Новое оружие
Шрифт:
Идет семинар. За столами Ш а р д е ц к и й, Ш т е р н, Я к у б о в и ч, С е р д ю к, В а л е р н е р, А ш о т К а р а п е т я н и другие исследователи. У поворачивающейся доски – С а м о й л о в (он сегодня чисто выбрит, при галстуке) заканчивает доклад. Докладывать он не умеет и не любит – и высказывается с некоторым отвращением.
С а м о й л о в. ... Вот так мы поняли, что в пространстве блуждают нейтринные флюктуации. Ну, скажем: отчего небо синее? От флюктуации, от колебаний плотности воздуха – так, значит! – они и рассеивают синие лучи. Ну, и в пространстве есть колебания плотности нейтрин – так, значит? От них и происходит распад ядер. Когда флюктуация
Ш a p д е ц к и й. Петр Иванович, не резвитесь!
С а м о й л о в. Проверка внимания, Иван Иванович. Продолжаю... да, собственно, чего там продолжать? Все это одна умственность. Ну, она выражается такими формулами... (Легким ударом переворачивает доску.Осыпаются меловые символы.) Желающие могут вызубрить... Давайте я вам лучше покажу это дело в натуре. Будет доходчивее. Ашотик – заведи!
Ашот Карапетян – маленький, усатый и серьезный – идет к установке. Щелкает тумблерами на приборном щите. Загораются сигнальные лампочки. В кварцевой трубе вспыхивает разряд.
Сейчас в ограниченном пространстве – ну, в области вон того куска урана-235 (показывает) – будем повышать плотность нейтрин. Ашот – счетчик!
Ашот укрепляет около образца трубку газоразрядного счетчика. Слышен мерный треск.
Распадается, как обычно,– так, значит? Ашот – реактор.
Ашот работает рукоятками.
Генератор нейтрин... Есть!
Треск стихает. Урановый образец начинает светиться с сине-зелеными переливами.
В о з г л а с ы: «Ух черт!», «Вот это да!»
Все бросаются к установке.
С а м о й л о в. Усекли? Уран перестал распадаться – так, значит? А избыток энергии стал выходить из него фотонами – малюсенькими такими порциями. Как, скажем, у больного хворь потом выходит... А все почему? Не стало крупных флюктуации, от которых лопаются ядра,– так, значит? Переключай, Ашот.
Ашот нажимает кнопки. Свечение пропадает. Счетчик начинает трещать, как прежде. Ашот манипуляторами убирает урановый образец в контейнер. Ставит на его место колбу с водой, опускает в нее трубку счетчика.
Я к у б о в и ч. А это зачем?
С а м о й л о в. А теперь перевернем паровоз вверх колесами. В колбе – вода. Из местного водопровода. Счетчик, как вы можете заметить, в ней безмолвствует: радиации нет. Сейчас уменьшим концентрацию нейтрин... вернее, повысим концентрацию антинейтрин – так, значит? Прошу всех отойти от установки на два метра! Антинейтрино излучаются пучком, но... неровен час, кого-нибудь заденет. Мне ни к чему выплачивать пострадавшему больничные.
Все отходят. Ашот тянет за собой шнур дистанционного управления.
Давай, Ашот!
Ашот нажимает несколько кнопок. На приборном щите начинает мигать красная полоса.
Достаточно, Ашот!
Тот щелкает тумблерами. Рев счетчика постепенно переходит в частый треск. Треск замедляется.
Стало быть, создали с помощью антинейтрин крупные флюктуации – и они сделали обычную воду радиоактивной. Слышите, как спадает наведенная радиация! Вот – все. Прошу задавать вопросы.
Минуту все молчат. Потрескивает счетчик.
Ш т е р н (бросается к Самойлову). Вопросы... какие тут могут быть вопросы? (Шутливо тузит Самойлова.) Ах ты, черт, пижон, гений, талантище!
С а м о й л о в. Я – что? Я ничего...
В а л е р н е р. Качать его, ребята!
С а м о й л о в (отстраняется). Иди, я сегодня в новом костюме. Вон Ашота покачай. Или Ивана Ивановича... А вообще: теорию надо было качать – так, значит?
В а л е р н е р. У-у... нет в тебе душевного благородства, всепрощения – в такую минуту уесть! Только такая зловредная ехидина, как ты, и могла придумать этот опыт с клопом. Что – съел?
Я к у б о в и ч. Ну, теперь я знаю, с какого конца браться за плазму. Ох, и поэкспериментируем! (Алчно потирает руки.)
С е р д ю к. И подумать только – все началось с клопа...
Ш а р д е ц к и й (выходит к доске). Вопросов к Петру Ивановичу, я вижу, нет – демонстрация довольно красноречивая. Тогда позвольте мне. Стало быть, теперь мы понимаем, что к чему. Знаем, что, меняя концентрацию нейтрин и антинейтрин в пространстве, можно управлять устойчивостью ядер... в принципе можно. На этом экспериментальные исследования временно, до моего разрешения, мы прекращаем...
Шум, гул, возгласы: «Как же так!», «Вот новость!»
Тихо! Будем двигать теорию. Мы должны наперед предвидеть все результаты дальнейших опытов!
Я к у б о в и ч. Вот так-так, милое дело!
С а м о й л о в. Ну-у... какие ж это будут опыты, если в них все наперед ясно!
А ш о т. Пачэму такие строгости, Иван Иванович? Сэйчас, когда все получается, да?..
Ш а р д е ц к и й. Именно потому, что получается, Ашот. И еще далеко не ясно: что именно получится? Помните: когда запускали первые ракеты на Луну, их тщательно стерилизовали, чтобы ненароком не занести на лунную поверхность наши микроорганизмы и – боже упаси! – не заразить тамошние живые существа. Хотя далеко не ясно: есть ли жизнь на Луне – скорее всего, что нет... А на Земле есть жизнь. Есть! И все живое, все вокруг нас состоит из атомов, имеющих ядра. Поэтому мы должны быть так же стерильно осторожны с нейтринами, как наши коллеги – исследователи космоса – с микробами.
Ш т е р н. Что же делать бедным экспериментаторам?
Ш а р д е ц к и й. Готовить генераторы для новых массированных опытов. И – думать. Всем думать. Развивайте далеко идущие гипотезы, продумывайте методики, воображайте все возможные применения открытия. Разрешается выдвигать на семинары самые фантастические идеи – со строгим математическим обоснованием, разумеется. Но – ни одного опыта с нейтринами без моего разрешения! Итак, всем – думать!
Затемнение слева. Освещается правая сторона сцены: кабинет адмирала Брэгга. В нем – Б р э г г, Х е н и ш, К л и н ч е р, Ф р е н к и д-р К е н н е т. В руке у последнего футляр с чертежами. В углу за столом-пультом – а д ъ ю т а н т.