Новые небеса
Шрифт:
– Понял.
– Ты молодец, Эрмин иль Дайн.
Гэйн настороженно сощурился, лицо чуть перекосилось. Он лихорчно вспоминал что-то.
– Не беспокойся, - сказал Кельм, - ты ничего не назвал. Ни имени сена. Ни номера своей части. Мне сообщили твои данные из Дейтроса.
Парень посопел носом.
– А... а то я уж подумал... знаете, вроде помню, что ничего не говорил. Но там такое...там так, что уже и не помнишь ничего толком. Вдруг вытянули что-нибудь еще.
– Нет, ничего они из тебя не вытянули, - глухо сказал Кельм, - я понимаю, о чем ты. Не беспокойся. Ты очень хорошо держался.
Эрмин чуть покачал головой. Кельм кивнул.
– Меня зовут Тилл иль Кэр. Кстати, называй меня на ты и по имени, при посторонних обязательно. Ты молодец, что продержался еще сутки. Сломался на новой операции?
– Да, - парень часто заморгал вдруг, - вообще-то трудно тянуть было. Они меня ни на час в покое не оставляли. А наутро опять приволокли инструменты, хотели новый прокол делать... Тогда я и решил, что момент настал... Спасибо вам. Спасибо огромное. Не знаю даже, как благодарить.
Кельм молча смотрел на парня. Хотелось погладить его по голове -- как сына, которого никогда не будет. Но он не рискнул. Только взял в ладонь вялые расслабленные пальцы Эрмина и крепко сжал.
– Все будет хорошо, братик, - тихо сказал Кельм, - ты вернешься домой. Тебя больше не тронут. Потерпи еще немного, теперь будет гораздо легче. Поверь мне, все будет хорошо.
Они не виделись пять дней. Кельм завладел рукой Ивик, стащил перчатку и сунул голую ладошку себе в карман. Лишь бы касаться, трогать, ощущать пальцами ее кожу. Ивик казалась очень красивой, возбужденной, слегка пьяной -- глаза блестели, она говорила быстро и сбивчиво.
– Ты ведь уже прочитал то, что я вчера получила из Центра. Ругаются? Что тебе будет теперь за это?
– Да что мне может быть? Уволят без выходного пособия. В атрайд отправят!
– В Верс!
– Ага, именно туда. Да не переживай, ласточка, ничего не сделают. Пока я здесь и не раскрыт...
– Но это в самом деле было очень опасно, Кель! Только что закончено другое дело...
Кельм кивнул. С Кибой вчера связывались, но результатов у него пока никаких нет -- он даже еще не смог созвониться со старым знакомым, занимавшимся два года назад дельш-излучателем.
– И тут сразу это! Но ты такой молодец! И у меня такая гора с плеч... ты знаешь, я поняла, что все это время так давило... Я же извелась просто. И работа достает, конечно, но и Эрмин... как я подумаю об этом. Я его ни разу не видела, но...
– Да уж конечно, гора с плеч, - подтвердил Кельм, - а я знаешь как этому рад?
Он внезапно повернулся к Ивик и подхватил ее в охапку. Гэйна взвизгнула и засмеялась, вцепившись в его куртку, а Кельм закружился с ней на руках -- прямо среди толпы, шокируя благовоспитанных дарайцев. Потом опустил свою ношу на землю. Взял под руку.
– Вот так я рад. Шендак, Ивик, чтобы при мне еще раз такое с кем-нибудь делали? Да я сдохну лучше. Идем!
Они шли по центру города -- сияние огней ярче дневного света, темнота вытеснена в тусклое небо. Горели витрины, рассыпались пестрыми огнями вывески и рекламы, переливались флаконы, драгоценности, зеркала, стекло, свечи, гирлянды, фонари, в этом ярком разноцветьи колыхались ткани, заманчиво громоздились пакеты, коробки, фрукты, сладости, товары, товары, товары... невозможно остановиться, невозможно сосредоточить взгляд. И толпа, вечная веселая шумная толпа, жадное сверкание глаз, учащенное дыхание, наряды, негромкий гул разговоров. Кафешки, закусочные, бумажные стаканчики, сосиски, вертела, мороженое, сласти -- на каждом шагу. Толпа -- лучшее прикрытие; лист прячут в лесу -- здесь можно говорить о чем угодно, здесь говорят все, и никто не слышит других.
– Он, Ивик, молодец. Мальчик ведь, если подумать, как мои интернатские. Семнадцать лет. Я велел ему потянуть время, и он тянул еще почти сутки. Это какой-то сверхчеловек просто. Но я так рад, что все-таки он там был не так долго. Он еще живой, нормальный. Слава Богу, слава Богу, что все это так быстро удалось сделать... Ивик, хочешь, мы выпьем чего-нибудь?
Они пили кофе из бумажных стаканчиков, обжигая язык, грея замерзшие руки. Сначала постояли у стойки кафе, потом со стаканчиками двинулись дальше.
– Ой, смотри!
Здесь начинались павильоны очередной ярмарки, сейчас их проводилось много. Прилавок напротив заманивал орешками в сахаре разных сортов, засахаренными фруктами, причудливыми конфетами.
– Хочешь орешков?
– Не... то есть да. Подожди, смотри сюда!
Ивик потащила Кельма к павильону поближе. Продавец -- плотный, в теплом тулупе, в смешной коричневой шапочке, с седыми бакенбардами, переминался с ноги на ногу. А на прилавке -- разноцветные фонарики, такими украшают комнаты к дню Возрождения. В полутьме плавали красные, зеленые, синие огоньки, чудесные изделия из стекла -- лебеди, олени, светофоры, изогнутые вазы, цепочки, бокалы причудливых форм.
– Смотри, как красиво, правда?
– Здорово.
– Берите, - сказал продавец, - цепочку возьмите, сейчас самое время. Или лебедя -- лучший подарок. У этих -- глаза рубиновые.
Кельм улыбнулся.
– Спасибо. Красивые вещи у вас.
Он посмотрел на Ивик, щеки ее раскраснелись, прядка выбилась из-под шапочки, темные глаза блестели, как у ребенка, впервые попавшего в цирк.
– Хочешь такого лебедя?
– Да нет, зачем мне... Лучше орешков давай купим. Но красиво, да?
Они купили орешков. Кельм надел Ивик перчатки, чтобы руки не мерзли, а сам держал орешки в горсти ("у меня рука больше"), и временами кормил Ивик с руки. Она выбирала орешки губами с его лни, как олень.
– Ужасно вкусные...
В загончике гуляли живые оленята. Дети столпились вокруг, повизгивая от восторга. Рядом били фонтанчиками искр бенгальские огни.
Лицо Ивик вдруг опять затуманилось.
– Кель, а как ты думаешь, вот этот... я не знаю, сам он делает эти фонарики или нет... Ну тот, кто делал эти фонарики -- он гэйн? Ведь они же не могут всех проверять, наверное. Может быть...