Новые небеса
Шрифт:
Замок вырос за очередным поворотом, кремовый, розовый, желтый, причудливый с его башенками и зубцами стены, в обрамлении гор. Издали он казался игрушечным, нереальным, слепком из Медианы. И вблизи не появилось ощущения твердой прочности, железобетонности "реальной жизни", обычно наводящей тоску. Вблизи замок остался таким же волшебным, твердость осязаемого камня представлялась обманной, ореол сказки, медианного безумия, где ты -- принц, королева, древний рыцарь, эльф -- не оставлял ни на минуту. Здание искажало реальность вокруг себя, сдвигало сознание, как алкоголь. Каждая линия замка была чиста, легка и стремительна. Закругленные обводы, зубцы стен, гроздья легких башенок и шпили, вонзившиеся в синее небо. Ивик молча смотрела на замок, Кельм держал ее за руку.
Постояв в ожидающей толпе, они вошли внутрь. Голос экскурсовода что-то бубнил впереди. Шли сквозь необжитые покои, сквозь гигантские и малые залы, где никогда не звучала бальная музыка, и не скользили по узорному паркету ножки танцующих дам. Миновали гигантскую статую Льва. Поднимались по винтовым лестницам. Каждая деталь здесь была -- совершенство. Взгляд Ивик выхватывал то вычурный светильник, то узорную лепнину потолка, то стремительные обводы окон, то золотую массивную дверную ручку в форме львиной головы. Кельм был невозмутим, поглядывал на Ивик, наслаждаясь ее изумлением. Ивик сказала тихо, что сюда и правда надо приезжать часто, чтобы успеть уловить каждую деталь, все рассмотреть. Этот замок надо перечитывать десятки раз, как хорошую книгу.
Они постояли на балконе, любуясь на горы. Кельм наконец-то сделал снимки -- горы, Ивик на фоне гор. Внутри замка фотографировать запрещалось. И в Сети не найдешь ни одного снимка -- даже замка снаружи, лишь маленькая рекламная фотография. Ивик вскользь подумала, что в Дейтросе никому не пришло бы в голову запрещать такое. Наоборот -- любая картина, любая фотография доступна в Сети, распечатай, повесь на стенку. Но ведь там все это -- бесплатно; а здесь хозяева замка, создавая эксклюзив, зарабатывают деньги; если бы фотографии замка были доступны, возможно, многие и не поехали бы, и не платили бы такие деньги за осмотр. Ивик снова ощутила ирреальность этой ситуации. Она была по-своему логична -- но и непонятна. Несовместима с любыми представлениями о свободе человека, свободе наслаждаться красотой, получать нужную информацию.
За такую красоту не жаль денег. Только вот не у каждого они есть, без Кельма Ивик бы и накопить не смогла на эту поездку. Но раз уж ты здесь -- наслаждайся, сказала себе Ивик. Ты слишком много думаешь. Наслаждайся. И она честно впитывала в себя неземную красоту эркеров, переходов, настенной живописи.
Она могла бы построить замок не хуже -- в Медиане. Она видела замки еще прекраснее. Но не в осязаемой, каменной форме -- виртуальным творениям все же чего-то не хватает. Камень придает завершенность, делает мечту настоящей. Ивик только на Триме видела чудеса архитектуры, вот разве что с Кельнским собором можно поставить рядом замок Кейвора. Но ведь и на старом Дейтросе -- на сохранившихся снимках, в фильмах -- были дивные дворцы, дома, спроектированные гэйнами, или же -- по их эскизам. В Новом Дейтросе просто никогда не хватало ресурсов, любое архитектурное излишество - за счет того, что какой-то семье не хватит нового блока, это недопустимо. Но когда-нибудь будет иначе, пообещала себе Ивик.
И мы будем жить в дворцах. Вот в таких же прекрасных. Или в небольших, но сказочных домиках. У нас ведь есть, кому придумать такое.
Окна гостиницы открывали чудесный вид на горы и замок. Кельм и номер снял подороже, но зато -- с широким балконом, с которого можно любоваться пейзажем. Поужинали прямо в номере -- никого видеть сейчас не хотелось. Сгустилась темнота, небо прочертили звездные дорожки, две луны безмолвно повисли лаковыми фонарями. Горы превратились в черные угрюмые громады, а замок, подсвеченный прожекторами, будто плавал во тьме -- сказочный светлый островок в ночном океане. Молча стоять на балконе, глядя на замок, ощущая на плечах руку Кельма, всем телом -- его пронизывающее тепло...
