НОВАЯ ЖИЗНЬ или обычный японский школьник
Шрифт:
— Вот что — вздыхаю я: — если вы так ставите вопрос, то чего тянуть до трех часов дня? Давайте сейчас.
— Что?!
— А чего? Все ушли, двери можно и закрыть — пожимаю я плечами: — если вы хотите снимать на камеру, то и я вас сниму. Если без камер — значит без камер.
— Блефуешь — прямо-таки поет Мико: — ты испугаешься!
— Ни капли. — на самом деле я, конечно, блефую, потому что тут надо повышать ставки, иначе никак. Сразу здесь поставить вопрос ребром, сделать все неприемлемым и уже потом — предложить выход, который позволит всем сторонам сохранить лицо. А также сохранить в тайне
— А давай! — сейчас первую скрипку ведет уже Мико, она перехватила инициативу и отдавать не собирается. Она реабилитируется в глазах подруг за то, что засмущалась и ретировалась на перемене, сейчас ей нужно набрать очки. Кроме того, она утверждает свою позицию относительно Натсуми, которая только что сама дала слабину. Потому она сейчас готова на отчаянные меры, как азартный игрок в казино.
— Конечно — киваю я: — тогда давайте установим правила.
— Правила?! Какие еще правила? Показывай свое… все!
— Как там — какие у меня будут гарантии, что ты выполнишь свои обязательства? — спрашиваю я.
— Я так сказала, значит сделаю!
— Ну нет. Так не пойдет. Ты так говоришь просто потому, что считаешь мое заявление блефом. А если я исполню свои обязательства, то ты скорее всего убежишь отсюда, да еще будешь всем говорить, что я тебя изнасиловать тут пытался. — говорю я.
— И что же ты предлагаешь? — хмурится Мико.
— Может вам еще договор составить? — улыбается Натсуми, но ее глаза — холодны. Хороший ход, Натсуми, предлагать такое. На такую реплику обычно инстинктивно отвечаешь отказом — «зачем нам договор!»
— Хорошая мысль, Натсуми-тян — говорю я: — вот только в классе остаются только те, кто готов пойти до конца. Те, кто собирается остаться и поглазеть — не должны присутствовать. Верно?
— Хм. — видно, что Натсуми охота возразить, но предложение логично — хочешь поглядеть, изволь продемонстрировать. Ситуация глупая, но здесь и сейчас уже давно речь не об демонстрации гениталий и прочем вуайеризме. Речь о власти, о том, кто первый сдаст назад. Черно-белые — адреналиновые маньячки, они не привыкли отступать в конфликтах, это беда и проблема современных девочек. Мальчики довольно быстро понимают, что если они будут переходить границы, то им просто по шее наваляют, а вот с девочками — сложнее. Они не участвуют в драках, а значит не понимают, насколько быстро вербальный конфликт может перейти в невербальное противостояние. Они живут в неприкосновенности, ограниченные только своим чувством меры. И сейчас им брошен вызов. Пройти мимо они просто не могут.
— Хорошо. — говорит Натсуми и я достаю лист бумаги. И пишу договор. О том, что все, что происходит здесь и сейчас (дата, время, место) — происходит по доброй воле, каждый из участников полностью сознает последствия и берет на себя ответственность за свои действия. Прописываю, что в рамках события, в котором участвуют все подписанты — вероятно полное или частичное обнажение перед друг другом. Ниже прописываю «и иные активности» — на всякий случай, мало ли что может произойти. Делаю по копии для каждого из нас. Протягиваю на подпись.
Девушки изучают документ. Мико довольно быстро заканчивает читать и решительно расписывается в своем экземпляре. Натсуми читает вдумчиво, явно взвешивая формулировки. Кэзука даже не читает. Мы обмениваемся экземплярами и подписываем каждый. Наконец у каждого из нас на руках по подписанной копии. У меня была легкая надежда, что прочитав документ кто-нибудь из них скажет «Что за глупость еще! Не буду я такую дичь подписывать!» и под предлогом того, что все это бред и идиотизм — уйдет. А за ней — и все остальные. И лицо сохранили и Кента-кун вроде как не поломался пополам как «тот-кто-много-говорит-но-не-выполняет». Балабол, одним словом. И не то, чтобы мне их мнение было хоть чуточку важно, но и я тоже удила закусил, решив немного «приземлить» стайку наших хищниц.
— Теперь по процедуре — говорю я: — будет справедливо, если все, кто участвует — снимает с себя по одной вещи и кладет на парту рядом. Тем самым не будет риска что кто-то обманет и останется одетым.
— Это нечестно! — говорит Мико: — у нас и верх есть и низ! Ты останешься в трусах, а мы без лифчиков!
— Пфф… — говорю я: — можете руками прикрыться. Мы же говорим о полной обнаженности в конце, верно? Вот как все разденутся, так руки и уберете.
— Нечестно! Я так не согласна! — мотает головой Мико.
— Точно! — кивает Кэзука: — мы не согласны!
— Ну и хорошо. — говорю я: — значит вы не согласны. Давайте сюда копии договоров и расходимся по домам.
— Это не мы не согласны, это у тебя условия нечестные — говорит Мико: — мы не согласны с условиями!
— Предлагай — говорю я: — что-то, что устроит всех и не будет злоупотреблением.
— Предлагаю кинуть жребий по очередности — говорит Натсуми: — чтобы кто-то из нас сперва снял верх, а потом — Кента-кун наконец продемонстрирует нам свои легендарные гениталии.
Девушки бросают жребий и выходит, что первой должна быть Кэзука. Она краснеет и мотает головой.
— Извините — говорит она: — но я не настолько хочу увидеть все это! — с этими словами она хватает свой портфель и убегает из класса. Мы смотрим ей вслед.
— Еще есть возможность отказаться от участия — говорю я. Но надежда уже слабая, особенно после того, как Кэзука убежала. Если бы она не убежала, явно демонстрируя свою слабость, а, допустим — стала бы уговаривать двух других — у нее могло бы получиться. Но убежав — она резко уронила свой статус, и двум оставшимся ни за что на свете неохота следовать ее примеру.
— Если ты хочешь отказаться — то так и скажи — говорит Натсуми: — потому что мне кажется что всю эту историю с подписями ты затеял для того, чтобы отказаться от своих слов. Как говорится в пословице — что сорвется с языка — на весь свет. А еще, говорят, что слово мужчины — не клочок бумаги. Хотя… откуда тебе знать об этом, Кента-кун, ведь ты не мужчина, верно? Потому Дзинта-кун в тебе и заинтересован, да?
— Хорошо — качаю головой я: — хорошо. Тогда запрем двери и продолжаем — я хотел дать им шанс, но Натсуми сама роет себе могилу. Даже если дойдет до крайности, то раздеться догола перед любым количеством людей, знакомых или нет — мне не представит трудности. У меня нет чувства стыда за свое тело… вернее — за тело Кенты. А вот у девушек на этом пути столько комплексов, что я предполагаю до этапа снятия лифчиков не дойдет.