Новые мифы мегаполиса (Антология)

Горнов Николай

Сью стояла над ним.

— Андрей? — повторила она жалобно.

— Нормально, — хрипло сказал Андрей. — Все в порядке. Сядь, посидим немножко. Да сядь же, ну!

Сью осторожно опустилась на корточки.

— Что плохо? — деловито спросила она. — Где?

Андрей через силу рассмеялся.

— А где хорошо? Всё плохо, девочка. Хуже некуда. И это вот…

Он повел рукой.

— Это Джер, — серьезно сказала Сью, и Андрея вдруг взбесила ее серьезность, и констатация очевидного факта, и больше всего — все эти картины, бессмысленно одинаковые…

— Джер, Джер! — заорал

он. — Вроде я не знаю! Это подделка, понимаешь! Фальшивка! Тот Джер, первый, — он был настоящий, а мы… Мы рисуем копии! Фуфло это всё, а не Джер!

Сью покачала головой и ответила спокойно, как будто Андрей не срывался на крик.

— Ты рисовать сам. Это твоя жизнь.

— О нет, — пробормотал Андрей. — Это его жизнь, не моя. Понимаешь… Пойми! Мне казалось, что я нашел истину! — Он увлекся, заговорил опять громче. — Я помню, я был счастлив, мне казалось, что надо лишь нарисовать так, чтобы все поняли, и… Ну так вот — эту истину, была она таковой или нет, не это важно сейчас, постиг не я, а Джер! Давным-давно, когда с него снимали эту долбаную матрицу. А я, вот сейчас, здесь, посмотрел вокруг — и понял, что моя истина — это копия, дубликат! Это уже кто-то кушал, понимаешь? Секонд-хенд, понимаешь?!

— Не кричи, — тихо сказала Сью.

Андрей осекся.

— Мало того что это подделка, — сказал он упрямо, — она еще и не истина вдобавок. Джер нашел ее бог весть когда — ну и? Много ему это помогло? Или нам…

— Истина? — гневно сказала Сью. — Пфи! Ты художник или ты пророк? Ты идиот просто, да!

— Я идиот… — потрясенно пробормотал Андрей. Он впервые видел, как Сью сердится по-настоящему. У нее даже волосы встали дыбом от внутреннего электричества. Андрей залюбовался и чуть не потерял нить спора. Сью решительно ткнула его кулаком под ребро.

— Ёрш! — сказал Андрей. — За что?

— Настоящий Джер не тот, первый, — медленно сказала Сью. — Мы все — настоящий Джер. Коллективный художник. Я так думать. Оригинал Джер — только стартер. Мы… нынешний человек жить в мегаполисах. Мегаполис ужасная вещь, жестокая, злая… как сказать? Не-человеческая?

— Бесчеловечная, — подсказал Андрей.

Сью поблагодарила его быстрой улыбкой.

— Да, — кивнула она. — Бесчеловеческая. Андрей? Ты уже слушать теперь, пожалуйста. Я хочу объяснить как по-моему.

Суть гипотезы Сью — а это была гипотеза, продуманная и логически выстроенная, — заключалась в том, что новое время должно породить новый тип творца и искусства. Мегаполис — это муравейник. Новое искусство — искусство муравейника, новый творец — коллективный.

Первой волну подхватила музыка, и родилось искусство караоке. Да, можно назвать его жанром, а можно — лишь развлечением, но если вдуматься… Что заставляет разных людей, более или менее сносно поющих, не просто петь, а пытаться встроиться в одну и ту же фонограмму? Изо всех сил — и в меру способностей — копировать манеру и даже голос певца? Это не что иное, как инстинкт муравейника. Коллективный исполнитель хочет явиться в мир мегаполиса.

Следующей стала литература, и помог тому интернет. На просторах всемирной паутины родилось новое литературное явление — сетевой конкурс.

Андрей честно сказал, что представления не имеет о сетевых конкурсах. Сью объяснила.

Разные люди одновременно, в краткие сроки, пишут рассказы на одну и ту же тему. Спектр участников — самый широкий, от признанных творцов до безвестных графоманов. Формально цель конкурса заключается в выборе рассказа-победителя. Но результатом действа в целом становится коллективное произведение коллективного же автора. А единичные рассказы, вырванные из контекста конкурса, кажутся несамостоятельными и однобокими. Даже мастерски написанным вещам, если взять их отдельно, чего-то не хватает. Чего? Видимо, других граней этой темы, рассмотренных коллективным писателем.

Впрочем, еще до интернета в литературе — или около нее? — появился такой специфический жанр, как фанфик. Произведения, написанные в уже созданном кем-то мире, сиквелы и приквелы, версии и варианты. Однако с фанфиками вопрос коллективного и индивидуального творческого начала был довольно запутанным, о чем Сью поведала с нехорошим азартом кладоискателя, и требовал отдельной разработки. Андрей про фанфики знал ровным счетом ноль, к внутренним коллизиям современной литературы был равнодушен — так что он нетерпеливо закивал в знак понимания, чтобы Сью не отвлекалась от основной линии.

Согласно ее гипотезе, в процессе становления нового типа творца особая роль отводилась технологии.

Чем дальше наша цивилизация идет по пути развития технологии, тем менее человеко-ориентированной становится среда обитания человека. Город окончательно превращается в муравейник. Отдельная личность не значит ничего. Совсем ничего. Индивид незаметен.

Психоматрица — это средство воспроизведения личности в таких масштабах, когда она опять становится заметной.

Технология, уводя человека от привычной человечности, дает средства для новых типов самовыражения. Только выражает себя уже не прежний индивидуальный индивид, а коллективный индивид, как бы ужасно это ни звучало.

Джер стал первым настоящим творцом в эпоху нового искусства. Что-то в первом из Джеров, том самом, с которого сняли матрицу, вызвало резонанс и породило коллективного Джера. То, что первый творец оказался художником, граффером, — случайность, конечно. Мог бы оказаться танцором, и тысячи людей на площадях и улицах мегаполисов истово исполняли бы одни и те же фигуры танца, копируя пластику оригинала и повторяя его взлет души…

— Флэш-моб, — сказал Андрей. — Договариваются люди в одно и то же время… Ой, прости, я тебя перебил.

— Нет, — сказала Сью. — Я договорила уже. Вот так я думаю. Понимаешь?

— Понимаю, — медленно сказал Андрей. — Но…

Сью излагала убежденно и оттого убедительно. Однако описанная ею ситуация Андрею ничуть не понравилась. Отнюдь ему не стремилось быть муравьишкой, запчастью коллективного творца. Напротив, сегодня он особенно остро ощутил свою отдельность от толпы.

— Я думаю иначе, — сказал Андрей. — Человек мало менялся на протяжении своей истории. Внешнее менялось, да, а вот внутреннее, глубинное всегда оставалось прежним. Мы по сути такие же, как наши пещерные предки. Каждый из нас — одиночка в огромном и страшном мире…