Новые небеса
Шрифт:
– Знаю. Случайно.
Они обменялись взглядами, но подробно сейчас говорить об этом было некогда. Лари поднял бокал.
– За Рождество!
– Отлично!
Они выпили за Рождество, чокнувшись бокалами, и Ивик то ли от вина, то ли еще от чего показалось, что сидят они все пятеро - близко-близко друг к другу, и она давно уже этих людей знает, и ей с ними - легко. Хорошо бы встретиться еще, подумала она, ощущая внутри острое сожаление - нет, не встретятся... разве что можно их завербовать, но этим, наверное, и так занимается Кир, ведь он связан с Кельмом. В общем, не ее ума это дело. А жаль...
Или в вине все же что-то было? Так ведь и до вина она себя чувствовала так же. Лари негромко рассказывал сидящей рядом Ниле, как правильно делать вот этот желтый соус к птице, оказывается, он этот соус и готовил; Аллора разглядывала бусы - вернее, четки, но не канонические, замаскированные под бусы, лежащие на столе; такие вот Кир и мастерил, и такие подарил каждому на Рождество, Ивик достались нежно-голубые, подходящие к платью. И не надо было заботиться о разговоре, не надо было ничего стесняться, все было правильно и хорошо. Можно и просто молчать вместе. Разглядывать свечи, десятки свечей расставленных на столе, отражающихся в темно-красном вине, в блюдах, в стекле, в зрачках празднующих.
Кир поднялся и принес клори. Протянул Ивик.
– А ну-ка давай, давай, - обрвался Лари, - как там у вас в Дейтросе принято...
В Дейтросе существовали десятки рождественских песен -- целая культура, и каждая песня -- как жемчужина. И без них праздник -- не праздник. Ивик смущенно поглядела на дарайцев. На самом деле эти песни надо бы перевести. Но никто пока не озаботился.
– - Ничего, что я по-нашему спою?
Дарайцы наперебой заверили, что наоборот -- хорошо, что они с удовольствием послушают. Ивик стала играть вступление, легкую, звонкую мелодию "Младенца".
Он был из плоти, он был из крови, он мёрз -- зима
И на младенца сквозь дыры в кровле смотрела тьма
Дым над трубою свивался в кольца крутил, вертел
Звенели мухи и колокольцы, не спал вертеп
Не спали люди, трава, деревья, речная муть,
И ночь стояла, от удивленья забыв уснуть
(М.Протасова)
Ивик пела рождественские песенки -- одну за другой. Дарайцы тихо, молча слушали, а Кир помогал ей своим высоким тенором, голос у него был не то, что поставленный, но вполне приличный.
– Ну а из вас кто-нибудь может?
– спросила она потом, смущенная вниманием, которое ей доставалось. Лари крякнул, протянул руку за инструментом.
– Попробую, ну-ка...
Он немилосердно и фальшиво рванул струны, Ивик едва сдержалась, чтобы не сморщиться. Ничего-ничего, можно привыкнуть. Лари, скорчившись, неравномерно и резко брал основные аккорды. видно, что-то подбирая, то и дело ошибаясь и призывая при этом Проклятого... В итоге неловкие пальцы встроились в какой-то ритм, и под этот смутно напоминающий мелодию грохот Лари запел.
Голос у него был хриплый и очень громкий, в аккордах он врал на каждому шагу, но при этом - совершенно не стеснялся, орал вовсю, и это Ивик нравилось.
Песню она уже слышала - это был рейк, одна из довольно поздних песен Ликана.
Последние мысли в голове забубенной,
Последние гвозди в исхудалые руки;
Я был этой ночью у постели влюбленных --
Там вонь, духота и неприятные звуки...
Довольно с нас обещаний
Продажных сытых вождей,
Довольно пустых мечтаний,
Довольно чужих идей.
Вперед молодое племя --
Далек еще смерти час
Мы убиваем время --
Время убивает нас.
(Я.Мавлевич)
Они как-то оказались на маленькой кухне вдвоем -- Ивик и дейтрийский священник. В комнате стоял гул голосов, прислушавшись, Ивик уловила резкий, громкий голос Лари, о чем-то спорившего с Аллорой.
Ивик опьянела, хотя вроде и выпила немного. Отец Кир что-то говорил, что-то малозначащее, она кивала. Хойта сидел напротив, прямой в своей белой одежде, в хайратнике поверх пестрых длинных прядей, с кольцом в носу. Смотрел на нее внимательно, сцепив руки с длинными пальцами на столе. И было это странно -- будто не со священником сидишь, а с каким-то бродягой, и можно быть откровенной, но не так, как на исповеди -- не перед высшим, давящим на тебя авторитетом, а как по пьянке, с незнакомцем, которого больше и не увидишь.
Он вдруг спросил, откуда Ивик знает иль Лика. Ивик рассказала.
– Вот оно как...
– Я не думала, что его записи сохранились.
– Так ведь он до ареста вполне официально издавался... Немного, но... И потом, есть самиздат. Знаешь, он был умный человек, иль Лик.
– Его убили ни за что. Он был ни в чем не виноват.
– Ивик, таких людей не убивают ни за что. Он был виноват. Не во всякой там ерунде, конечно, которую ему навешали... Но я думаю, что такого человека просто не могли не убить.
– Я хотела вставить в роман цитату из него... маленькая еще была, глупая. Священник в квенсене мне объяснил, что это неправильно. Там, понимаешь, он писал, что суть жизни христианина - противостояние злу... ну и так далее, помнишь?
– Конечно. " Каждый из нас должен стать гэйном. Каждый должен встать на пути зла, затопившего мир, потому что каждый - воин"...
– Это все хорошо звучит, - горько сказала Ивик, - но я не знаю... Священник объяснял, что нельзя это... акцентировать на зле. И нельзя противопоставлять себя лично злу, потому что мы всего лишь люди, а зло побеждает только Христос... А мы должны стараться не грешить... А я не могу, Кир. Вот не могу. Я сама думаю, что то, что я делаю, как я живу - это правильно. Но ведь и это гордыня, как я могу сама судить о добре и зле? Я запуталась. Я совсем не могу больше... Да, мы все грешны...
– она хлопнула по столу ладонью. Кир прижал ее руку, посмотрел в глаза.
– Подожди, Ивик. Все сложнее. Все это не так.
– А как - если не так?
– Иль Лик был прав, Ивик. Зло, затопившее мир! То, что мы называем грехом - это и есть зло, затопившее мир. Мы живем в атмосфере зла, понимаешь? Оно везде. Все эти бездумно заимствованные у триманцев монашеские практики... как ты можешь очистить себя от зла, если оно - везде, вокруг, ты дышишь злом, оно - в твоих близких, самых близких людях, в соседях, вообще везде? Монахи потому и пытались уйти от мира. В пустыню уйти! В пустыне нет зла, верно, и там можно себя очистить, и ведь были люди, которые очищались и становились чудотворцами... Иисус тоже не зря в пустыню уходил. А монастыри, кстати. чаще всего превращались в рассадники того же зла! Даже почти всегда, наверное.