Новочеркасск: Книга первая и вторая
Шрифт:
— Ну что мы — идем или не идем на спасательную?
— Идем, Гриша, — подтвердил рыжий Жорка. — Даже Олега можем с собою прихватить.
— Я не пойду, — замотал головою Олег. — Меня бабушка будет бить скалкой.
Венька вспомнил ту грузную старуху в пестром платке, которая, держа побитого Олега за руку, первой ворвалась в их дом, и участливо спросил:
— Она тебя часто бьет?
— Часто, — кивнул Олег и деловито осведомился: — А тебя скалкой разве не бьют?
— Нет, — покачал головою Венька. — Меня никогда не бьют. Только ругают, если нашкодил.
— Счастливый, —
…С бугра открывался великолепный вид на займище. Разлив еще более обмелел, нарядные яхты и моторки уже не бороздили Аксай, за его основным руслом спавшая вода обнажила кусты прошлогодней куги. Серо-белые чайки почти цепляли крыльями воду. С юга на север прогрохотал курьерский поезд Сальск-Москва, и, глядя ему вслед, Жорка Смешливый грустно вздохнул:
— Вот бы в Москве побывать, а то всю жизнь проживешь в нашем Новочеркасске, а ее так и не увидишь.
— Всю жизнь, — передразнил его Гришатка. — Да сколько ты ее прожил, этой жизни-то?
— Девять лет.
— Тю! Я уже двенадцать, и то молчу.
Жоркин отец, такой же, как и он, огненно-рыжий, с мириадами веснушек на лбу, щеках и крепкой шее, действительно давно поджидал их у подтянутого к самой кромке берега зеленого баркаса, до того душисто пахнущего смолой, что голова могла закружиться. Коренастый и плечистый, он был облачен в брезентовую робу, на его ногах сидели ладно пригнанные высокие забродские сапоги с подвернутыми голенищами. Вопреки Жоркиным предсказаниям матом он не ругался, а встретил ребят весьма приветливо:
— Где ж это вы запропастились, негодники! Ждал вас, ждал, а теперь время вышло. Придется Жорке вас катать. Он у меня на бабайках крепко сидит, не утопит. А ты, парень, рулевым будешь, — кивнул он в сторону Гришатки.
Ребята расселись, и Жоркин отец столкнул баркас с берега. Вода глухо зашелестела за кормой. Плоскодонный баркас чуть-чуть качнулся, и Венька ощутил под ложечкой неприятный холодок.
— Ты не дрейфь, — сказал Жорка, не слишком глубоко погружая весла.
— Да я ничего, — покраснел Венька, — ты не подумай, что я трус. Я только плавать не умею.
— А я и не думаю, — миролюбиво согласился Жорка, — погляди, красотища-то какая оттого, что Аксай с Доном сливаются. Море целое!
Никогда еще в своей жизни не видал Венька такого приволья. И забыл он уже обо всем, отдавшись новым неожиданным впечатлениям: и об отце, рассерженном его безголосым пением, и о доме, и о бугре, где собиралась окраинная детвора. Чудный запах исходил от воды, плескавшейся за бортом. Конопатый Жорка изящно опускал и поднимал из воды весла, иногда с тем особым шиком, на который способны настоящие гребцы, и тогда становилось слышно, как лодка с шуршанием сечет речную гладь. Ветра не было, и река казалась умиротворенно спокойной. Голубое небо висело над крутизною новочеркасских балок и улиц, над семью куполами кафедрального золоченого собора. От железнодорожной станции в небо поднимались паровозные дымки. Напротив семафора Жорка развернул свой баркас, и тот медленно, словно нехотя, поплыл назад к краснокаменной спасательной вышке. Гришатка попросился на весла, и был доволен, что Жорка их ему уступил, но дело
На берегу их ждал парень Жоркиного роста с густыми, плохо расчесанными волосами и нагловатым взглядом блеклых невыразительных глаз. Он смачно сплевывал себе под ноги и критически оценивал братьев. Обращаясь к одному Веньке, сказал:
— Я Петька Орлов. А ты?
Венька назвался. Гришатке парень был чуть повыше плеча, но, видимо, не желая ударить в грязь лицом, он хорохористо спросил:
— Вы на Аксайской в угловом доме живете, что ли?
— С Петькой не шутите, — шепнул Якушевым Смешливый, — они сюда с бана переехали. У него старший братан уже в тюряге отсидел. Финкой одного в драке пырнул.
— Это верно, — охотно подтвердил парнишка. — У нас, у Орловых, закон такой: если кто поперек, перышком распишем, и все тут. Мы и с тобой, Жорка, должны будем подраться, — неожиданно обратился он к Смешливому, а то вся Аксайская и низовые проходу не дают, все допытываются, кто сильней. Низовые говорят, что я, аксайские — что ты. Дрон и тот посмеивается. Говорит, какой же ты орел, если рыжего Каешу побить не можешь.
Жорка откинул назад прилипший к вспотевшему лбу медный вихор и упрямо сказал:
— А я не хочу сейчас с тобой драться.
— Это почему же? — опешил Петька Орлов.
— А потому, что злости на тебя взаправдашней пока не имею.
— Tю! — удивился Петька, шмыгнув носом, под которым в любое время года всегда висела капля, и зашагал к себе домой. Венька, чтобы хоть как-нибудь развеять плохое настроение Смешливого, ободряюще промолвил:
— А ты, Каеш, не унывай… ты его обязательно собьешь. Это он от фасона только задирается, а на самом деле тощий, как скелет.
— Ты думаешь? — воскликнул ободренный Жорка. — Вот и я так считаю. Придет время, он еще увидит.
— Да чего там увидит? Ты его одним ударом одолеешь.
На следующий день, получив от матери разрешение гулять на бугре, Венька позвал Олега, который после разбитого носа стал его верным вассалом, и предложил отправиться на реку. Едва успели сойти с бугра по крутому Барочному спуску, навстречу Петька Орлов босиком, в трусах и красной выцветшей футболке.
— Ты иди, — повелительно приказал он Олегу. — Домой возвращайся, суслик, иначе бабка за то, что ушел на речку без спроса, скалкой отколотит. А ты, профессор кислых щей, останься. Не бойся, бить тебя не буду. Отойдем в сторону, есть разговор.
Петька привел Веньку опять на бугор, для острастки встряхнул за воротник. Венька чуть побледнел, но вида, что испугался, не подал.
— Отпусти, — сказал он, хмуро набычившись.
— А то что? — полюбопытствовал Петька.
— Ничего, — буркнул Венька, и Орлов его действительно отпустил.
— Ладно, козявка, — проговорил он снисходительно. — Ты лучше вот что мне скажи. Только честно, как в школе учителке на уроке отвечаешь.
— А я еще в школу не хожу.