Новая жизнь. Книга 2
Шрифт:
Я купил в сельском магазине десяток бутылок водки на всякий случай, узнав, что в селе это самая ходовая валюта для расчетов за различные услуги – привезти дров, накосить сена, свозить в город или привезти из города что-то, вспахать усадьбу (просторный участок под картошку), что-то сделать по хозяйству или помочь. Так я рассчитался за проводку, электропатроны и выключатели. Мужики, обращаясь за помощью в ремонте техники личной или колхозной удивлялись, когда я отказывался от выпивки после ремонта.
Я отшучивался:
– Должен будешь ответную услугу.
Зная о моем запасе спиртного, Митрич регулярно нырял ко мне, зная, что
В субботу баба Тоня попросила свозить ее в Константиново. Митрич молча залез на переднее сиденье, а на ее недоумение буркнул:
– Надоть мне!
Так и помирились, но теперь он безропотно понимался после того, как я говорил:
– Все, на сегодня тебе хватит!
В магазин мне ходить приходилось все труднее. Продавщицей там работала разбитная женщина, дважды разведенная, имеющая троих детей от разных мужей по имени Алла, а по прозвищу «Рупь семнадцать». Все это узнал от мужиков, которые собирались, как и везде в случае ремонта техники вечером. Такие спонтанные мужские клубы собирались постоянно по вечерам. Там можно узнать новости, получить или дать совет по ремонту техники, новых рыбных местах, поговорить об охоте и обсудить какого-нибудь знакомого или выпить в компании.
Алка свое прозвище получила за то, что лишилась невинности в девках, отдавшись парню после распития бутылки вина за рубль семнадцать копеек и сразу после этого забеременела. Парню ничего не оставалось, как жениться на своей «избраннице». Потом был второй муж, а сейчас она оставалась снова одна, но с тремя детьми. По слухам, к ней кто-то ходил из сельских мужиков, но они не афишировали свои отношения.
Теперь продавщица выбрала объектом своего внимания меня. Не знаю, рассчитывала ли она на что-то большее, чем обычная разовая случка, но при виде меня у нее менялся тембр голоса, и появлялась улыбка. Казалось, что я самый желанный покупатель в ее магазине и к моим услугам были все товары немногочисленного ассортимента, включая ее саму. Невзирая на ехидные улыбки посетителей, она начинала виться вокруг, предлагая тот или иной товар, касаясь меня рукой, бедром или грудью.
Внешне женщина была привлекательной и фигуристой, достигшей той женской зрелости к тридцати годам, которая так нравится мужикам.
Похоже, сельские мужики, обсуждая и сплетничая, втайне желали ее. Посмотреть у Алки было на что. Высокая полная грудь, стянутая лифчиком, упругая вздернутая задница, широкие бедра, стройные полноватые ноги и круглые коленочки, выглядывающие из-под короткого платья. Лицо симпатичное и чуть выпуклые глаза не портили ее. Она старалась выглядеть привлекательно и следила за собой, как делают многие незамужние женщины.
Меня отталкивала ее навязчивость и плохая репутация, пусть наполовину выдуманная завистниками или недоброжелателями. Даже до бабы Тони донеслись слухи о поведении продавщицы, и она категорично заявила:
– Не вздумай связываться с ней! Век не отмоешься! Мало тебе нормальных женщин или девок?
Как будто я собрался уже предлагать Алке завтра руку и сердце!
– А ты чего лыбишься! – накинулась на Митрича. – Всегда вас тянет во всякие помойки! Дураки – лезете на все яркое, доступное и блестящее, как вороны! Не ходи больше туда! Пусть Мишка бегает или старый прогуляется. А то придумают то, чего и не было. Ведь не было? – вперилась в меня.
– Не было, – усмехнулся.
– Ну и, слава богу. У нас чихнешь, а в Константинове здоровья пожелают.
Однажды, когда мы с Мишкой давились, как обычно обильным завтраком в дверях послышался низкий женский голос:
– Хозяева! Доброе утречко!
Сегодня у нас был завтрак из блинов со сладким творогом и вездесущим парным молоком. Я поглотил один конвертик, признав, что вкусно и тянул время отхлебывая, привезенный продавщицей Алкой импортный кофе с молоком, иначе если я встану из-за стола, то сразу вскочит и Мишка. Тем самым мы непроизвольно обидим хозяйку, старающуюся ради нас. Правда на меня, игнорирующего полноценный завтрак, она махнула рукой, а за Мишкой пристально следила и все время сокрушалась, что он хоть ест хорошо (на мой взгляд), но по-прежнему остается худощавым подростком.
– Здравствуй Катерина! Надо чего? – привычно недружелюбно встретила гостью хозяйка.
– Здравствуйте, здравствуйте, – поздоровались мы.
– Я слышала, что у вас появился мастер, который разбирается в электричестве. Говорят, всю проводку в старом доме сам заменил, – выстрелила взглядом в меня. – У меня лампочка в хлеву не горит. Мой менял на новую и пробки проверял, без толку, а электрика пока дождешься…!
Женщина была высокая, одетая в серый халат, обтягивающий широкие бедра и одетый поверх цветастого платья ниже колен, с косынкой на голове, из-под которой выбивалась светлая челка. Икры, несмотря на полные бедра, были не толстые. На ногах – резиновые боты. В глаза бросались пухлые толстые губы. «У нее в роду негров не было?» – промелькнула ироничная мысль.
– Куда идти? – поинтересовался.
– Тут недалеко.
– Я объясню потом, – перебила гостью чем-то недовольная баба Тоня, – ешьте спокойно.
– Я буду ждать! – многозначительно поглядела Екатерина на меня, сдерживая улыбку и вышла из дома.
– Никакого покоя от этих просительниц! – пробурчала хозяйка.
– Что, неужели есть и другие? – поинтересовался, ухмыляясь.
– А как же! – воскликнула. – То одно просят, то другое, только еще за сиську подержаться или спинку почесать не приглашали. Всех прошу – оставьте человека в покое, дайте отдохнуть в отпуске, а эта прямо домой заявилась!
«Я становлюсь в селе популярным!» – отметил про себя с иронией.
– Миша, я хотела тебя попросить собрать смороду, – попросила хозяйка пацана, собирающегося со мной.
Виновато взглянув на меня и вздохнув, он пошел за ведром, а я за инструментами к машине.
Когда я подошел к нужному дому, просительница стояла в дверях, опираясь плечом о косяк и молча рассматривала меня с легкой улыбкой. Меня стали напрягать эти гляделки и спросил:
– Где не горит лампочка?
– Насмешливо фыркнув, она прошла в дом, махнув приглашающе рукой. В хлеву остановилась в пустом стойле для коровы, повернулась ко мне, отставила ногу, уперлась одной рукой в крутое бедро, пальцем другой показала вверх, не сводя с меня взгляда.