Новоросс. Секретные гаубицы Петра Великого
Шрифт:
— Ваше Превосходительство, за что?! — голос офицера дрожал от обиды.
— Так за разбой, Федор Иванович. И за похищение казенного интереса. Ты для чего персиян ограбил? Славе Стеньки Разина позавидовал?
— Это не грабеж! Приказом генерала Матюшкина предписано суда, не имеющие пашпортов от российских командиров, брать под арест.
Я начал раздражаться. Тут ночей не спишь, размышляя, как бы примирить жителей с русской властью и вовлечь остаток Персии в коалицию против осман; как привязать завоеванные провинции к России через выгодную торговлю; а эти разлакомившиеся скотины все мои долговременные усилия готовы нарушить.
— Генерал Матюшкин полгода, как не командует Низовым корпусом, и почти столько же времени тот неразумный приказ отменен.
— Нет, Ваше Превосходительство.
— Плохо. Плохо, что гниение членов государственного тела дошло до степени, когда исполняют лишь те указания командующего генерала, которые нравятся, а прочими пренебрегают. Видно, Федор Матвеевич совсем одряхлел, что ваша контора начала превращаться в разбойный вертеп. Если ты в самом деле сей инструкцион не читал — так он прост, я тебе на память скажу. Дышать, пить, есть, делать детей, пахать землю и торговать морем суть занятия естественные, дозволения начальства не требующие. Военные корабли имеют право досмотра, для различения мирных рыбаков и торговцев от разбойников. Однако посягательства на имущество досматриваемых запрещены под смертною казнью. При взятии вражеских судов должны соблюдаться общепринятые у христианских народов нормы призового права.
Капитан-лейтенант что-то хотел ответить, но замялся. Некая тень смущения появилась на лице. Я продолжал наступление на его совесть:
— Генерал Матюшкин — сугубо сухопутный человек и морские порядки знать не обязан. Но тебе, любезный Федор Иванович, должно быть стыдно, живши три года в Голландии и постигши все тонкости мореходного искусства, действовать столь непотребным и варварским образом. Что груз на призах до резолюции призового суда даже и пальцем нельзя тронуть, знаешь? Знаешь, конечно! Так какого рожна персидские товары на свой гекбот перегрузил, а бусы захваченные сжег?! Капитана Вильяма Кидда помнишь, за что повесили? А он не больше тебя виноват: всего лишь законную добычу раньше времени раздуванил!
— Ваше Превосходительство! Каспийское море сему закону неподвластно, ибо оно и не море вовсе, а закрытое озеро; и все его воды наши внутренние, понеже шах прибрежные провинции уступил. Восприяв путь вдоль Мизандронскаго берега, посылал я к оному шлюпки. Но их издали еще встречали персияне ружейными выстрелами. Не можно было удержаться, чтоб сии враждебные действия, явную войну показывающие, не отплатить при случае помянутых встретившихся торговых бус.
— Ни хрена себе, логика! Представь, что, проезжая близ города Калуги, был ты обстрелян издали неизвестными разбойниками. Заключив из сего о злокачественной враждебности тамошних жителей, в отместку взял, да и разбил купеческий караван. Станешь доказывать правомерность таковых действий? Полагая этот берег под скипетром государыни Екатерины Алексеевны, закон для Гиляни и для подмосковных уездов один. Можно, конечно, усомниться: посол шахский провинции уступил, а шах-то ратификации не дал. Так что еще вилами по воде… По каспийской. Но тебе, Федор Иванович, от этого не легче. Стараясь уйти от призового права, попадешь из огня да в полымя. Считая воды внутренними, а персидских купцов — нарушителями таможенных уставов, надлежало действовать по указу покойного государя Петра Алексеевича о выемке корчемных товаров. Указ сей крут безмерно: ежели хоть в малой букве преступишь, кнут и плаха! Вот, скажем, товары определено вынимать по описи за подтверждением надежных послухов. Где опись?!
— Виноват, Ваше…
— Слава Христу, вроде понимать начинаешь! Так вот, подумай хорошенько, что сотворил. Корчемный товар весь, а взятый на море у неприятеля в указной доле берется в казну. А коли он вынут без счету, так обязан я спросить под присягой у купцов, чего сколько было. Персы на тебя сильно злы? Смотри, тысяч на сто лишнего напишут, что делать будешь?
