Новые мифы мегаполиса (Антология)
Шрифт:
— Не ёрничай, Толик, — устало попросил Андрей. — Я, знаешь, на тебя злился очень. Даже хуже, чем злился. Я бы тебя убил, наверное, если бы встретил тогда. И если бы смог. Ну, сейчас это уже неважно. Ты только скажи, ты ведь знал, что джер — это смерть? Знал?
— А жизнь — это вообще болезнь с летальным исходом, — сказал Таракан с вызовом. — Хоть с джером, хоть без джера.
— Знал, — утвердительно сказал Андрей. — Ну, я так и думал в общем-то. Так зачем ты меня, а? За что?
Таракан посмотрел ему в глаза тяжелым взглядом хищника за решеткой.
— Ты всегда был такой… — он помотал головой, — …правильный. Катался себе по своим правильным рельсам, соблюдал расписание и правила движения и всегда знал, что делать. Добропорядочный винтик цивилизации.
— И ты меня за это возненавидел? — с недоверием спросил Андрей.
— Я тебя пожалел, — хрипло рассмеялся Таракан. — Ты же внутри художник, Андрюха. Ты бунтарь. Только успешно кастрированный во младенчестве.
— А ты все-таки псих, — горько сказал Андрей. — Твое счастье, что мне теперь все равно. И Вику ты зря…
— Да что ты всё — Вику, Вику? — взорвался Таракан. — Пусть думает, что я сволочь обыкновенная! Я ж подохну послезавтра, чего ей убиваться? Лучше пусть козлом считает — быстрей забудет…
— А ты ее любишь, — потрясенно сказал Андрей. — Любишь ведь?
— Пошел ты! — буркнул Таракан и отвернулся, но тотчас вскочил. — А ну-ка, — неожиданно деловито сказал он, — поднимайся, съездим кой-куда. Покажу тебе напоследок, пока я не сдох — да и ты еще живой. Тебе будет полезно посмотреть. Может, поймешь.
— Куда? — вяло спросил Андрей, продолжая сидеть.
Таракан внимательно посмотрел на него, выдвинул ящик тумбочки, порылся там, нашел какие-то таблетки, сунул пару штук Андрею в ладонь:
— Выпей.
— Что за дрянь? — без интереса спросил Андрей.
— Парацетамол, — хмыкнул Таракан. — Не хочешь — не пей. Береги здоровье смолоду. И вообще — не ходи в зоопарк без гондона. Кстати, тебе какой джер нужен?
— Четвертый, — внезапно осипшим голосом сказал Андрей.
— На!
Таракан полез в другой ящик, вынул капсулу психомаски, вложил Андрею в руку тем же жестом, что и лекарство.
— Тебе же денег надо, — сказал Андрей. — У меня наличными нет, возьми карточку.
Таракан засмеялся. Он смеялся долго и невесело. Андрей проглотил таблетки, оцарапав больное горло; сунул джер в карман и дождался, когда Таракан замолчит.
— Мне теперь мало что надо, — твердо сказал Таракан. — После четвертого, знаешь, очень становится понятно…
Он оборвал фразу и долго молчал.
— Пошли, что ли, — сказал он наконец с прежней брезгливой ленцой. — Вечер уже, скоро стемнеет, фиг что разглядим. Хотя, пока доедем, все равно стемнеет. Ну и барабашка с ним.
Стемнело и вправду быстро. День куда-то делся. Провалился, как мелочь за драную подкладку. Они ехали в разбитом старом автобусе, за грязными окнами мелькали незнакомые темные улицы, автобус заносило на поворотах и трясло на ухабах. Андрей то задремывал, то просыпался от толчков и тряски.
— Приехали, — сказал Таракан, и водитель гнусаво подтвердил: «Пассажиры, конечная».
Единственный в округе фонарь скупо освещал бетонный дот остановки. В автобусе, кроме них, было человека четыре. Пока Андрей стряхивал гадкую дорожную дрему, а Таракан закуривал, прочие пассажиры торопливо канули во тьму. Автобус закрыл двери, погасил огни и остался так стоять — словно умер.
— Нам туда.
Таракан потянул Андрея в сторону железнодорожного полотна. За переездом начинался хилый пыльный лесок. Против ожидания, в нем было достаточно светло — луна взошла, что ли. Временами спотыкаясь, они пересекли лесополосу и вышли на пустырь — неровный, покрытый какими-то кочками. Через долгие несколько минут до Андрея дошло, что это могилы.
— Так это же кладбище! — Он остановился.
Таракан остановился тоже, снова полез за сигаретами, закурил. Андрей молча взял у Таракана пачку, вытряс себе сигарету.
— Возьми. — Таракан протягивал ему фонарик. — Я тебя тут подожду. Что-то расхотелось мне… Я это уже видел.
Андрей затянулся, бросил сигарету, включил фонарик, поймал ближайшую могильную плиту в круг белого дрожащего света.
«Джер» — было там. И даты жизни.
Сердце Андрея ударило в последний раз и замолчало. Он понял, что увидит на следующей могиле. И на следующей.
Медленно, водя фонариком влево и вправо, словно отдавая салют, он пошел по утоптанной тропинке между рядами могил. На одних могилах были каменные плиты, на других металлические, на третьих временные дощатые таблички, но «Джер» — значилось справа, и «Джер» — слева, только даты рождения были проставлены разные, и даты смерти отличались, а год везде был нынешний — видно, Таракан привел его в свежую часть кладбища. Мысли Андрея смешались, чувства замерли, и он все шел и шел вперед, а потом свернул наугад, это было все равно, потому что со всех сторон лежали джеры — те, кто был кем-то другим, но стал Джером и умер как Джер… Фонарик стал светить слабее, а потом мигнул и погас, тогда Андрей остановился и опустился на колени — почему-то это показалось ему уместным.
Он подумал, что Сью будет скоро лежать здесь, и на плите будет написано «Джер». И Таракан скоро будет лежать здесь под той же надписью. И он сам скоро будет…
На этом мысли кончились.
Ущербная луна освещала живого человека среди мертвых джеров.
Человек плакал.
Он стоял на балконе и смотрел туда, где должно было взойти поддельное солнце.
Небо было нежно-жемчужным, чуть перламутровым, таким девственным, таким готовым принять свет и цвет, пропитаться им, засиять чистыми красками, что у Джера наворачивались слезы на глаза. Скажи ему кто, что этот цвет называется «серый», он бы не понял.