Новое о декабристах. Прощенные, оправданные и необнаруженные следствием участники тайных обществ и военных выступлений 1825–1826 гг.
Шрифт:
Литература собственно о прощенных декабристах немногочисленна; еще меньше исследований, которые бы затрагивали деятельность этих лиц как членов тайных обществ, освещали их привлечение к следствию по делу декабристов. Из числа тех, кому посвящены отдельные исследования, в первую очередь необходимо упомянуть Ф. П. Толстого [16] , Петра И. Колошина [17] и М. Н. Муравьева, участие которого в декабристских союзах стало предметом внимания в биографических статьях декабриста А. Е. Розена, П. Е. Щеголева и давней биографии Д. А. Кропотова [18] . Достаточно большой интерес привлекла к себе фигура В. Д. Вольховского, декабристскому прошлому которого посвящены исследование B. C. Шадури, статьи Н. А Гастфрейнда и Н. Е. Мясоедовой [19] . Участие П. Я. Чаадаева в тайных обществах декабристов рассматривали в своих работах Д. И. Шаховской и Ф. И. Берелевич [20] . Хорошо известно исследование Ю. М. Лотмана о М. А. Дмитриеве-Мамонове, в котором подверглись анализу программные документы первой организации декабристского ряда «Орден русских рыцарей» [21] . К числу содержательных работ о видном участнике движения тайных обществ, оставленном следствием «без внимания», без сомнения, относится исследование Ю. Г. Оксмана о П. А Катенине [22] . Кроме того, имеются работы о таких избежавших наказания участниках Союза благоденствия, как В. А. Глинка [23]
16
Коваленская Н. Н. Художник-декабрист Ф. П. Толстой // Очерки из истории движения декабристов. М., 1954. С. 516–560; Комарницкая Ж. О. Библиотека декабриста Ф. П. Толстого // Проблемы библиографии и библиотековедения. Л., 1976. Вып. 12. С. 105–115; Кузнецова Э. В. Федор Петрович Толстой. 1783–1873. М., 1977.
17
Вейс А. Ю.: 1) Петр Колошин – автор послания «К артельным друзьям» // Литературное наследство. Т. 60. Кн. 1. М., 1956. С. 541–554; 2) Автобиографическая записка декабриста Петра Колошина // Пушкин и его время. Л., 1962. С. 290–295; Калантырская И. С. П. И. Колошин и «Священная артель» // Литературное наследие декабристов. Л., 1975. С. 247–260.
18
Кропотов Д. А. Жизнь графа Муравьева в связи с событиями его времени. СПб., 1874; Розен А. Е. М. Н. Муравьев и его участие в тайном обществе // Русская старина. 1884. Т. 41. № 1. С. 61–70; Щеголев П. Е. Граф М. Н. Муравьев – заговорщик// Современник. 1913. № 1. С. 301–326.
19
[Малиновский И. В.] О жизни генерал-майора Вольховского. Харьков, 1844; Гастфрейнд Н. А. Товарищи Пушкина по Царскосельскому лицею. Материалы для словаря лицеистов первого курса. 1811–1817. СПб., 1912. Т. 1. С. 1–286; Шадури В. С. Покровитель сосланных на Кавказ декабристов и опальных литераторов: Неизвестные материалы о лицейском друге Пушкина В. Д. Вольховском. Тбилиси, 1979; Афанасьев В. В. Декабрист В. Д. Вольховский // Афанасьев В. В. События и судьбы. Б. м., 1992. С. 7–10; Мясоедова Н. Е. Друг Пушкина – В. Д. Вольховский // Временник Пушкинской комиссии. Вып. 27. СПб., 1996. С. 172–187.
20
Шаховской Д. И. 1) Якушкин и Чаадаев // Декабристы и их время. [Сб. ст.] Т. 2. М., 1932. С. 161–203; 2) П. Я. Чаадаев на пути в Россию в 1826 г. / Публ. и вступ. ст.д. И. Шаховского // Литературное наследство. Т. 19/21. М., 1935. С. 16–32; Берелевич Ф. И.: 1) Чаадаев и декабристы // Учен. зап. Тюменского гос. пед. ин-та. 1958. Т. 5. Вып. 2. С. 157–177; 2) Был ли П. Я. Чаадаев членом Союза благоденствия // Учен. зап. Тюменского гос. пед. ин-та. 1962. Т. 15. Вып. 3. С. 66–75.
