Новичок. Побочный эффект
Шрифт:
– Ну-с, – начал он в манере Айболита, – излагай.
Нельзя сказать, что меня переполняли спокойствие и невозмутимость. Приходилось следить за собой, чтобы не выдать тайный страх излишней болтливостью или суетой.
– Признаюсь, мотив у меня был, – начал я, замечая, как напрягся отец. – Мы договорились с Юрием Панасовичем, что он заплатит двадцать рублей за туалет. Я свою работу выполнил, но получил только десять.
– Нехорошо, гражданин Кравчук, – серьезно вымолвил Михалыч.
– Так я… – дернулся сосед, но блюститель порядка утишил его движением руки.
– Версии
– Одна, – улыбнулся я, чувствуя, что «моя милиция меня бережет», – но верная. Заказчик сам спалил туалет! Спьяну. Опробовал, так сказать, новостройку, посмолил «беломорину»… Окурок – в угол. А там – видите, банки лопнули? – и краска, и олифа, и керосин… Или в чем я вчера кисти замачивал? В солярке? Ну, короче, подтянул Юрий Панасович штаны, вернулся… соображать на одного, а от «бычка» и полыхнуло!
– Ой, господи, да видела, видела я! – заверещала вдруг Авдотья Робертовна.
У меня коленки мигом ослабли, а «квашня» с жаром выдала:
– Встала я за полночь, вышла на веранду по надобности, смотрю, а во дворе будто костер горит! Я на улицу – батюшки! А там пожар! Так всё и пылает! Дым столбом, а окно у Панасыча светится, и дверь настежь…
– Это ничего не доказывает! – нервно выкрикнул «куркуль». – Я до суда дойду, я вас всех, всех на чистую воду!
Чувствуя настроение «народных масс», я вкрадчиво проговорил:
– А вы не боитесь, что судья заинтересуется не самим поджогом, случайным или намеренным, а спросит, откуда дровишки? Где вы, гражданин Кравчук, взяли полкуба оструганной «дюймовки»?
Немая сцена. В тишине было слышно, как шлепнули губы «куркуля», смыкаясь в нитку. Ни слова не говоря, Юрий Панасович развернулся, и убрел в дом, аккуратно затворив дверь за собой.
– Будем считать инцидент исчерпанным, – спокойно подвел черту участковый. Учтиво козырнув мне, он сунул папочку подмышку, и отправился по своим милицейским делам.
– Михалыч – человек! – выразился Панин.
– Ну, да… – рассеянно отозвался отец.
– Дань! – оживился Иннокентьич. – А сооруди мне тоже такой! – и быстро добавил: – Двадцать, и деньги вперед!
Воскресенье, 26 августа. День
Липовцы, улица Угольная
В субботу я ударно потрудился, вот и устроил себе выходной в «день веселья», как пела «Пионерская зорька». Пришлось же и яму копать, и стройматериал до ума доводить. Доски у Панина имелись, но обрезные, так что достал я рубанок, и обстругал каждую «дюймовочку». Намаялся вдосталь, зато мой карман приятно грели три красные бумажечки. Растет благосостояние трудящихся…
– Может, и не пригодится… – неожиданно рассудил Иннокентьич, осматривая свеженький, желтенький «объект МЖ». – Но пусть будет! Пошли, покажу кой-чего…
Отсутствием любопытства я никогда не страдал, а Панин пригласил меня в дом, и похвастался своей минералогической коллекцией.
– Так вы геолог? – мои глаза зарыскали, ловя острый, холодный блеск неведомых
– А то! – горделиво хмыкнул сосед. – Буквально вчера заглядывал в шахтоуправление, звонил в Ленинград одному товарищу, и… – он довольно заулыбался. – Моя судьба скоро сделает изрядный зигзаг – буду преподавать в Горном институте!
– Поздравляю! – искренне пожелал я.
– Благодарю, – церемонно склонил голову Панин. – Вот только камушки свои с собой не повезу, куда столько… Передам в школу. Но кое-что… Вот, например, – он взял в руку неровный, обкатанный голыш. – Нильская яшма! А вот… – увесистый булыжник отливал темно-синим цветом. – Лазурит! В прошлом году привез из Афганистана… Хочешь, подарю?
– Хочу! – выпалил я.
– Бери!
Домой я вернулся с целой коробкой камней. Там и турмалины лежали, и аметисты, и гранаты, и даже редкий, необычный чароит. Было мне немного стыдновато, потому как все эти увесистые подарки я не собирался бережно хранить. Продам одному коллекционеру во Владивостоке. Он как-то рассказывал, что вел в семидесятых «Клуб юных геологов». Наживусь…
* * *
Ближе к вечеру родители ушли на новоселье. Пока отец дымил во дворе, мать наводила красоту перед зеркалом. Пользуясь моментом, я решил поделиться – протянул ей честно заработанные двадцать рэ. Родительница заколебалась, покачивая сережками, но выдержала характер, и пробурчала:
– Ой, да трать, куда хочешь!
– Ладно, я тебе тоже что-нибудь куплю, – мой тон звучал примирительно.
Мамуля посмотрела на меня с каким-то новым чувством, словно удивляясь тому, что рядом с ней выросло. Хотела что-то сказать, но передумала, и торопливо зацокала к выходу.
– Котлеты в холодильнике! – обронила на ходу.
Тяжелая дверь гулко захлопнулась, звякая крючком толщиной в палец – и тишина…
Я встал и бессмысленно походил от окна в комнате до окна на кухне. Телик, что ли, включить? А что там смотреть? Концерт ко Дню шахтера по первой? Или советский телесериал «День за днем» по второй? Не хочу.
И холодильник победил телевизор…
Вторник, 28 августа. День
Владивосток, улица 25 октября
С Уссурийска до Владика я доехал за рубль. И потратил еще пять копеек на автобус, увезший меня от автовокзала. Город за окном узнавался как бы не до конца, словно растеряв ставшее для меня привычным – высотки, эстакады, вечные пробки на дорогах.
Нынче никакой толчеи на улицах краевого центра не наблюдалось, и назойливой рекламы не видать. Правда, хватает идеологии – красные флаги, серпы и молоты, громадные инсталляции на крышах, вроде мантры «Слава КПСС!», попадались частенько. Но я даже радовался «наглядной агитации» – она как будто подчеркивала, что «светлое» прошлое снова стало для меня настоящим. А о том, какое время на дворе, напоминали символы Олимпиады и ее удачный талисман – чижиковский Мишка.