Шрифт:
Эдуард Григорьевич БАБАЕВ
Н О В О С Е Л Ь Е
1
Мы ехали в Байрам, в городок на краю пустыни Каракумы.
Чтобы нам с мамой было не скучно, шофёр снял стекло из окошка в передней стенке фургона.
Шофёра звали Бахрам. Он вместе с отцом уже много лет служил в армии. И они хорошо знали друг друга.
И я тоже хорошо знал Бахрама. Он в дороге всегда пел. А я слушал.
Мой отец был военным инженером, и мы часто переезжали с места на место. Жили в военных городках, в пустыне, на берегу Каспийского моря, в горах
Я любил большие переезды, когда все вещи укладываются в машину. Мама устраивается рядом со мной в кузове фургона, а отец садится рядом с шофёром в кабину.
И - здравствуй, дорога!
Встречный ветер полощет брезент навеса. Наш фургон, в котором всегда оставалось много свободного места, переваливается через барханы, скачет по камням, ползёт по руслам высохших рек, останавливается на переездах у шлагбаумов.
Вот мама раскрыла дорожную сумку и передала отцу и Бахраму по яблоку.
– "Прекрасное яблоко!
– запел Бахрам.
– Яблочко упало с дерева и покатилось по дороге. И другие деревья укрыли его своей тенью..."
Бахрам пел удивительные песни в дороге. Яблоко, простое яблоко из дорожной сумки, а у него получилась песня. И я вспоминал деревья во дворе нашего прежнего дома.
2
Мы выехали на рассвете, когда все ещё спали. Только сосед Гришка пришёл проводить нас. Он привёл с собой Пушка, который зевал и дрожал от холода.
Мы с Гришкой учились в четвёртом классе и всю зиму изобретали порох. Однажды порох взорвался в бумажном пакете и выжег мне метку над глазом, искра попала прямо в бровь. Мама так перепугалась, что высыпала весь запас самодельного пороха в кадушку с дождевой водой, а потом сказала, что очень рада, что мы переезжаем на новое место, потому что там нет Гришки и я перестану выдумывать порох.
А мне было жаль пропавшего пороха. И с Гришкой расставаться не хотелось. Мы с ним славно проводили время. Порох изобретали, весной учили Пушка плавать, смотрели кино под открытым небом - "Семеро смелых" или "Остров сокровищ". Если залезть на крышу гаража, то весь экран виден очень хорошо. И билетов покупать не надо.
Я был уверен, что Гришка станет когда-нибудь профессором, потому что он носил очки в роговой оправе и знал много такого, о чём я и понятия не имел.
Жаль только, что у Гришки отец был не военный, и поэтому они всегда жили на одном месте. Грустно всё-таки уезжать. Когда ещё найдутся новые знакомые, и какие они будут; тоже неизвестно. А Гришка славный мальчик. И Пушок тоже славный.
Ветер рванулся и затих.
Гришка и Пушок долго бежали за нашей машиной по утренней пустынной улице, и я махал им рукой и кричал:
– До свидания!
3
Машина у нас была старая, номер 17 - 28. Бахрам иногда прямо на ходу что-то в ней починял, держа руль одной левой рукой.
И машина пофыркивала, шла вперёд, как будто ничего другого ей и не надо было, только бы катить вот так через пески, без дороги, навстречу ветру.
Иногда она шла как-то боком или прыгала с бархана на бархан, громыхая крыльями. Только что сама не могла ходить следом за Бахрамом, а так она была вполне похожа на верного иноходца.
– Посмотрите на эту прекрасную машину 17 - 28, - говорил Бахрам.
– Ей уже давно пора на капитальный ремонт, а она идёт по этим пескам, где нет дорог.
Когда мы взбирались на бархан, машина становилась на дыбы, и мы откатывались со всеми нашими вещами к задней стенке фургона, а когда машина прыгала с бархана вниз, мы прижимались к шофёрской кабине. Мама не выпускала из рук походной аптечки.
Бахрам был в восторге от своего "иноходца" и мчался по такырам плоским и твёрдым участкам пустыни - с бешеной скоростью.
– Я люблю встречный ветер, - сказал отец, протирая платком защитные очки.
Встречный ветер далеко назад отгонял пыль, поднятую колёсами нашего фургона.
5
Мы уже часа два ехали через пески. И вдруг увидели человека под парусиновым зонтиком. Через плечо на ремне у него висел плоский фанерный ящик. Он поднял руку, и наш "иноходец" остановился перед ним как вкопанный. Даже слегка взбрыкнул задними колёсами.
– Добрый день, - сказал человек с зонтиком.
– Подвезите меня, если нам по дороге.
– Все путешествующие - дети пустыни, - сказал нараспев Бахрам.
– Мы едем в Байрам.
– Мне тоже нужно вернуться в Байрам, - сказал человек с зонтиком.
И мы взяли его с собой. Нашего нового знакомого звали Муравьёв. Он сложил зонтик и взобрался со своим фанерным ящиком в машину. Муравьёв был агроном из Байрама и собирал в песках цветы.
– Какие цветы?
– удивились мы.
– Теперь весна, всё цветёт, - сказал Муравьёв.
– Неужели вы не видите?
Он раскрыл свой фанерный ящик, и мы увидели под стеклом кругленькие маленькие цветы, узкие листочки, похожие на чешуйки.
– Растения пустыни, - с уважением сказал Муравьёв.
– Вот это - злак селин, которым кормятся зайцы, а это - листочки песчаной акации, под которой ночуют тушканчики, а это - ветка астрагала...
– Где же вы всё это нашли?!
– удивилась мама.
– В лесу, - ответил Муравьёв.
– Сейчас мы его увидим. Минуточку!
– И он сказал Бахраму: - Чуть-чуть левее.
Бахрам повернул налево. Отец взглянул на часы и не стал возражать. А я подумал: "Какой лес в пустыне? Всякий знает, что здесь нет никакого леса..."
Машина взобралась на бархан и остановилась. Мы выпрыгнули на песок.
6
И увидели саксауловую рощу. Из песка поднимались и переплетались друг с другом корявые сучья серого цвета. Издали они казались белыми.
Длинные витые тени падали на песок. Это был странный лес: без листьев, без настоящей тени. Я потрогал ветку саксаула. Она была твёрдой, как кость.
Зимой мы топили печку саксауловыми дровами. Но я ещё никогда не видел, как саксаул растёт в песках.
Песок в саксауловой роще был твёрдым и не осыпался под ногами.