21
Лотман Ю. М. М. А. Дмитриев-Мамонов – поэт, публицист и общественный деятель// Учен. зап. Тартуского ун-та. Тарту, 1959. Вып. 78. С. 19–92.
22
Воспоминания П. А. Катенина о Пушкине / Вступ. ст. и примечания Ю. Г. Оксмана// Литературное наследство. Т. 16/18. М., 1934. С. 619–656.
23
Яровой Ю. Странный генерал Глинка // Рифей. Уральский литературно-краеведческий сб. Челябинск, 1976. С. 159–223.
24
Глаголева О. Е. Книги с пометами декабриста С. Н. Бегичева в Туле // Русские библиотеки и их читатели. Л., 1983. С. 217–226. О Бегичеве см. также: Нечкина М. В. Грибоедов и декабристы. М., 1977.
25
Бортневский В. Г. Дневник декабриста П. С. Пущина // Вестн. ЛГУ. Сер. 2. История. Языкознание. Литературоведение. 1986. Вып. 4. С. 27–33; Бортневский В. Г., Анисимов Е. В. Новые материалы о П. С. Пущине // Временник Пушкинской комиссии. Л., 1988. С. 157–161.
На современном этапе изучения интерес к «уцелевшим декабристам» в значительной степени усилился в связи с публикацией следственных дел участников тайных обществ, не преданных суду [26] . Историки приступают к изучению особенностей расследования, проводившегося в отношении «малозамешанных» лиц, выяснению мотивов состоявшихся решений о «прощении» установленной вины, выявлению внутренней структуры группы освобожденных от наказания. В этом контексте стоит особо выделить сопроводительную статью и комментарии А. В. Семеновой к публикации следственных дел членов Союза благоденствия в недавно вышедшем XX томе документальной серии «Восстание декабристов». В последние годы участники тайных обществ, освобожденные от наказания, стали предметом изучения в работах, посвященных Н. И. Кутузову, А. В. Семенову, П. В. Хавскому, О. П. Богородицкому [27] .
26
Восстание декабристов. Документы. Т. XVIII–XX. М., 1984–2001.
27
«Истинное изображение нравственного состояния войск». Записка декабриста Н. И. Кутузова Николаю I 1826 г. / Публ. А. В. Семеновой // Исторический архив. 2000. № 6. С. 30–45; Ильин П. В.: 1) Из истории либеральной публицистики 1810-1820-х гг.: Н. И. Кутузов и его статья «О причинах благоденствия и величия народов»// Общество и власть: Межвуз. сб. науч. трудов. СПб., 2001. Ч. 1. С. 104–116; 2) Записки члена Союза благоденствия Н. И. Кутузова к императору Николаю I: К изучению эволюции «декабристского либерализма» после 1825 г. // История глазами историков: Межвуз. сб. науч. трудов, посвященный 70-летию проф. Е. Р. Ольховского. СПб.; Пушкин, 2002. С. 45–65; 3) К характеристике политических взглядов членов Союза благоденствия: новонайденные записи А. В. Семенова (1821 г.) // Власть и общество. Матер. всероссийской науч. конф. СПб., 2003. С. 57–65; Трибунский П. А.: 1) Жизнь и деятельность О. П. Богородицкого // Вопросы истории. 2001. № 6. С. 137–141; 2) Из биографических разысканий: П. В. Хавский// 14 декабря 1825 года: Источники, исследования, историография, библиография. СПб.; Кишинев, 2001. Вып. 4. С. 469–476.
Заявленное направление исследования позволяет прояснить несколько важных проблем в изучении истории декабристов. Во-первых, оно способствует дальнейшему анализу особенностей следственного процесса, квалификации «вины» различных категорий обвиняемых. Во-вторых, рассмотрение конкретных обстоятельств «высочайшего прощения», официально заявленных и действительных мотивов актов помилования, создает необходимую основу для оценки причин освобождения от наказания и влияния посторонних факторов на ход следствия. В-третьих, привлечение исследовательского внимания к «малоизвестным» участникам тайных обществ и военных выступлений декабристов, прощенным в ходе следствия, позволит осветить некоторые страницы в истории декабризма, ранее не привлекавшие внимания историков.
