НОВОСТИ ИЗ КРЕМЛЯ
Шрифт:
Следователь. Вы уже успели отдать какие-то приказы?
Язов. Нет, вечером не отдавал никаких, пока не были подписаны документы. Телецентр с шести утра больше не функционировал. Мы послали туда наши подразделения. Это было около шести утра.
Следователь. Зачем?
Язов. Надо было объявить, что создан комитет по чрезвычайному положению, могли найтись люди, которые с этим бы не согласились.
Следователь. А не хотели ли выяснить реакцию населения? Не испугается ли оно? Тем самым проблема была бы решена.
Язов.
Следователь. Чисто психологически именно этот ввод войск вызвал у народа сомнения, действительно ли болен Горбачев и подлинный ли документ?
Язов. Наш президент – он непобедимый, и ввод войск был, вероятно, также ошибкой. Появились ложные слухи: злоупотребление положением президента, им кто-то манипулирует. Возможно, это и привело к тому, что мы предприняли всю эту акцию, эту авантюру.
Следователь. Вы наверняка рассчитывали на то, что все это проглотят, что вас поддержат, не спрашивая, конституционно ли все это.
Язов. Хорошо, такая мысль у нас была в подсознании.
Следователь. Тогда вы видели, что вы завязли в этой афере, откуда нужно выбраться?
Язов. Да, конечно. Я тогда начал кое-какие приготовления. Все это уже, собственно говоря, катилось под откос. Эти объявили: будем собираться два раза в день, а собрались всего один раз. А на следующее утро я вообще не пошел.
Следователь. Вы имеете в виду 21 августа?
Язов. Да, вчера. Я начал отвод своих войск.
Следователь. Если вы уже после пресс-конференции увидели, что зашли чересчур далеко и совершили преступление, почему вы продолжали? Я имею в виду ввод танков в ночь с 20-го на 21-е, комендантский час, назначение коменданта города.
Язов. Так уж случилось. Будем говорить откровенно, а я всегда говорю откровенно: когда было введено чрезвычайное положение, среди людей настолько широко распространился слух, что вслед за этим последует комендантский час. Только на следующий день этот вице-президент, этот Янаев ввел чрезвычайное положение. Но когда было объявлено чрезвычайное положение, и я назначил генерала Калинина комендантом города, тому потребовались совершенно иные силы и средства, ибо чрезвычайное положение и комендантский час – это две разные вещи. Так и случилось, что он только 20-го вечером смог издать распоряжение о введении комендантского часа. На это требуются дополнительные силы – и все это в условиях проливного дождя и политизации народа.
Следователь. Кто мог рекомендовать Янаеву ввести комендантский час? Янаев же не военный. Но только честно.
Язов. Я же и говорю только честно. Вы пытаетесь заострить на этом после каждого вопроса, а я всегда говорю только честно. Он ввел в Москве чрезвычайное положение, а Калинин, комендант, объявил комендантский час.
Следователь. По чьей рекомендации?
Язов. По моей рекомендации.
Следователь. Ваша рекомендация разогнать силы,
Язов. Но там было 70 тысяч человек.
Следователь. Но по городу все же ездили танки.
Язов. Они передвигались, но я запретил применение огнестрельного оружия. Они должны были только блокировать улицы.
Следователь. Ситуация, сравнимая со спичкой перед пороховой бочкой. Достаточно было и случайностей.
Язов. Кто мог представить, что сверху с этого подземного перехода будут бросать бутылки с зажигательной смесью? Там же построили баррикады из автобусов… Там были пять или шесть БТР в подземном переходе, как в ловушке.
Следователь. Заменялись ли войска, например, те, которые стояли перед Белым домом? И не потому ли, что военнослужащие входили в контакт с народом и были уже политически ненадежны?
Язов. Был батальон Тульской дивизии, и его командир – бывший начальник этой дивизии и личный друг Ельцина, тот отвел батальон – для разрядки, для спокойствия.
Следователь. И кого послали на замену?
Язов. Из той же самой дивизии, снова одно подразделение. Но они же не могли находиться там все время, им надо было что-то есть, поспать. Поэтому замены были запланированы. И когда начался второй день, я видел, что туда к ним подвозят большое количество водки, целыми автобусами. Тем самым пытались побудить солдат к нарушению своего долга. Представьте, пьяные в БТР, это же совершенно особая угроза.
Следователь. Когда вы осознали, что государственный путч или этот переворот…
Язов. Как можно это называть государственным переворотом? Мы сказали Янаеву: это какая-то шутка, не правда ли? В конце пресс-конференции представить все как некую шутку. Он же заявил: Михаил Сергеевич – мой друг, когда он поправится, будет снова выполнять свои функции – чтобы народ успокоить.
Следователь. И тогда вы решили отвести войска и со вчерашнего дня практически стали на путь покаяния?
Язов. Да, боже мой, я с раннего утра приказал вывести войска и при этом еще помочь разобрать баррикады, с тем чтобы наконец покончить с этим позором. По собственной воле и решению я начал отвод войск, я знал, что такие шуточки с народом делать нельзя.
Следователь. А теперь, скажите, пожалуйста, честно: все было запланировано так, что люди все это молчком проглотят?
Язов. Думаю, так бы никогда не случилось. Я говорю вам это честно.
Следователь. Снова вопрос: если бы проглотили, как бы дальше поступили с Горбачевым?
Язов. Думаю, что тогда снова включили бы связь и вернули бы его к выполнению своих функций. Ибо те, кто взял на себя эти функции, были к этому неспособны.
Следователь. Но человек, чья честь была столь оскорблена, которого арестовали вместе со всей семьей, как бы он стал продолжать дальше?
Язов. Законный вопрос. Для меня это сейчас чистое мучение.