереотипными фразами описывал “величайшие достижения, которые будут иметь непревзойденное значение для будущего развития страны под мудрым руководством единственной правильной партии нашей Родины.”
– Да уж, воистину, русский йазык жывет и развиваецца, - сымитировал собравшихся Сергей.
– Да пошли они все.
– с чувством выдохнул Андрей и изящно выругался.
– О, да вы растете, мэтр, - добродушно подколол друга Сергей.
– Ну что вы, что вы, - засмущался Андрей.
– Это мы так, в виде разминки, вы меня, сэр, еще пьяным не видели.
Друзья еще долго могли бы разминаться в подкалывании друг друга, но в этот момент ярко размалеванный и крикливо одетый субъект торжественно возвестил, что сейчас будет продекламирован отрывок из великой книги о великом кормчем расейской жизни, под названием «Борисиада". При этом Андрей пихнул Сергея локтем и прошептал, что сей труд он изволил читать недапвно, так что Сергею будет весьма полезно насладиться прослушиванием данного эпоса. Ну, а поскольку сам Андрей уже имел честь прикоснуться с нетленкой современности, то он пойдет поразмыслить насчет чего-нибудь выпить и закусить. "В конце концов," сказал он, "мы артисты, и наше место - в буфете."
Пораженный столь железной логикой, Сергей полностью и безоговорочно согласился со словами Андрея, но не преминул добавить, что, по сравнению со всем тем, что они здесь увидели и услышали, заключительная фраза Андрея свидетельствует о великом озарении и мудрости последнего.
Усмехнувшись, Андрей пошел в поисках искомого буфета, а Сергей приготовился внимать перлу изящной словесности. Как и ожидалось, к микрофону выбралось нечто, наряженное в набор тряпок, который должен был свидетельствовать о принадлежности декламатора к древним грекам. И не надо так смеяться! Это существо действительно хотело выглядеть древним греком, и ему это почти удалось. Сосредоточившись, оно хмыкнуло в микрофон, и затянуло унылым речитативом:
Гнев, Госдума, воспой у Бориса, Николаева сына,
Грозный, который россияянам тысячи бедствий соделал:
Многие души могучие славянских героев низринул
В мрачный рынок и самих распростер их в корысть плотоядным
Барыгам окрестным и псам (совершалася Борькина воля),
С оного дня, как, воздвигшие спор, воспылали враждою
Один олигарх как упырь, а другой же банкир благородный.
Кто ж от акций и облигаций подвиг их к враждебному спору?
Сын капитала и лжи — Борис, царем нареченный,
Язву на народ злую навел; погибали народы
В день, что дефолт обчистил карманы непорочного плебса.
Он раздавал капиталы своим подлипалам.
Рельсы поставить когда-то велел он,
И держа в руках, рюмку полную водки,
Красной и черной икры для закусок,
Он зажигал в своем окруженье
«Чада Расеи и пышноногие жулики наши,
О! да помогут вам боги, имущие домы в Олимпе,