Новочеркасск: Книга первая и вторая
Шрифт:
— А вот и обманываешь! — вскричал сын. — Давай я развяжу узелок и выведу тебя на ясную воду.
— Люди говорят «на чистую», — поправил Александр Сергеевич.
— На ясную лучше, — настаивал Венька, и они зашагали к дому.
Когда флейта была собрана, мальчик дрожащими руками взял ее у отца, и глаза его заблестели от радости.
— Ну, принимай подарок, будущий заклинатель змей, — торжественно объявил отец.
— А как в нее дуть, папа? — сконфуженно спросил мальчик.
Отец показал. Венька взял флейту в
— Боже мой! Да не так же, не так. Если ты дальше этого звука не продвинешься, то ни змей заклинать не научишься, ни крыс в горы не уведешь, как тот старичок аптекарь.
Отец взял несколько высоких и низких звуков, пробежал крупными пальцами по флейте, то зажимая на ней одни отверстия, то открывая другие, и она неожиданно заиграла бодрую, всем им так хорошо известную маршевую песню: «Мы — кузнецы, и дух наш молод…»
Мать, с руками, выпачканными в муке, примчалась с кухни, и ямочки засияли на ее лице;
— Венечка, да у тебя же так хорошо все получается…
— Пока что у одного меня, — мрачно поправил ее отец. — Ну посмотри, как это делается, ведь это же так просто.
Венька присмотрелся к движениям отцовых пальцев и, вновь получив в свои руки флейту, воспроизвел их в том же порядке.
— Ура! — закричал Александр Сергеевич. — Посмотри, Наденька, он уже делает первые успехи. Подожди немного, и в нашем сыне проснется музыкальный слух, как великая русская силушка в Илье Муромце, который, если верить былине, много лет сиднем просидел на печи.
Но радость отца была преждевременной. Музыкальный слух в Веньке так и не проснулся. Добросовестно зазубрив, как надо играть «Мы — кузнецы, и дух наш молод», дальше он не пошел. Слова «куем мы счастия ключи» оказались уже за гранью его возможностей. На другой день рано утром отец отправился в техникум, а Венька вышел во двор и во всю силу своих легких стал выдувать из флейты то единственное, что ему удавалось. То в одном, то в другом конце двора то и дело раздавалась одна и та же мелодия.
— Смотри, Венечка, — крикнула ему мать, хлопотавшая возле летней печки, — на улицу с флейтой не выходи! Инструмент дорогой, а испортить его так легко.
Однако не прошло и десяти минут, как у калитки по ту сторону забора собрались все его аксайские дружки, и он услышал вкрадчивый голос Петьки Орлова:
— Вень, а Вень, выйди на улицу, музыку свою покажи. Очень всем охота на флейту твою посмотреть.
Он отрицательно замотал головой:
— Нельзя, уж очень вещь дорогая, а вы не знаете, как с ней обращаться, и сломать можете, — заявил он категорически.
— Да мы не сломаем, — жалобно протянул Олег, — выдь.
— Нельзя, — насупившись, повторил Якушев.
Тогда за забором поднялось несколько кулаков, и он услыхал сердитый выкрик Кольки Карпова:
— Ну, подожди, флитригон проклятый. Вот только выйди за порог… Мы твою дудку о голову твою разобьем!..
Веньке стало не по себе оттого, что среди воинственно поднятых кулаков был и кулак его лучшего друга Жорки Смешливого. Он вздохнул и подумал о том, как плохо сделал, что не показал ребятам этот дорогой и непонятный музыкальный инструмент, к которому его душа успела так быстро охладеть.
В субботу Надежда Яковлевна ушла с обоими сыновьями на рынок, оставив в одиночестве мужа. Александр Сергеевич растворил все окна, и солнце, успевшее уже набрать силу и высоко подняться над займищем, наполнило комнаты веселым приветливым светом. Отложив в сторону мундштук с недокуренной астматоловой папиросой, Александр Сергеевич увлеченно вчитывался в пожелтевшие страницы «Одиссеи». Греческий текст легко ему давался в это утро, но к словарю все равно то и дело приходилось обращаться.
Увлеченный своим занятием, он не сразу обратил внимание на осторожный стук в дверь и прислушался лишь после того, как этот стук повторился несколько раз. «Кто бы это мог быть?» — настороженно подумал он. Нашарив босыми ногами шлепанцы, Якушев поспешил в коридор и, не открывая окованной толстым железным листом парадной двери, сиплым от одышки голосом спросил:
— Кто там?
— Отоприте, пожалуйста, Александр Сергеевич, — раздался неуверенный голос.
Днем на Аксайской почти никогда не грабили, поэтому хозяин дома без колебаний сбросил засов и цепочку, потянул на себя потускневшую от времени медную ручку и замер от удивления: на пороге в светлой рубашке, подпоясанной тонким кавказским ремешком со множеством сверкающих насечек, в белых, старательно отутюженных брюках стоял плечистый молодой парень. В огромной руке свернутая трубочкой тетрадка казалась безнадежно затерянной.
— Я к вам по делу, Александр Сергеевич, — смущенно пробасил неожиданный гость. — Вы меня наверняка не знаете.
— Да как же не знаю, — рассмеялся Якушев, вглядываясь в бровастое лицо и колечки спадающих на загорелый лоб волос. — Вас вся округа знает, а мои ребятишки души в вас не чают. Слышите, как во дворе их любимица Мурза лает? Это она благодаря вам у нас оказалась. А о других ваших подвигах я уж и не говорю.
— Да уж какие там подвиги…
— Ладно, ладно, Ваня Дронов, выкладывайте лучше, в чем дело.
Помощь ваша нужна, Александр Сергеевич. Задачка не решается.
На лбу у Якушева вспухли бугристые складки.
— Задачка? — пробормотал он удивленно. — Какая такая задачка, позвольте вас спросить?
— Да по алгебре, — помялся сосед. — У нас вечером консультация, а у меня не сходится. Я же на рабфак поступаю.
— Как так на рабфак? — отступил в глубь коридора Якушев. — Насколько мне известно, вы же кузнецом на заводе Фаслера трудитесь.