Новые эльфы
Шрифт:
— Но, — попыталась возразить ему на этот раз Шура.
— Тихо, — жест шамана очень походил на завершающий пасс заклятия усыпления, но в таком виде мог разве что смешать мысли эльфийки в кучу, — я сейчас закончу. Тот, кому молятся три основные мировые религии, не столь уж и добр, как его представляют. Почитайте Ветхий завет, имеющийся в священном писании любого из направлений монотеизма. Ангелы там творили такое, что Стивен Кинг по сравнению с ними обладает фантазией бедной и крайне убогой. А они ведь не романы писали. Они действовали. Выполняли свою работу, превращая людей в соль, убивая детей и травя путников дикими зверьми. Боги, при всем их отличии от людей, не чураются грязных методов борьбы за власть. А для того чтобы иметь власть нужна сила, которую они получают от веры их последователей. Но у веры простого человека, всем довольного и благополучного, сравнительно небольшой коэффициент полезного действия, ели можно так выразиться. Куда больше им приносят мольбы фанатиков, превращающих свои души в живой насос. Мольбы тех, кто страдает, также содержат немало силы, которую люди буквально вырывают из своей сущности, моля о спасении. И им отвечают. Иногда. Сколько именно энергии тратят Небеса на своих последователей я не скажу, но явно меньше процента того, что собирают с них.
Ну а жертвы во славу бога так это вообще высший класс. Сражались в средние века крестоносцы с какими-нибудь последователями Аллаха. Гибнет рыцарь креста, во имя Всевышнего! Хорошо! Много силы его закаленная битвами и постами душа тому, во славу кого он молился, принесет! Падает на него труп воина пророка! Хорошо! Душа и сила погибшего идут тому же богу!
Шаман, раскричавшийся чуть не на всю улицу, опомнился и замолк. Остальные эльфы смотрели на него с удивленным выражением лиц, но пока ничего не говорили.
— Тот, во славу чью строятся церкви, минареты и синагоги довольно…последователен. Он не любит конкурентов и помех. Когда он начал свое шествие по Земле, то отобрал верующих у пантеона, куда входили те боги, предводителя которых звали на Руси Перуном, в Греции Зевсом, а в Европе Одином. Они сопротивлялись, но безуспешно. Что случилось с ними самими, я не знаю, но ни я ни мой дед не видели отклика на молитвы им. Мелкие божки, вроде африканских Лоа с экспансией европейцев были частично истреблены, частично затаились. Духи, с которыми общались я или дедушка были из тех, кто умеет хорошо прятаться, а иначе не выжили бы и они. Учения Конфуция и Будды по отношению к Единому Богу стали кем-то вроде вассалов. Как уж они строят свои отношения, я не знаю, но факт на лицо. Индуизм формально сохраняет независимость, но реально сидит тише воды ниже травы, не рискуя распространять свое влияние нигде кроме изначальной территории. Секты вроде всем известных кришнаитов не в счет, они создаются людьми и для людей. Крупных конкурентов у Бога нет.
Шаман замолчал и глотнул воды из фляжки.
— А мелкие, — продолжи Михаэль, — это люди, которые сами могут управлять своей силой. Маги. Волшебники. Колдуны. Шаманы. Алхимики. Биоэнергетики, наконец. По мнению религии — мы вредители, вроде жучков в амбаре, полном зерна. За каждым из них по отдельности не гоняются. Не выгодно тратить силы на каждую мелочь. Но периодически их популяцию травят каким-нибудь аналогом инквизиции, снижая поголовье и не давая размножаться. А если какой-нибудь из жучков становится больше, сильнее, опаснее, устойчивее к действиям желающих избавиться от паразита людей, то он эволюционирует в крысу. А крыс не только травят ядами. Их, при необходимости, ловят сторожевые собаки или охранники-коты. Такова же судьба была у каждого человека Земли из тех, что заигрывают со сверхъественным. Ели его замечают сидящие на высшем уровне, то уничтожают. На земле нет волшебства не потому что нет магии. Она есть, пусть даже и ослабленная по сравнению со здешним фоном. Но вот владеющие ей, если хотят жить, не должны подниматься выше определенной планки…которая колеблется в зависимости от того, какие интриги творятся в высших эмпириях.
— А как же наука? — осторожно спросила Лика.
