Новичок в Антарктиде
Шрифт:
Выслушав эту поучительную историю, мы с минуту молча мечтали о том, чтобы в Антарктиду полетел самолёт и чтобы на него подобным же обманным путём забрались наши жены. Мы приходим в Мирный, а они встречают нас на берегу. Какой взлёт фантазии!
Заговорили о жёнах. Чтобы они не зазнались, не стану приводить хвалебных од, продекламированных в их честь. Каждый лез вон из кожи, расхваливая свою супругу.
— У всех вас, друзья, превосходнейшие жены, — изрёк один из нас, — но в одном отношении они все же уступают моей.
— В каком же это отношении? — послышался ревнивый ропот.
— Моя жена — болельщица, причём высокого класса. Если вы честные люди, то признаете, что не каждый из вас может похвастаться такой удачей. Ибо мы вместе смотрим по телевизору футбол и хоккей, вместе ходим на стадион, а по утрам вырываем друг у друга из рук «Советский спорт». Ну, каково?
Все честно признались, что рассказчик достоин зависти.
— То-то же, черти. Но это ещё не все, я добью вас такой историей. За несколько часов до отхода «Визе» из Ленинграда я обнаружил, что моя электробритва схватила что-то вроде гриппа: она то кашляла, то хрипела, то чихала целыми сериями. Короче, вышла из строя. В мастерской её брались отремонтировать, но через две недели. Я собирался было уйти, как вдруг жена навострила уши: мастера горячо обсуждали предстоявший вечером хоккейный матч СКА — «Спартак». «Не понимаю, что это вы так боитесь спартаковцев? — удивилась она. — Щурков и Глазов запросто нейтрализуют Старшинова и Зимина, а Григорьев и Андреев шутя перебегают Кузьмина и Меринова. Ваши края быстрее, поэтому отдайте спартаковцам центр и действуйте на контратаках через фланги. И почаще из любых положений бросайте по воротам, потому что Зингер может взять мёртвую шайбу, но и такую ворону пропустить между ушей, что диву даёшься…» Потрясённые мастера тут же в присутствии заказчицы произвели ремонт и даже проводили её до выхода — наверняка наивысшая честь, которую они кому-либо оказывали. Кстати, в тот вечер ленинградцы выиграли у «Спартака» со счётом 4: 0. Причём самое поразительное то, что они играли точно по тактическому плану, вдохновенно разработанному моей женой!
Наши разглагольствования с грустной улыбкой слушал зашедший «на огонёк» Игорь Петрович Семёнов. Он тоже успел отпечатать для своей Людмилы Николаевны килограмм фотокарточек, которым она, безусловно, будет рада. Но, кроме того, Игорь Петрович приготовил жене сюрприз, который, столь же безусловно, не приведёт её в восторг. Как и все участники экспедиции сезонного состава, Игорь Петрович должен в мае будущего года вернуться домой на «Оби». Так вот, этого не произойдёт: уступив после долгих раздумий настоятельным просьбам Гербовича, Игорь Петрович решил остаться в Антарктиде на год. Людмила Николаевна об этом ещё не знает, как не знает она и об угрызениях совести, терзающих её мужа — ведь он, старый полярный бродяга, твёрдо обещал, что никогда больше не будет так надолго с ней расставаться…
Впрочем, подобный сюрприз готов преподнести своей семье и я. И мы с Игорем Петровичем обмениваемся понимающе-сочувственными взглядами.
Последнее искушение
— Товарищи участники экспедиции и члены экипажа! — разнеслось по судовой трансляции. — Прямо по курсу в двух милях виден дизель-электроход «Обь». Любителям рекомендуется зарядить свои аппараты и стремглав бежать на верхнюю палубу!
Долгожданная минута! Такой дружный топот сотен ног мне доводилось слышать только в театре, когда зрители, сшибая друг друга, неслись в гардероб.
— Где, где она? — потрясая фотоаппаратом, суетился любитель.
— О, дайте, дайте мне бинокль! — стонал другой. — Три компота за бинокль!
— Предложи капитану, — советовали ему. — Он наверняка согласится.
— Вот она!
— Где, где?
— Видишь остроконечный айсберг?
— Ну, вижу.
— А две мачты слева?
— Вижу!