В рамках настоящей работы предпринята попытка заполнить лакуны в представлениях о группе прощенных и освобожденных от наказания, о расследовании, которое велось в их отношении в рамках следственного процесса. При этом мы стремились очертить границы и внутреннюю структуру группы, осветить степень виновности «прощенных декабристов», выявленную следствием, проанализировать причины помилования и освобождения от наказания, в том числе не вызванные внутренней логикой следствия.
Прощение и освобождение от наказания: официальный контекст
20 декабря 1825 г., спустя несколько дней после открытия заговора и начала следственного процесса, состоялась встреча Николая I с французским посланником П.-Л. Лаферронэ. В ходе беседы император остановился на том, каким он видит свою роль в определении наказаний по итогам судебно-следственного процесса: «Я начинаю царствовать под грустным предзнаменованием и со страшными обязанностями. Я сумею их исполнить. Проявлю милосердие, много милосердия, некоторые даже скажут – слишком много; но с вожаками и зачинщиками заговора будет поступлено без жалости, без пощады. Закон изречет кару, и не для них воспользуюсь я принадлежащим мне правом помилования…» [28] . Официальная позиция Николая I, сформулированная уже в первые дни следствия, звучала недвусмысленно: главные виновные понесут наказание без всякого снисхождения со стороны высшей власти, а участь тех, виновность которых незначительна или ослабляется смягчающими обстоятельствами, будет во многом зависеть от «милосердия» императора. Обращает на себя внимание то, что с первых же дней следственного процесса верховная власть заявила о готовности применить принадлежащее ей право помилования, однако это право предполагалось использовать только в отношении «малозамешанных» и заслуживающих прощения обвиняемых. Эта позиция «высшей власти» находит непосредственное подтверждение в официальных документах, относящихся к деятельности органов расследования.
28
Русский вестник. 1893. № 4. С. 14.
Первоначальный проект указа об учреждении Следственного комитета, подготовленный 15 декабря 1825 г. (текст его приведен в «автобиографических записках» делопроизводителя Комитета А. Д. Боровкова), содержал в себе, наряду с программой розыскной деятельности, также формулировку тех принципов, которые должны были стать основой будущей практики помилования: «…принять деятельнейшие меры к изысканию соучастников сего гибельного общества, внимательно, со всею осторожностию рассмотреть и определить предмет намерений и действий каждого из них ко вреду государственного благосостояния; ибо, руководствуясь примером августейших предков наших, для сердца нашего приятнее десять виновных освободить, нежели одного невинного подвергнуть наказанию…» [29] .
29
Боровков А.Д. Автобиографические записки // Русская старина. 1898. № 11. С. 334–335.
Из приведенного текста видно, что в самом начале процесса предполагалось объявить, что, выясняя «меру вины» оказавшихся в его поле зрения лиц, следствие будет стремиться отделить серьезно виновных от «малозамешанных», от тех, на кого упало случайное подозрение. 16 декабря проект указа был поднесен на подписание императору председателем Следственного комитета А. И. Татищевым. Николай I, по словам Боровкова, прочитав цитированный пункт, обнял Татищева, сказав: «Ты проникнул в мою душу, полагаю, что многие впутались не по убеждению в пользе переворота, а по легкомыслию, так и надобно отделить тех и других» [30] . Хотя указ остался не обнародованным, но обозначенная в нем официальная позиция была закреплена в ходе процесса в последующих официальных документах, призванных осветить принципы и направленность работы следствия [31] . Отразившееся в словах императора противопоставление сознательно действовавших «зачинщиков», убежденных сторонников политического переворота, и тех, кто был вовлечен в тайное общество и заговор, стало одним из основополагающих принципов работы следствия.
30
Там же.
31
Невелев Г. А. «Истина сильнее царя…»: А. С. Пушкин в работе над историей декабристов. М., 1985. С. 20.
