Новобранец
Шрифт:
И ещё сочинил, по случаю морозной погоды:
Зима по свету белому шагает,Держа в руках морозящую кисть.Вокруг всё звёздным блеском озаряет.В творенье ловких рук её всмотрись:Увидишь ты ручей весёлый резвый,Услышишь эхо летнего дождя,А может, в памяти твоей воскреснутМечты, что в детстве были у тебя.И ещё:
Зелёным флагом тополейшумит тенистая аллеяи я шепчу себе: «Скорей,чуть задержусь – и не успею!»Скрипит под каблуком песоки ветер круче руки крутит,и я, как слабый лепесток,я разорвусь сегодня грудью.Приду, букетом упадутебе на тёплые колени,под запах яблоней в садурассыплюсь, разметая тени.Но скажешь ты: «Прошла весна!»,и, отряхнув цветы букета,уйдешь, пьянея без вина,в чертог безоблачного лета.А потом:
Дышит юный вечерТишиной такой,Зажигают свечиРадость и покой.Всё, что было трудно,Вспомню-усмехнусь.Утонуло судно,В нём – тоска и грусть.Волны разметалиЛодки-корабли,В призрачные далиДни тревог ушли.Но осталась память.Сердцу не остыть.Дней не переставить,Лет не возвратить.А потом еще немного:
Утро подарит мне день,Вечер подарит мне ночь.Небо, налитое всклень,Теплый уронит свой дождь.Ветер порвет облака,Солнца мне явится луч.Пусть неудачлив пока,Верю, я стану везуч.На этом Коля не остановился и ещё накропал:
Взмывает грусть на крыльях чистых песен,вздымает грудь полночный океан.Бреду один, тебе не интересен,но лишь тобой заворожён и пьян.Мелькают дни былинками вдоль тропок,Была ли ночь? Иль просто липкий мрак?Поймёшь меня – я стану нежен и кроток.А не поймешь – осыплюсь я, как мак.Я облечу, покрыв собой все тропы,чтоб ты могла пройтись как по ковру,спеша в объятья пошлого укропа,отбросив прошлое в объятия костру.И алый мак, под звуки чистых песен,не зная зла, в тоске своей не нов,в любви своей тебе не интересен,уйдёт один в лохмотьях старых снов.И ещё сочинил, как будто его прорвало:
Сплетаются в года мои мгновения,За памяти несутся горизонт.Вот день прошёл, за ним – заря вечерняя,И солнце дня другого день взорвёт.Вот мальчик на дороге сном расстеленной,То детство от меня спешит уйти.С ним птицы улетают, те, что пели нам,Когда мы так мечтали подрастиНо если вдруг от искренности берегаменя потоком буден отнесёт,я знаю, мальчик тот, с глазами серымипротянет руку и мечту во мне спасёт!На этом Николай не остановился и записал на клочке бумажки, которую потом потерял и стишок уже никогда не вспомнил:
Ночь над миром. Луна над волной.Лодка лёгкая в лунной дорожке.Где ты, друг мой? Плыву за тобой,Дни сдувая серебряной крошкой.Подо мною шумит океан,Море юности весело плещет.Я мечтами о будущем пьян.Моя лодка крепка и без трещин.Слышу голос твой в плеске волны,Образ твой над серебряным морем.Дни мои сладкой думы полны,Пенью ветра я весело вторю.Где же свидеться нам суждено?И когда наши встретятся волны?Но пока только знаю одно:Будут дни наши радости полны.И когда заштормит океан,Мглой свинцовой нас небо придавит, –Рассмешит нас любой ураган,Встанем крепкими мы берегами.Словом, сочинял наивные стишки, отражающие возраст, пол, социальный статус, семейное и материальное положение автора. Всё как обычно, как всегда.
До отправки в армию оставалось два дня. Коля вернулся из Актюбинска в Йошкар-Олу и вошёл в пустую комнату общежития на улице имени композитора Эшпая-отца. Комната на четыре студенческих лежачих места была пустой, так как товарищи и однокурсники Николая уже разъехались защищать Родину в разных направлениях, кто на Северный флот, кто в Камбоджу воевать с красными кхмерами.
Николай лёг на кровать и повалялся некоторое время на спине, глядя в потолок. Попытался придумать осмысленный план действий на день, но ничего дельного в его коротко остриженную голову не приходило; он постригся под ноль сегодня утром в парикмахерской железнодорожного вокзала, когда приехал на электричке из Казани. Вернее, сначала план у него был, и он заключался в попытке помириться с Наташей, но эта миссия уже успела провалиться.
Когда он поднялся сегодня на этаж, занимаемый их факультетом, решительный и стриженный, то сразу же направился к двери, за которой находилась комната Наташи.
С Наташей они не разговаривали уже три месяца. Встречая её, Коля здоровался, а девушка отворачивалась и лишь изредка на людях кивала в ответ.
Итак, Коля подошёл к двери комнаты Наташи, немного постоял около неё, прислушиваясь и принюхиваясь. Сердце Николая так бешено стучало, что призывник даже придержал его рукой. Постучал. Дверь отворилась, за нею показалась вся взъерошенная, заспанная и зевающая, черноглазая Кристина, родом из Молдавии, и сказала, что все девочки из Марий Эл, и Наташа тоже, разъехались готовиться к экзаменам по домам, и теперь в комнате осталась только она одна, Кристина, так как её дом далеко, в Тирасполе. Потом Кристина попыталась рассказать, к какому предмету она сегодня планирует начать готовиться, если только выспится как следует, но Коля не стал выслушивать её многословный монолог до конца, сказал девушке: «Ну, пока! Удачи!» и ушёл в свою комнату.
Полежав на кровати и не найдя ничего интересного на потолке, Коля решил, как и Кристина, поспать. Тем более, что он действительно устал с дороги. Коля сбросил на пол подушку, вытянулся на спине, скрестил на груди руки, расслабил все мышцы и в этой позе заснул. С подушкой он обошёлся так безцеремонно потому, что где-то вычитал, что без этой постельной принадлежности человек высыпается за более короткое время. А мышцы он всегда перед сном расслаблял как приверженец восточных единоборств.
Ему приснился странный, как у Веры Павловны, сон: сначала послышался постепенно усиливающийся стук колёс сразу нескольких поездов, потом он увидел сами эти разноцветные стремительные поезда, безо всяких рельсов проносящихся в пространстве под разными углами, и вверх, и вниз, и в бок, затем заблестели большие массивы воды. Видимо, эти образы нахлынули на него благодаря поездке в Актюбинск и обратно, во время которой он менял поезда и несколько раз видел и пересекал Волгу. Потом ему приснилось, что он идёт по Октябрьскому бульвару в Актюбинске, а вокруг него клумбы с яркими анютиными глазками с сильным преобладанием искрящегося голубого оттенка, как у глаз Наташи. Дойдя до середины бульвара, Коля свернул налево, в сторону Дома политпросвещения.