Новая Зона. Псы преисподней
Шрифт:
– Задание так задание…
Гость одним глотком допил бурбон и с грохотом припечатал стаканом кучу файлов с досье, словно поставив большую и жирную точку в их разговоре.
г. Санкт-Петербург. Финляндский вокзал
– Старшой, а ты не куришь?
Вопрос пускавшего дым Фрезы отвлек Радугу от невеселых мыслей.
– Что? А, нет…
– Бросил?
– И не начинал никогда. Я ж спортсмен, в институте в волейбольной команде играл, кандидат в мастера. Только поэтому и окончить дали, – пояснил новоиспеченный заместитель
– Это правильно! – хлопнул Фреза по колену. – Я вот с двенадцати лет на это дело подсел, и все. Такое уж это зелье. Вот помню, в девяностом, когда сигареты пропали, я, считай, совсем сопляком был, так девки с нашего ПТУ, нормальные между прочим девчата, не биксы подвальные, за пачку «Мальборо» за щеку брали только так. Потом в Чечне, будь она неладна, только на «Беломоре» и жили. Потом… – сталкер вздохнул, – когда уже загремел я по молодости да лихим делам к «куму» в гости, видел, как ребята без курева дурели. За папиросы признания подписывали да явку с повинной. Ну и в Зоне тоже. Бывало, в рейде на трех глотках воды да сухаре кое-как еще держишься, но без табака – все, считай, пропал.
Проведя ладонью по седой отросшей щетине, он поморщился и добавил:
– Везет бойцам нашим. Нынче небось хабаром затариваются, а мы тут хрен знает зачем торчим…
Радуга понял, о чем речь. Сейчас почти весь их третий взвод особого разведотряда при Северном филиале ЦАЯ работал на возникшем вчера «поле аномалий» на Лиговке, выводя оттуда еще уцелевших горожан. Попутно наверняка и о себе не забывая. А вот их вместе со взводом майора Тупикова зачем-то кинули сюда, хотя военных и ментов тут и так достаточно. Мол, для укрепления слаженности подразделений отряда и все такое. Хотя, видимо, Академику просто накрутили хвост в штабе, дескать, эвакуация – это самое важное сейчас.
– Не завидуй, брат! – фыркнул он вслух. – Таким все больше «смерчевики» с «горелками» попадаются. От них толковых артефактов не получается – «горячие кролики» да «стеклянные спирали». Дешевка!
– Тоже верно! Зона хапуг не любит… Нет, все же город не по мне, – сменил он тему. – В поле работать лучше. Вот идешь ты по Зоне, травку подминаешь, автомат старательно на спине тащишь, думаешь, как бы бабла еще заработать. Знай себе на детектор смотри и не зевай, и все пучком.
– А тут хрясь, из-под кустов как вылезает гадина какая с во-от такими зубищами, – подхватил Радуга, – и ты со страху палишь по чему только придется, как в белый свет, да драпаешь, себя не помня…
Сталкеры рассмеялись тем нервным смехом, каким разряжается изматывающее напряжение.
Фреза, докурив, скрылся внутри МТЛБ. Радуга продолжил «изучать обстановку», то есть глазеть по сторонам.
Картина его не радовала. Да что там, скверная была картина. Площадь перед вокзалом до отказа заполнена людьми с изможденными посеревшими лицами. Кто тут только не обретался. Женщины, окруженные хнычущими детишками, длинноногие девчонки в топиках и шортах или мини-юбках, словно отправились погулять, менеджеры в элегантных пиджаках, дворовые мужички в тельниках и с пивными животами. И чистенькие питерские старички и старушки – это те, кого привели родные, одинокие скорее всего так и умрут в своих квартирах, спасательные команды просто не
Радуга вдруг подумал, что только самые глубокие из этих старцев в своей жизни видели подобное раньше, восемь десятков лет назад. Тогда тоже это было – толпы эвакуированных и беглецов, точно так же плакали дети, точно такое же отчаяние отпечаталось на осунувшихся лицах, точно так же валялся брошенный скарб.
Полицейские патрули, мелькавшие тут и там, выглядели жалко и нелепо сравнительно с огромной толпой.
Вопреки всем правилам на площади горели костры, возле которых грелись дети и старики. Несмотря на теплое время года, по ночам температура ощутимо падала.
Взор выхватывал из толпы самых нелепых персонажей – солидных мужчин в дорогих костюмах, хорошо одетых молодых людей, блестевших «Роллексами», жадно лопавших «быстрорастворимую» китайскую лапшу. Власти развернули несколько полевых кухонь, и смуглые люди в грязных фартуках – мобилизованные торгаши – непрерывно разливали чай в пластиковые стаканчики и раздавали «бомж-пакеты».
Был тут и офисный планктон – девочки с пирсингом и яркой косметикой от «Мери Клэй» и прочих «фабрик красоты», завсегдатаи ночных клубов. Офис-герл, жительницы «ВКонтакте» и «Одноклассников», знатоки шейпинга, шопинга и перепихонов в служебных туалетах. Но вот «непреодолимая сила стихии» остановила коловращение современной цивилизации, и они, жалкие, дрожащие, топчут непрактичными двадцатисантиметровыми каблучками грязную мостовую.
Одна из них, лет двадцати, с сумочкой от «Гуччи», зачем-то обратилась к старой тетке в сарафане. Та что-то коротко презрительно бросила в ответ, девушка попробовала было возразить.
– А, стерва! – закричала тетка, отпихивая оторопевшую красотку. – Небось не думала, что в такое дерьмо влипнешь?! Ну а вот теперь ты никто! Ничё, не пропадешь, будешь мужиков по казармам обслуживать, на хлеб хватит!..
Эвакуируемые толпились тут уже не первый день в ожидании своей очереди на погрузку и с надеждой, что это все-таки не понадобится. Люди были полны отчаяния. Но они еще верили, что скоро, вот-вот власти что-нибудь придумают, и они смогут вернуться обратно, домой.
И как символ тщетности этой надежды подходы к вокзалу перегораживала цепочка недвусмысленно наставивших на толпу автоматы «космонавтов» в глухих шлемах. А чтобы окончательно отбить у кого угодно охоту спорить, позади цепи стояли два десятка бронемашин и даже танк.
Над площадью висел гул, неизбежный, когда собирается вместе такое множество людей. Местами над толпой поднимались наспех изготовленные лозунги, намалеванные скорее всего на полосах от разодранных простыней. Лозунги – в основном полная бессмыслица – порождение страха и бессилия.
А над всем этим возвышалась фигура простершего руку Ленина.
Глядя на этот символ прошлого, Радуга мысленно покачал головой. Памятник этот взрывали, требовали снести, в защиту его собирали подписи, под ним собирались митинги и пикеты. Теперь бронзовая скульптура провожала горожан, покидавших город навсегда. Навсегда. Люди уйдут, а памятник останется. Разве что вместо голубей на его бронзу будут гадить вездесущие вороны да когтекрылы или еще какие летучие мутанты.