«Обь» нетерпеливо поджидала нас у кромки ледяного поля — совсем как у памятника Пушкину под часами. В её приветственных гудках слышался упрёк: «Сколько времени здесь торчу, могли бы поторопиться!» По сравнению с изящным, одетым во все белое красавцем «Визе» она выглядела замарашкой в своём видавшем виды комбинезоне: обшарпанная, битая льдами, нагруженная сверх всякой меры работяга «Обь». Огромная и могучая, она снисходительно поглядывала на «Визе», как смотрел бы уверенный в себе силач на разодетого в пух и в прах тонконогого франта. Ещё бы! Без «Оби» во льдах мы и шагу не сделаем, «Обь» — ледокол, и ведёт его знаменитый полярный капитан Эдуард Иосифович Купри.
Гудки, ракетные залпы, радостный рёв двух экипажей и обеих частей экспедиции! А тут ещё послышался гул, и овации вспыхнули с новой силой: это из Мирного прилетел самолёт, ледовый разведчик. Он сделал над нами несколько кругов, сбросил вымпел, помахал крыльями и, запечатлевшись на нескольких километрах фото— и киноплёнки, скрылся из виду. Один лишь я перевёл два десятка кадров, из которых годным для печати, увы, оказался только один, на нём с великолепной резкостью отобразился чей-то скальп.
До Мирного осталось несколько десятков миль пути. «Обь» шла от нас в двух-трех кабельтовых, [5] вернее, не шла, а вползала на лёд, продавливая в нём канал — что-то вроде посыпанной песочком пешеходной дорожки для идущего сзади франта с его лакированными штиблетами. С момента встречи вся Пятнадцатая экспедиция оказалась в сборе. На борту «Оби» находились и несколько наших восточников: механик-водитель Федор Львов, радист Герман Флоридов, повар Павел Смирнов и научный сотрудник по ионосфере… Василий Сидоров. Вы вправе мне не поверить, но произошло уникальное совпадение: на станции Восток будут жить два Василия, обладатели редчайшей фамилии Сидоров. Поэтому давайте отныне условимся: специалиста по ионосфере будем именовать Василий Сидоров-второй.
5
Разумеется, мне ничего не стоило бы написать, что «Обь» шла от нас в трехстах-четырехстах метрах, но я сознательно употребляю слово «кабельтов», чтобы читатель, во-первых, проникся морской романтикой, а во-вторых — уважением к познаниям автора. К сожалению, не помню точно, сколько в этом кабельтове метров (Один кабельтов равен 185,2 метра. — Прим. ред.).
Между тем на «Визе» начался ажиотаж, все спешно сворачивали свои дела. У душевых кабин выстроились очереди: на материке воду придётся экономить, там такого удовольствия не испытаешь. Парикмахеры-самоучки работали, как автоматы, подстригая клиентов по последней антарктической моде: «под нулёвку». Пышные, годами лелеемые шевелюры летели на пол. Внутренне содрогаясь и проклиная себя за опрометчивое решение, оболваненные жертвы моды мрачно смотрелись в зеркало. А за обедом в кают-компании стоял сплошной стон. Один из сидящих за нашим столом (кажется, это был я) взглянул на дынеобразную, с какими-то причудливыми уступами наголо остриженную голову доктора Д. — и подавился сливовой косточкой из компота. Интеллигентный и обаятельный доктор, который стараниями механика-водителя Лёши Поспелова приобрёл внешность беглого каторжника, с мужеством философа игнорировал соболезнования и стоически, хотя и не без некоторого уныния, нёс свой крест.
Веселила кают-компанию и ставшая традиционной дружеская перебранка между Григорием Мелентьевичем Силиным и старпомом. Заместитель начальника экспедиции по хозяйственной части, большой мастер розыгрыша, уже давно заронил в душу старпома смутное беспокойство, ибо не упускал случая обронить замечание такого рода: «Хорошая на „Визе“ посуда, неплохо бы захватить кое-что с собой» или: «А почему бы нам не взять в Мирный судовые столярные инструменты?» Ежедневно повторяемые, эти реплики убедили старпома, что Силин готов растащить «Визе» по частям.
— Владислав Иосифович, — вкрадчивым голосом говорил Силин, — я дал ребятам указание подготовить к выгрузке запасной судовой винт. Хороший металл, пригодится слесарям для поделок.
— Эммануил Николаевич, — тут же обращался к капитану старпом, — я приказал боцману установить круглосуточную вахту по охране материальных ценностей.
— Не поможет, — посмеивался Силин, — всё равно, когда экспедиция высадится на берег, от «Визе» останется голый корпус!
Кстати говоря, боцман Василий Павлович Алексеев в этот день поразил меня своим воистину волшебным даром телепата. После встречи с «Обью» я побежал и радиорубку и столкнулся на лестнице с боцманом. Увидев в моей руке исписанный листок, он ухмыльнулся и сказал: