Новые мелодии печальных оркестров (сборник)

Фицджеральд Фрэнсис Скотт

– Ноуэл! – глухо проговорил Хуан.

– Что? – Ноуэл, уже взявшись за дверную ручку, испуганно обернулась.

– Ноуэл, я пришел к тебе не с поздравлениями. – Лицо Хуана побелело, голос охрип от усилий сохранить самообладание. – Я пришел, чтобы сказать тебе, что ты совершаешь ужасную ошибку.

– Какую ошибку, Хуан?

– Ты прекрасно знаешь, – продолжал он. – Ты знаешь, что никто не любит тебя так, как я, Ноуэл. Я хочу, чтобы ты вышла за меня замуж.

Ноуэл нервно усмехнулась:

– Хуан, но это же

глупо! Я не понимаю, о чем ты говоришь. Я помолвлена с другим.

– Ноуэл, ты можешь сюда подойти и сесть со мной рядом?

– Не могу, Хуан, – там добрый десяток посетителей, и я должна всех встретить. Иначе это будет невежливо. В другой раз, Хуан. Если заглянешь как-нибудь, я буду рада с тобой перемолвиться.

– Нет, сейчас! – Фраза прозвучала жестко, непреклонно, почти что грубо; Ноуэл заколебалась. – Только десять минут, – настаивал Хуан.

– Хуан, но мне и вправду нужно идти.

Ноуэл нерешительно села, поглядывая на дверь. Сидя рядом с ней, Хуан просто и без экивоков рассказал ей обо всем, что произошло с ним за полтора года, пока они не виделись. Рассказал о своей семье, о тетушке Коре, о тайном унижении, пережитом им в Калпеппер-Бэе. Потом описал свой приезд в Бостон и выпавший на его долю успех: и вот наконец-то, когда он кое-что для нее приобрел, выяснилось, что уже поздно. Хуан не утаил ничего. Его голос выражал то, что было у него на душе: от притворства и самолюбования не осталось и следа, в нем звучало одно только искреннее всепоглощающее чувство. Всему тому, что он делал, есть лишь одно оправдание, заверял он: каким-то образом заслужить право предстать перед ней, дать ей знать, насколько вдохновляла его эта преданность; пускай она обратит внимание, хотя бы мельком, на то обстоятельство, что он целых два года любил ее верно и беззаветно.

Хуан умолк, а Ноуэл заплакала. Это жестоко, сказала она, выложить перед ней все это сейчас – как раз когда она приняла главное в жизни решение. Не так-то легко было его принять, но сделанного не воротишь, и она действительно собирается выйти замуж за другого. Прежде ей не приходилось слышать ничего подобного – и она очень удручена. Ей ужасно, ужасно жаль, но ничего не поделать. Если она так ему небезразлична, надо было сказать об этом раньше.

Но как он мог сказать раньше? Ему нечего было ей предложить – кроме той правды, что однажды летним вечером на Западе их неудержимо потянуло друг к другу.

– А ты любишь меня и сейчас, – тихо проговорил Хуан. – Если бы не любила, Ноуэл, то не плакала бы. До меня тебе и дела бы не было.

– Мне… мне тебя так жаль.

– Это больше, чем просто жалость. Ты полюбила меня совсем недавно. Тебе хотелось, чтобы я сидел рядом с тобой в темноте. Неужели я этого не чувствовал, неужели не понимал? Между нами что-то есть, Ноуэл, – что-то вроде взаимного притяжения. Что-то всегда тянуло тебя ко мне, а меня к тебе – кроме одного

прискорбного случая. Ах, Ноуэл, разве ты не видишь, что у меня сердце разрывается, когда я вот так сижу бок о бок с тобой, хочу тебя обнять, но знаю, что ты по глупости ответила согласием другому?

В дверь постучали.

– Ноуэл!

Ноуэл подняла голову, быстрым движением приложив к глазам носовой платок.

– Да?

– Это Брукс. Можно мне войти? – Не дожидаясь ответа, Темплтон распахнул дверь и с любопытством оглядел обоих. – Прошу прощения, – небрежно кивнул он Хуану. – Ноуэл, там полно народу…

– Я сейчас буду, – тусклым голосом сказала она.

– У тебя все хорошо?

– Да.

Темплтон, нахмурившись, шагнул в комнату.

– Дорогая, ты чем-то расстроена? – Он бросил взгляд на Хуана, который поднялся с места со слезами на глазах. Голос Темплтона зазвучал угрожающе: – Надеюсь, никто тебя не обидел?

Вместо ответа Ноуэл рухнула на кучу подушек и громко зарыдала.

– Ноуэл! – Темплтон сел рядом и положил руку ей на плечо. – Ноуэл! – Он обернулся к Хуану. – Полагаю, будет лучше, если вы оставите нас наедине, мистер… – Имя вылетело у него из головы. – Ноуэл немного устала.

– Я не уйду.

– Прошу вас, подождите за дверью. Мы переговорим позже.

– Я не собираюсь ждать за дверью. Мне нужно поговорить с Ноуэл. Это вы нам помешали.

– А я имею на это полное право. – Лицо Темплтона побагровело от ярости. – Кто вы такой, черт вас побери?

– Меня зовут Чандлер.

– Что ж, мистер Чандлер, вы нам мешаете – ясно вам? Ваше присутствие здесь – верх наглости и самонадеянности.

– Это как посмотреть.

Они злобно уставились друг на друга. Затем Темплтон помог Ноуэл приподняться и сесть.

– Дорогая, я провожу тебя наверх, – сказал он. – У тебя был трудный день. Если ты приляжешь до ужина…

Он помог ей встать. Не глядя на Хуана и по-прежнему прижимая к лицу носовой платок, Ноуэл позволила увести себя в холл. На пороге Темплтон повернулся к Хуану:

– Горничная подаст вам пальто и шляпу, мистер Чандлер.

– Я подожду именно тут, – ответил Хуан.

VII

В половине седьмого Хуан все еще оставался там, когда вслед за коротким стуком в дверном проеме выросла массивная фигура, в которой он узнал мистера Гарольда Гарно.

– Добрый вечер, сэр, – надменно и с раздражением бросил мистер Гарно. – Чем могу быть полезен?

Он приблизился к Хуану, и по его лицу промелькнула тень узнавания.

– Ага! – пробормотал он.

– Добрый вечер, сэр, – произнес Хуан.

– Значит, это вы и есть, так? – Мистер Гарно, казалось, медлил в нерешительности. – Брукс Темплтон заявил, что вы здесь, что вы настаиваете на разговоре с Ноуэл, – он кашлянул, – и что отказываетесь идти домой.