— Я никуда мимо здешнего порта не заходил. И за борт персидские шелка не метал. Считайте.
— Сочтем. Но рассуди, дорогой
Я вообще-то симпатизировал Соймонову, как превосходному моряку и достойному офицеру; однако укротить возомнившее себя отдельным государством астраханское адмиралтейство следовало невзирая на лица. Заняв гекбот и шняву своими гренадерами, свез на берег пленных персиян и отнятые у них товары. Повелел выбрать между собою старшин для разбора возвращенного достояния. Солдат с кораблей употребил на пополнение гилянских полков, а глядящих волками матросов приказал пороть нещадно за малейшую грубость. Когда дисциплина была восстановлена, вернул власть на палубах освобожденным под честное слово офицерам (но гренадерскую роту с собою взял) и скомандовал идти в Астрахань.
Гекбот безбожно тёк, красноречиво подтверждая, что адмиралтейская казна изъедена казнокрадами, словно корабельные борта — червями. Громадные средства, ассигнованные Петербургом либо вырученные на месте за счет безумных фрахтовых цен, утекли, словно вода сквозь решето. Как ходили по морю на гнилье, так и продолжают. Сложные канцелярские механизмы, вроде бы придуманные для препятствия воровству, успешно препятствуют всякой полезной и разумной деятельности, но не мешают пропаже казенных денег. Истинно сказано: не стоит земля без праведника. Есть хоть один честный на десять ловких — будучи правильно поставлен, он сможет если не вовсе устранить потери, то держать их в скромных пределах (при помощи тех самых канцелярских хитростей). Если же перевес вороватых больше, или высшее начальство не стоит за правду — честного сомнут, затопчут и принудят жить воровским обычаем.
Истинной катастрофой России был раскол. Люди разделились на сорта по гибкости. Жестоковыйные стали гонимы, змеепролазные приближены. Нужен человек твердой нравственности? Ищи как можно дальше от трона.
Господи, до чего меня утомила вечная борьба с глупостью, ленью и корыстью! Борьба без надежды на победу, с бессмертным врагом, подобным Лернейской гидре. Надоело при каждом шаге оглядываться, словно блудливая девица при строгом батюшке: как на это посмотрят наверху? Доносами на генерала Читтанова в Петербурге пора, наверно, стены оклеивать. Хочу приватную армию. И флот. Как у ост-индских компаний.
Происки и изыскания
Непостижимым попущением Божьим гекбот дополз до Астрахани, не утонув. Зря опасался за гренадер, что разбалуются в пути от праздности: все руки отмотали, качая воду. Новый адмиралтейский начальник, шаутбенахт Иван Акимович Сенявин, и губернатор, генерал-майор Иван фон Менгден, меня не ждали. А я к ним и не пошел! Поднял в ружье батальоны, присланные из России мне на пополнение, и устроил внезапный смотр. Пусть хозяева города спешат на плац и ждут, потея под злым астраханским солнцем, пока нежеланный гость устанет распекать подчиненных. Пусть ощутят, кто здесь главный!
Оборонительная позиция моих оппонентов была хороша. По недолговременности исправления должности, оба Ивана не подлежали законному взысканию за бесчинства предшественников и с удовольствием пользовались плодами сих бесчинств. Пред мои очи, однако, явились. Изображая строгого, но благожелательного начальника, я поздоровался любезно и попросил губернатора гарнизонные полки тоже построить, а также приготовить отчет по беглым, больным и умершим. Хотя гарнизон не считался под моей командой, еще прошлой осенью удалось выхлопотать указ, обративший его в рекрутскую школу Низового корпуса. Вместо неотесанной деревенщины, в Персию должны были отправляться готовые солдаты, прослужившие по меньшей мере год. По букве и духу повеления императрицы, мне предписано было следить за обучением оных, что давало возможность на законных основаниях тиранить фон Менгдена: когда это в тыловых полках, да при нежданной проверке, без греха обходилось?!