Новопотемкинские события
Шрифт:
– А кто в Новопотемкино мэр? – спросил Горемыков и сам сразу ответил: – Я – мэр и буду еще четыре года здесь мэром… Вот поэтому ты есть мой депутат моей городской Думы, где я являюсь мэром.
– Вы так уверены, что победите на выборах?
– Ой, Видотрясов, только здесь не повторяй всю муть о свободных выборах, честности и прочей ерунде, – пытался переубедить гостя Горемыков. – Ты должен слушать меня, верить мне, голосовать только за меня, своего мэра, а не болтать всякий вздор.
Алексей не ожидал такого циничного ответа мэра, поэтому он промолчал.
– Ну, что молчишь?
Взгляд Горемыкова был неприятный, тяжелый.
После продолжительной паузы Алексей медленно проговорил:
– Я
– Да? Не понимаешь? Сними свою кандидатуру с выборов! – ядовито-ледяным тоном ответил Горемыков.
– Ах, вот в чем дело, – осенило Алексея, – да, я догадывался, что наше общение будет не из приятных, но так откровенно и так цинично говорить со мной… так настаивать…
– Молчать, щенок! – заорал Горемыков, но выдержав и стукнув кулаком по столу. – Какой из тебя мэр? Какой из тебя депутат?.. Тебе еще учиться и учиться, набираться опыту, а не лезть в мой кабинет!.. Ты против народа идешь?
– Вот насчет народа вы неправы, – заметил Алексей.
– Это почему?
– Я как раз из народа, я за народ, а не против его.
– Да? А я разве не народ? – удивился Горемыков.
– Вы – мэр, а я за народ, я не против его. Я против вас, против вашего произвола в городе!
– Неужели? А я, значит, не народ? – возмутился Горемыков.
– Нет.
– Кто я?
– Вы – чиновник.
– Ошибаешься, щенок!.. – заорал Горемыков. – Я и есть народ!.. Я и слуга народа!
– Как же? Слуга народа? То есть слуга самому себе?
– Ага!.. Я – слуга народа и сам я есть народ, я сам из народа, – не поняв иронии Алексея, недовольно ответил Горемыков. – Как раньше говорили: «Мы рождены, чтобы сказку сделать былью». Да-а, где мое сопливое детство? А тебе надо учиться, учиться и еще раз учиться!.. А высовываться тебе не надо!.. Да, еще вспомнил старое выражение: «Тише едешь – больше командировочных». Еще вспомнил: «Семь раз отмерь, а отрезать дай другому». Вишь, повылезали тут демократы разные! – Горемыков сверкнул глазами, ударяя кулаком по столу. – В моем городе действует диктатура закона!
– Гм, диктатура чего? – попытался уточнить Алексей, но Горемыков не слышал его…
Горемыкова несло, он говорил очень громко, стучал кулаком по столу, говорил и говорил… Но это был набор старых фраз, старых лозунгов вмеремку с новыми выражениями и штампами.
«В сущности ведь он говорит пустые слова, – подумал Алексей, – штампы, заученные штампы… Но так и попугая можно научить разговаривать… Пустой он человек… Да, он пуст, напичкан лишь одними штампами, ничего своего нет, кроме цинизма и хамства… Можно одеть модный костюм, можно запомнить ряд новых и модных штампов, словечек, которые сейчас в ходу и которые многие повторяют, но от этого человек не станет совершенным… Пустота ведь не имеет собственного содержания, своих целей. Да какие у Горемыкова цели? Удержаться на своем посту, у власти, но разве это цель государственного мужа, мэра?.. Это своего рода шкурный интерес… Но пустота опасна для человечества – она поглощает всё, что только можно поглотить, она пытается расти на глазах, она захватывает всё больше пространства; в то же время пустота стабильна и неизменна, она нейтральна… Пустота ни с кем не воюет, она как была, так и есть, она не меняется с течением времени… Время идет, происходит в природе какое-то движение, а она, пустота, не меняется, она стабильна по сути и неизменна… В то же время пустота очень конфликтна, если ей сопротивляться и пытаться противостоять. Пустота не терпит никакого сопротивления, она агрессивна, если ей не подчиняться и сопротивляться ее давлению, хотя она не воюет ни с кем. Она не желает вести войны ни в настоящем, ни в будущем… Но пустоту лучше не трогать, ее
– Эй, депутат, очнись! – услышал Алексей голос Горемыкова, как бы просыпаясь и переставая думать о пустоте.
– Что вы хотите? – тихо спросил Алексей.
– Откажись по-хорошему от участия в выборах мэра, – властно сказал Горемыков, не трывая глаз от гостя.
– А если не откажусь? Меня собьет машина?
– Ой, зачем нам такие трагедии? Ведь мы можем договориться, – настаивал на своем Горемыков. – Ну, откажешься, снимешь свою кандидатуру?
– Значит, жизнь по понятиям, а не по закону?
– Гм, закон что-то вроде натянутого каната, – процедил сквозь зубы Горемыков, – просто подними его и пройди… Или опущу его вниз и пройду, если мне то надо, понял?
– Как вы откровенно со мной говорите! – удивился Алексей. – И как цинично!
– А что? Здесь еще кто-то есть, кроме нас двоих? Нет тут никого, – усмехнулся Горемыков. – Может, водочки выпьешь?
– Нет, не пью.
– Ах, ты же виски предпочитаешь, да? Раз улыбаешься всегда по-американски?
– Нет, виски тоже не пью.
– И не куришь?
– Угадали.
Традиционная улыбка исчезла с лица Алексея, он побледнел.
– Может… – решил продолжить Горемыков, усмехаясь, но потом вовремя остановился, заметив бледное и обеспокоенное лицо Алексея. – А что сейчас ты не улыбаешься?
– Вы хотели продолжить свои расспросы, как я погляжу? Да, не пью (иногда только красное сухое вино или шампанское), не курю, но есть любимая женщина, если это хотели узнать…
– Нет, я не об этом, – махнул рукой Горемыков, хотя именно об этом он думал, когда задавал вопросы с ухмылкой, – понимаешь, здесь мы одни, можно говорить без всяких казенных восторгов. Ведь у тебя есть девушка Лена?
– Есть, – ответил Алексей и насторожился, ожидая каких-то скрытых угроз (он еще удивился, когда услышал из уст Горемыкова имя своей любимой – откуда тот знает ее имя?).
– Хочешь, чтобы с ней ничего плохого не случилось?
– А в чем…
– Я тебе скажу, в чем дело, не перебивай старших, – попрекнул Алексея Горемыков. – она, кажется, начала работать?
– Да, сейчас она работает в школе, не понимаю…
– Сейчас поймешь, – оборвал Алексея Горемыков, – слушай внимательно, депутат!.. Я никому не угрожаю, пойми меня правильно. Но тебе мало проблем? Газету твою закрыли, в Думе тебя не любят, проблемы еще с милицией.
– Всё знаете, да? Вы…
– Помолчи, всё знаю, я ведь мэр.
– Это вы приказали закрыть мою газету?
– Как можно? Это было решение прокуратуры, – ответил моментально Горемыков, – я лишь исполнительная власть.
После короткой паузы Алексей спросил:
– А если я такой никчемный и не знающий, как вы только что говорили, чего ж меня бояться? Просить, чтобы я снял с выборов свою кандидатуру?
– Честно?
– Да.
– А на всякий случай, – признался Горемыков. – Да, на всякий случай… На всякий случай…