Новые мифы мегаполиса (Антология)
Шрифт:
Но отчего-то ведь он…
Андрей запретил себе додумывать мысль. Запретил вспоминать. Запретил себе думать вообще.
Надо было спешить. Надо было предупредить Сью, удержать, не пустить в третий джер. Запереть в квартире, отобрать капсулы, выбросить их вон… Остаться с ней, обнять, не уходить никуда и никогда, пережить ломку вместе. Уйти в себя, друг в друга, загородить ее собой — от джера, от мира, потеряться в ней самому…
Андрей споткнулся на ровном месте. Размахивая руками, пробежал несколько шагов, впечатался пятернями в капот незнакомой
А он опаздывал.
Чувство опоздания появилось внутри, ничем не оправданное, и крепло с каждым шагом. Андрей все убыстрял шаг и наконец сорвался на бег, тяжелую трусцу нездорового человека. Он завернул за угол — и одновременно с ним из-за другого угла вывернула идущая в нужную сторону маршрутка, притормозила. Андрей влез внутрь, плюхнулся на неудобное сиденье, передал за проезд — и запоздало сообразил, что маршрутка ему не нужна, а нужно было ловить машину… но выходить было уже как-то нескладно. Маршрутка везла его в сторону дома Сью, тормозя на остановках и по требованию, задерживаясь подолгу перед светофорами, а Андрею, впавшему в оцепенение, казалось, что он не приближается к цели, а удаляется — словно бежит вниз по везущему вверх эскалатору, а поезд внизу на платформе уже закрыл двери и вот-вот тронется…
Парадоксально, но он едва не заснул от напряжения и тревоги. Вывалился на своей, названной кем-то другим остановке и первую сотню метров одолевал с трудом, как после болезни, — ныли суставы, ноги не хотели идти. Потом опять побежал. «О-поз-дал», — билось болью в висках.
День был какой-то никакой, как стертый рисунок, — серый, бессолнечный, лишенный красок, звуков, запахов и смысла. Дом Сью тоже был никакой, серый и словно заброшенный. Перед подъездом Андрей чуть не наступил на растерзанные кошками останки голубя. Окровавленные крылья распластались в пыли как символ непонятно чего. Андрею стало противно-горько во рту. Хрипло дыша, он взбежал по ступенькам, позвонил в дверь Сью. Подождал, потом позвонил еще.
Квартира молчала.
Андрей оперся спиной о стену, закашлялся. Действия его с самого пробуждения вдруг предстали ему бессвязным бредом. Почему он был так уверен, что Сью дома? Они поссорились и расстались в ссоре — почему же он думал, что она его ждет?
Слабый ритмичный шорох послышался за дверью, словно трепыхание ночной бабочки о стекло. Андрей вздрогнул.
— Сью, — позвал он почему-то шепотом. — Это я здесь. Ты… Открой, ладно? Я хочу объяснить…
Он закашлялся снова.
Дверь приоткрылась. Андрей шагнул вперед — и замер, встретив взгляд Сью.
Дверь была закрыта на цепочку, так встречают чужака. Сью смотрела на него в узкую щель, как в бойницу, пустым взглядом сомнамбулы и молчала.
— Милая, — неловко сказал Андрей. — Любимая… Я… Ну, ты не думай, что мы… Сью! Можно я войду? Мне нужно тебе сказать очень много.
— Ты умер, — тихо сказала Сью.
— Что? — Андрей опешил. — Ну, прости меня, я… Не надо так! Сью!
— Она умерла, — так же тихо сказала Сью. — Все умерли. Это мир мертвых. Теперь уходи.
— Сью! — простонал Андрей. — Да нет же! Мы…
Страшная догадка осенила его. Он замолчал и всмотрелся в лицо девушки по ту сторону двери.
— Джер, — горько сказал Андрей. — Ты — Джер. И уже даже не третий… Четвертый, да? Зачем, Сью? Так быстро… Зачем?
— Джер пока еще жив, — сказала девушка и отступила на шаг вглубь, не делая попытки закрыть дверь.
Светлые волосы ее казались пепельными, почти седыми. Краски лица выцвели. На Андрея смотрел призрак Сью с чужим выражением глаз.
— Не надо!!! — Андрей рванулся, просунул в щель руку, попытался схватить девушку. Она отступила еще на шаг.
— Нет смысла, — сказала она. — Прощай. Уходи. Все умерли — это правда. Остальное ложь.
Девушка повернулась к двери спиной.
— Сью!!! — закричал Андрей и бросился всем телом на дверь. Цепочка выдержала.
Он застонал от отчаяния, попятился, чтобы взять разбег.
Порыв сквозняка захлопнул дверь. Андрей ударился о нее и отскочил как футбольный мяч. Кто-то всезнающий скучно сказал внутри него: «Всё. Вот теперь действительно — всё».
Андрей позвонил. Потом позвонил еще и звонил так долго, что звонок захлебнулся, охрип и умолк насовсем. Дом словно вымер. Склеп, а не дом. Андрей забарабанил в дверь кулаками, но обивка глушила звук, получались дурацкие шлепки.
— Нет, — сказал Андрей тихо и еще раз, громко, отчаянно: — Нет!
Через полчаса или через час он ушел.
Андрей ощущал себя именно так, как назвала его Джер, — мертвым. Не было чувств в душе, не было мыслей, не было ничего. Опустошение. Он бездумно сел на троллейбус и поехал к Таракану.
— Привет, — неприветливо сказал Таракан. — Ну, заходи уже, раз ты здесь.
Он посторонился, пропуская Андрея в квартиру.
Андрей вошел.
Он чувствовал муторную ирреальность происходящего, как это бывает при высокой температуре. Предметы казались непропорциональными, цвета ядовитыми, и вообще все было неправильным, а каким оно должно быть — Андрей забыл. И еще он забыл, зачем сюда пришел.
Таракан, игнорируя гостя, лег наискосок на тахту, на развороченную постель со скомканным пледом, и уставился в потолок.
Андрей опустился на первый попавшийся стул.
— Я, знаешь, простыл, наверное, — сказал он.
— Чайком с малиной напоить? — неприятно осклабился Таракан, не поворачивая головы. — Аспиринчику тебе дать и по головке погладить? Или ты за джером пришел, умник?
Часть реальности вернулась к Андрею. Он вспомнил.
— Зачем ты Вику обидел? — спросил он негромко. — И… и вообще — зачем?
Таракан медленно сел.
— Ага, — сказал он с непонятным удовлетворением. — Значит, ты ко мне за смыслом жизни явился. А нету его! Не завезли.