— А что наука, — пожал плечами шаман, — каких-то пятьсот лет назад могли сжечь за умение читать, но в эпоху возрождения было решено, что чем больше будет верующих, тем лучше. И результат не замедлили появиться, теперь в одном мегаполисе живет столько же народа, сколько во всей Римской империи. А больше людей — больше силы от их молитв, страданий и смерти. Но, повторюсь, это только моя точка зрения. Хотите верить в Всеблаго и Всемогущего — верьте. Чиновники небесной канцелярии на некоторые молитвы все же отвечают. Хотя вряд ли они услышат вас отсюда.
Эльфы молчали. Судя по всему, такой вспышки даже не ярости, а ненависти к высшей силе от шамана они не ожидали.
Непечатное эльфийское ругательство сорвалось с уст Келеэля. Бог, подминающий под себя территорию. Бог-завоеватель, не допускающий конкурентов, не гнушающийся истреблять владеющих силой. Бог, чьи последователи режут друг друга. Это походило на легенду. На страшную легенду, пришедшую из древности. Если бы так не походило на правду. И если бы старый волшебник не знал о том, что такой бог не одинок в своей жажде власти. Всего через четыре грани от мира Фредлонд была каверна в ткани мироздания. Большая каверна. Размером с мир. Как гласили легенды, рассказанные архимагу призванными демонами, там когда-то была цитадель могущественного бога, алкавшего подмять под себя все мироздание. Его убили другие боги, понеся при этом великие потери и разрушив в прах саму ткань мироздания в том месте. И вот, оказывается, где-то есть еще одно такое же существо. Такое же. Или то же самое? Келеэль не знал, но поклялся себе никогда больше не открывать порталы в тот мир. Никогда и ни за что! Он не настолько безумен!
— Это конечно, неожиданно, — выдохнул, наконец, задержавший дыхание Азриэль, — твоя точка зрения мне понятна. Не скажу, что она мне нравится, более того, я с ней не согласен, но возражать не буду.
— Почему это? — спросил Семен.
— Просто потому, что ни одного муфтия, чтобы разъяснить Миху ошибочность его взглядов, тут нет, а сам я в убеждении не силен. Да и в вере тоже не настолько крепок, чтобы убеждать в чем-то шамана, могущего без разговоров ударить в бубен.
Все рассмеялись. Судя по всему, это была какая-то шутка.
— Ладно, со мной все понятно, — улыбнулся Михаэль, — идем дальше?
— Угу. — кивнул Азриэль. — Следующий у нас я? Ну, ладно. Что сказать о себе? Учился. Пошел в армию. Отслужил в пехоте год и вернулся. Поступил на юридический в универ, там познакомился с Семеном и так стал ролевиком. Не знаю, умею ли я в новом теле правильно бить морду, но судя по ширине плеч и тому, что без проблем могу поднять любую из девочек одной рукой, должно получаться неплохо.
— Ну, я даже этим похвастаться не могу, — вздохнул Серый, — по образованию я финансист. Телосложение среднее. Кому в этом мире нужно будет знание о пяти функциях денег или видах потребительского кредита? Придется осваивать новые горизонты.
— Торговцы здесь есть, вот и внедришь в их сферу деятельности что-нибудь новое, раздев покупателя до нитки каким-нибудь особо хитроумным способом — улыбнулся Семен. — Ну а я историк, увлекающийся историй Японии. Впрочем, это не редкость в современном обществе, где традиции самураев знают лучше, чем ухватки древнерусских витязей. Хорошо метаю все, что метается. Что не метается метаю чуть хуже.
— Угу, — улыбнулся Азриэль, — помню я, как ты деньгами швыряешься, направо и налево.
— Что за история, — заинтересовалась поравнявшаяся на особо широкой улице с телегой Вика, — расскажи.
— Да нечего рассказывать. Едем мы с этим кренделем однажды в электричке с ролевки домой и тут к нам пять каких-то гоблинов подвалило. Ну, нам как-то не хотелось подвергаться сеансу массажа берцами, поэтому мы решили побузить. В общем, пока я рюкзаком пытался двоих в стену впечатать, этот шустрик умудрился оставшимся трем в глаза не меньше полтинника загнать.
— Это как? — не понял шаман. — Купюрой в глаз ткнул?
— Не совсем, — улыбнулся Семен, — у меня в карманах всегда мелочь была. Много. А если в глаз гопника попадает монетка в пять рублей, то данный индивидуум становится, на какое-то время, небоеспособен. Между прочим, сила броска превышает силу удара, в среднем, в три раза.