Новые небеса
Шрифт:
Досадно, подумал Кельм. Придется подождать еще. В конце концов, главное -- получить информацию от Кибы и передать ее в Дейтрос, а там уже будем задумываться о своей безопасности.
Холен иль Нат не считал себя предателем.
Никогда не ассоциировал это слово с собой. Да, "с какой-то точки зрения", наверное, он таковым был. И если бы Холену такое обвинение кто-нибудь выдвинул, он не нашелся бы, что ответить.
На это невозможно ответить словами. Если было бы можно передать картину, изобразить это -- и желательно добавить ощущения... Он даже что-то такое пытался перенести на бумагу, углем, карандашом, давно уже, в самом начале, когда только начал работать в Контингенте Б. У него даже получалось -- но все эти рисунки он потом порвал на мелкие клочки и спустил в мусоропровод.
Страшно. И показывать -- некому.
Потому что гипотетическому обвинителю показывать это было бы все равно бессмысленно. Обвинитель смотрел на Холена из мрака рыбьими глазами, не меняя выражения лица. Можно изобразить отчаяние, ужас, боль, боль, нечеловеческую боль, и не просто так несколько минут боли, а часы, дни, недели... боль, которая не прекращается никогда. Рассказывать о прессе, об асфальтовом катке, о физических законах, которые неизбежно распластают тебя в тряпку, сопротивляйся им или нет, и можно умереть -- но ведь тебе и этого не дадут. Отдать жизнь за Дейтрос? Он бы отдал. Но ни одно тело не может сопротивляться давлению гидравлического пресса. Оно все равно, неизбежно будет сломано и раздавлено.
Можно рассказывать, что это такое, когда тебя пытают– - но обвинитель не поймет и не услышит. Он начнет вспоминать про каких-то фантастических героев, которые якобы -- а кто проверял, кто знает, кто измерял меру страдания -- и это преодолели, он скажет, что ты был Должен, что это твой Долг. Единственный способ заткнуть такого обвинителя -- это положить его самого под гидравлический пресс.
Но Холен не обвинял себя. И знал, что ни один нормальный человек его обвинить не сможет.
Предатель -- это тот, которого купили. Деньгами или обещаниями. Или пусть даже запугали угрозами. Это -- тот, кто принял сознательное решение. Иуда продал Христа за серебреники. По собственной, личной инициативе. Предатели -- это те эмигранты, которые за деньги рассказывают о Дейтросе гадости. Не из страха даже -- просто за деньги, чтобы жить чуть-чуть получше.
Но никак нельзя считать предателем того, чьи кости перемолол гидравлический пресс.
Деньги, если быть объективным, Холену тоже заплатили. Неплохие. Он сидел в собственной гостиной. Отличная квартирка -- три комнаты, наверху -- огромная студия, мечта, оборудование, мебель, подсветка, диваны для отдыха. И он уже почти выплатил кредит за эту квартиру. Хотя так до конца и не понял, зачем она ему одному -- такая огромная.
Холен поднялся по лестнице в студию. Раз есть деньги, то почему их не тратить? Но ведь не из-за денег он согласился работать. Сотрудничать. Ему тогда само это слово было омерзительно. Просто не было другого выхода. Реально -- не было, и все. Наверное, герои бывают. Возможно, это сказки, или точнее -- просто у каждого человека своя мера, свой предел, за которым он ломается, но бесконечным этот предел не бывает ни у кого. Но Холен -- нормальный человек. Не трус, он много лет служил, воевал, вел себя вполне достойно. Не слабый. Не корыстный. Просто обычный, нормальный человек. И ему очень не повезло в жизни.
Кстати, он до сих пор считал, что да -- не повезло. И будь у него хоть какая-то возможность -- он вернулся бы в Дейтрос. И плюнул бы на все это потребление, на роскошь, на студию бы свою плюнул...
Вернулся бы к Лите, к детям, к друзьям... О них Холен старался никогда не думать. Это было не просто больно -- невыносимо больно. Это тоже было пыткой.
Яркий, почти дневной свет вспыхнул под высоким потолком , простор засиял. Длинная зала, полукруглые окна с вьющейся зеленью, сейчас затянутые белыми жалюзи. Холсты - на стенах, на подрамниках.
Этой мастерской хватило бы на всех художников их шехи или даже всей части... Все богатство - ему одному.
Стеклянные шкафы, на полках - растворители, разбавители, лаки, грунты, масла, наборы красок, пеналы с кистями, масленки, палитры, щипцы. Чистые холсты - разного размера, фактуры. Все для графики - карандаши, угли, растушевки, бумага...
Бейся о стену головой...
Он любил писать по ночам - пишется хорошо. Нет дневного света, но и это здесь не проблема: линия оранжевых и голубых люминесцентных ламп сверху, за рабочим местом, и линия - сверху слева. Мольберт - пустой сейчас, но шендак, какой же он удобный, ведь нарадоваться не мог поначалу, и регулируется, и двигается как угодно; а в Дейтросе-то подрамники на самодельные подставки ставили, чуть не на стулья...
Длинный стол, раскиданы угольки, пользованные растушевки, кипа листов. Холен стал перебирать их. Шендак, сколько он уже сюда не поднимался -- неделю?
Наброски были неплохие. Он их делал месяц назад. Или два? Кажется, в начале осени. Пытался реализовать идею, задуманную еще в квенсене, давным-давно. Все не доходили руки, не хватало времени. Игра света и тени. Лицо девушки на границе мрака. Он реализовал это в Медиане, с Литой. Было очень красиво. Но давно. Сейчас он не видел того света.
Но наброски хорошие, профессиональные. Анатомически правильно показанный поворот головы и плеч. Мышцы, изгибы, впадинки. Лицо не то дарайское, не то дейтрийское -- что-то среднее. Живая, не кукольная красота. Реалистичная, но не фотографическая манера...
Он мог бы зарабатывать деньги, рисуя рекламу. Или художником-иллюстратором -- для хороших, академических изданий; для интеллектуальных журналов; мог бы рисовать персонажей мультиков и компьютерных игр. Он все еще прекрасный художник, профессионал, и останется таковым всегда. Ремесло никуда не делось.
Но таких художников и здесь полно, конкуренция высока.
К тому же, у Холена и так есть профессия, и другую ему -- по крайней мере пока -выбрать даже и не позволят.
Рука дрогнула, он выронил листы. И не хочется этим заниматься. Да, он это умеет. Но не хочется. Давно уже нет желания. Может, надо как-то начать -- и пойдет... Может, надо дисциплинировать себя. Ведь и в Дейтросе бывало всякое, иной раз и не идет, но потом что-то сдвигается внутри, и - снова горит Огонь.
Сейчас - не поможет ничего, он это знал. Давно убедился на опыте.