Это же противопоставление обнаруживается в самом раннем из известных свидетельств о намерениях императора простить «заблудших», ввергнутых в «обман» главными заговорщиками. К. Ф. Толь, который проводил первые допросы арестованных, сохранил в своем «Журнале» упоминание о вопросе, с которым в ночь на 15 декабря обратился к нему Николай I (уже после того, как ему стали известны результаты первых допросов): «Молодежь эта не знает сама, что она хотела и как введена в преступление. Как ты думаешь, можно бы простить нижних чинов и сих несчастных молодых людей?» [32] .
32
Следует отметить, что среди последних, наряду со схваченными активными деятелями заговора Трубецким и Рылеевым, были как непосредственные участники выступления, не состоявшие в тайном обществе (А. А. Шторх), так и арестованные по случайному подозрению (Е. В. Свечин, П. Н. Креницын и др.).
Как видим, основные очертания «пространства» предстоящих актов смягчения наказания и «высочайшего прощения» были в целом достаточно ясны: неучастие в заговоре, неосведомленность о его главной цели, «случайное» участие в открытом выступлении, молодость лет. Они представлялись уже сложившейся, готовой формой, опирающейся на традиции царского помилования. Новый император только не был до конца уверен, нужно ли это делать в сложившейся обстановке.
Толь, достаточно опытный в военно-судных делах и, несомненно, ориентировавшийся на поведенческие традиции «верноподданичества», вовсе не исключал последующего прощения некоторых из «вовлеченных» в восстание, но указывал на невозможность применения права помилования к большей части арестованных: «Главная часть, без сомнения, вовлечена в преступление… Простить их, государь, имеете вы все время, они были только орудиями возмущения; через них надобно будет открыть настоящих и главных возбудителей сего возмущения, и потому, по мнению моему, не только захваченных офицеров, но и главных участников между нижними чинами, должно будет предать всей строгости законов без замедления» [33] . В этом ответе, как представляется, слово «потому» следует интерпретировать в значении «исходя из этого», тогда становится более понятной последовательность мысли Толя. Логика его ответа состояла в том, что следует сначала обнаружить всех главных участников заговора и военного выступления, в том числе с помощью малозначительных и «замешанных» лиц, затем подтвердить малозначительность тех, кто был слабо «вовлечен» в заговор, и только после этого, на основании полученных данных, применять принадлежащее императору право помилования. Вместе с тем Толь напоминал императору, что в полном соответствии с существующими законами все действительные участники мятежей и волнений должны подвергнуться строгому наказанию, вплоть до смертной казни.
33
14 декабря 1825 года. Воспоминания очевидцев. СПб., 1999. С. 95–96. Эту же позицию доводил до сведения императора в своих письмах великий князь Константин Павлович (см.: Междуцарствие. С. 166).
В манифесте от 19 декабря 1825 г. – первом правительственном документе, содержавшем оценку событий 14 декабря и деятельности тайного общества в целом, – сообщалось, что в заговоре, имевшем целью «испровергнуть престол и отечественные законы», принимали участие «два рода людей»: к первому относились «злоумышленные… руководители», ко второму – лица, «умыслу непричастные», «заблудшие». Если злоумышленники питали давние замыслы политического переворота, то «заблудшие» участники заговора и мятежа следовали законному стремлению сохранить верность присяге [34] . Император объявлял, что своим «первым утешением» считает принадлежащее ему право объявить «заблудших» невинными. Заявлялось, что начавшееся расследование позволит отделить впавших в заблуждение от истинных «злоумышленников», выявит истину и уничтожит подозрения. Правосудие запрещает прощать преступников: будучи «обличенными» следствием и судом, они «восприимут по делам своим заслуженное наказание», «заблудшие» же могут быть прощены [35] .
34
В данном случае не имелись в виду нижние чины, увлеченные в мятеж.
35
Манифест опубликован 22 декабря 1825 г. (Русский инвалид. № 302). См.: Государственные преступления в России в XIX веке. Сб. извлеченных из официальных изданий правительственных сообщений / Сост. под ред. Б. Базилевского. Т. 1. 1825–1876 гг. СПб., 1906. С. 3; Декабристы. Тайные общества. Процессы Колесникова, братьев Критских и Раевских. / Изд. В. М. Саблина. М., 1907. С. 37.