Новочеркасск: Книга третья
Шрифт:
Облачившись в промасленную робу железнодорожного машиниста, Дронов подошел к старенькому зеркалу, висевшему у выходной двери. Узкий прямоугольник стекла отразил его лицо: загорелый лоб с колечками упавших на него волос, твердую широкую челюсть, почти прямые брови над глазами. А сами глаза показались ему вдруг растерянными, лишенными той твердости, смягченной затаенной усмешкой, которая всегда была им присуща.
«Неужели боюсь? — придирчиво спросил самого себя Дронов. — И это я-то, первый силач Аксайской улицы, когда-то одним ударом кулака убивший бандита Хохла, шутя сломавшего замок на клетке одноглазого Мирона, чтобы выпустить из нее
Слабый внутренний голос попытался было в нем воспротивиться: «Но ведь солдат на фронте втягивается в это постоянное ожидание своей гибели, а для тебя оно совершенно новое. Ты уходишь прямо от жены, от полуголодной, но размеренной, лишенной опасности жизни, а это куда труднее не привыкшему к суровой боевой обстановке человеку».
На часах было без десяти восемь. Стрелки будто подстегивали его томительное ожидание. «К черту!» — прикрикнул на самого себя Дронов. Он вошел в кладовку и, разбросав целый ворох мешковины и тряпок, достал оттуда тщательно замаскированный на тот случай, если туда войдет Липа, тяжелый чемодан с динамитом, переложил оттуда динамитные шашки и бикфордов шнур в свой рундучок, с которым всегда уходил на работу. Обтер его от пыли, чтобы ни у кого из посторонних при взгляде на него и сомнения не могло родиться, что этот предмет редко выносился из дома. «Ведь пыль — это тоже улика, — вздохнул Дронов. — А Сергей Тимофеевич всегда учил тому, что подпольщик больше всего должен бояться улик. Даже самых маленьких».
На часах было восемь двадцать, когда Дронов спускался с бугра от дома, где они обитали. Узкая дорожка, рассекавшая целое поле пожухлой лебеды, упиралась в основание железнодорожной насыпи. Перешагнув через звенящую связку проводов, Иван Мартынович очутился на обочине насыпи и услышал, как захрустела под его подошвами острая, терпко пахнущая мазутом галька. Остановившись, грустно подумал: «Как же я бегал по ней босым мальчишкой, и ничего?»
Стена красных и белых вагонов выросла опять на его пути. Нет, ничего не изменилось на станции за прошедшие сутки, и если ушли какие-нибудь эшелоны, то место их на путях заняли другие. В этот утренний час станция казалась вымершей. Дронов бросил взгляд в сторону северной выходной стрелки и увидел прохаживающегося вдали Костю Веревкина, его чуть сутулящуюся фигурку. «Молодец парень, — подумал Иван Мартынович. — Спокойно и точно все делает. Небось не терзается сомнениями, как я?»
Дронов переложил тяжелый чемодан с руки на руку и, чуть ускорив шаги, двинулся вперед по обочине навстречу своему помощнику. Внезапно с той же стороны, оттуда, где обрывалась длинная цепь составов, вынырнула фигура толстого человека в мышиного цвета форме. Дронов его узнал даже издали. Это был хорошо ему знакомый солдат караульной роты Мнхель, роты, охранявшей вокзал и станцию. Дронов сначала оцепенел, а потом пошел спокойным шагом навстречу, потому что, измени он направление, это тотчас же озадачило бы немца. А Михель к нему относился с явной симпатией и по примеру самого коменданта станции, сказавшего однажды о Дронове: «Этот гросс Иван со временем может стать настоящим верноподданным рейха», при встречах так и стал его именовать «гросс Иван». Они сейчас сближались: Дронов и Михель. На животе у толстого немца болтался автомат. Заметив, что Иван Мартынович поменял руку, в которой нес рундучок, набитый взрывчаткой, Михель покачал головой и сострадательно вздохнул:
— О, гросс Иван, вас ист дас хир?
Дронов, весь напружинившись, огляделся по сторонам. Холодный пот неприятной липкой росой выступил на его лбу. Что делать, если солдат прикажет открыть рундучок? Михель в пяти шагах от него. Метрах в двадцати — шагавший навстречу и, видимо, уже встревожившийся Веревкин. Конечно, вдвоем они могут легко придушить часового. А потом?
— Тут? — с наигранной беспечной улыбкой переспросил Дронов, указывая глазами на чемодан. — Ах, тут. Тут моя запасная роба.
— Вас ис дас роба? — с некоторым недоумением переспросил солдат.
Дронов сделал перед собою неопределенный жест, развел широко руками.
— Одежда, — сказал он с нажимом. — Ферштейн, Михель, одежда. Пиджак, брюки, костюм, ботинки. Ферштейн, Михель? Может быть, показать?
— Найн, найн, — замахал руками солдат и заулыбался: — Ком, ком арбайтен. Я верыо. Гросс Иван ист гут Иван. Зо?
И Дронов пошел дальше. Отирая пот свободной рукой, он смешливо подумал: «Если есть бог, то спасибо ему за то, что отвел беду».
Встретившись с Костей, он поставил чемодан на землю и тяжко вздохнул:
— Пособи, видишь, какой тяжелый. Я же не Иван Поддубный в конце концов, чтобы такой вес так долго нести.
— Я думал, он заставит вас открыть, — покачал головой помощник. — Готовился уже на него броситься.
— Чудак, — улыбнулся Иван Мартынович. — Я угадал это, на твоем же лице все было написано.
— Да ну? — всполошился Костя. — Вы хотите сказать, что я не умею собой владеть?
— Конечно. Лицо разведчика всегда должно оставаться непроницаемым.
— Учту, командир, — усмехнулся помощник.
Обогнув эшелоны, которыми были заняты все станционные пути, они зашагали к зданию депо и месту стоянки К-13. Веревкин обратился к Дронову по имени-отчеству, что делал в самых редких случаях.
— Иван Мартынович, — начал он тихо, — давайте мне ваш тяжеленный чемодан. Немного понесу, а потом возвращу, если из сил выбиваться стану. Между прочим, производил вчера рекогносцировку. В составе, что справа от нас, есть два неопломбированных вагона.
— Какой же ты молодец, Костя, — тихим напряженным голосом похвалил Дронов. — Стратег, а не помощник. Ведь это то самое, что нам и нужно. Предварительный план остается в силе. Ты открываешь дверь, я тотчас же ныряю в проем и все готовлю к взрыву. Как только запалю бикфордов шнур, немедленно разбегаемся в разные стороны, как и уговорились. Ты уходишь через реку в Заплавскую, я домой, как будто бы ничего не случилось. Ясно?
— Ясно, Иван Мартынович, — подтвердил Веревкин. — Вот эти два порожних вагона.
— А двери ты у них открывать не пробовал?
Веревкин опустил на горячий межрельсовый песок черный чемодан с тяжелым грузом.
— Нет, командир. Опасался внимание привлечь.
— Ну и верно поступил, — одобрил Дронов. — Осторожность всегда должна быть с нами. Как спички в кармане у курильщика. Я понаблюдаю, а ты попробуй посильнее плечиком поддеть дверь.
Костя подошел к пульману, поплевал на руки, крякнул и плечом попробовал распахнуть дверь, подняв вверх задвижку. Ролик не двинулся под дверью с места. Костя поднатужился, синие жилы натянулись на его лбу, но опять никакого движения.