– Спасибо, - сонно сказала Ивик, - ты мне подарил такую сказку.
Кельм погладил ее по щеке. Вдруг повисла где-то в сознании тень Марка, зашевелилась совесть. Ивик прогнала ее -- Марк сам сделал выбор, это не ее вина. Но вдруг подумалось -- она и сейчас любила Марка. Хотелось показать ему замок Кейвора -- как бы он ахал, как восхищался, как гладил бы камень жесткой, привыкшей к труду рукой. Хорошо бы он сейчас был здесь. И пусть даже будет эта его красавица -- в сущности, она-то в чем виновата? Нормальная женщина. Ивик и раньше не испытывала к ней злобы, а сейчас -- скорее симпатию. Почему они не могут быть здесь -- все вместе. Ведь Ивик и Марк тоже не чужие. Пусть не так, как с Кельмом, по-другому, но ведь не чужие. Что же ты хочешь, поразилась себе Ивик, неужели заняться свальным грехом?
Почему-то даже мысль о свальном грехе казалась сейчас вовсе не такой уж неприемлемой. Быть всем вместе, со всеми, кого она любит, и кто любит ее -- это так нормально, так естественно. Так и должно быть. И наоборот, почему-то показалось нелепым странное, старое правило -- о том, с кем, как и при каких условиях позволено заниматься этим. Прямое указание Бога, говорят. Но Бог был сейчас и здесь -- в этих ночных звездах, в пряничном замке на светлой тарелочке, в прикосновении любимого. В ситуации, где ее не мучила совесть, никому не причиняли боли, и не оставалось ничего недосказанного.
Может быть, конечно, Бог в другом месте.
Но ведь и эти люди, узурпировавшие право судить о намерениях Бога, и они не знают, наверняка, где Бог, и как достичь спасения.
Кельм повернул ее к себе, стал целовать. Господи, как я люблю его, подумала Ивик. Обняла затылок Кельма, подняв руки, гладила волосы на затылке. Как он прекрасен. Так же не бывает, не может быть. И вот -- оно есть. Притиснулась к нему, истаивая от нежности, в жестком кольце его рук. Можно придумать любовь и красивее, можно описать в книге, можно воображать, можно всю жизнь ходить рядом, упиваясь платоническими чувствами -- но только вот это делает любовь осязаемой. Настоящей. Придает завершенность.
И все было правильно и хорошо.
Киба все еще не мог привыкнуть к свободе.
Свобода была относительной -- он на нелегальном положении. Квартиру здесь, в Рон-Таире, ему подобрали сложным путем, через все того же дейтрина, который с ним договаривался -- Холена. Из квартиры лишний раз не рекомендовалось выходить -- он и выходил только по делу да чтобы купить немного продуктов в магазине по соседству. Киба жил с чужим идентификатором, его имя теперь было -- Лаас Винори, пенсионер, бывший мелкий предприниматель, владелец бюро переводов.
Долго так не продержишься, но долго ведь и не требуется. В первый же вечер в Рон-Таире Киба позвонил Сакасу, давнишнему приятелю, работавшему над тем самым таинственным излучателем, о котором шла речь несколько лет назад.
Но Сакас уехал в отпуск. Вернуться должен только через две декады. Киба связался с Холеном и отправился вслед -- еще удобнее как бы случайно встретиться на отдыхе. На море Кибе подобрали новую квартиру и новое имя. Но и там Сакаса не обнаружилось. Через несколько дней Киба выяснил, что приятель вынужден был сорваться с места и ехать к матери, которая заболела и решила отправиться в Колыбель. Киба вернулся в Рон-Таир и дожидался там возвращения Сакаса. Похоронив мать, тот вернулся два дня назад. Киба был уже ни жив, ни мертв от всех этих перипетий. Он явственно ощущал, как ежедневно сокращается и без того недолгий уже срок его жизни -- каждый день стоил нервов, ледяного пота, пронизывающего страха... Чтобы отвлечься, Киба раскидывал на компьютере пасьянсы. Или читал и комментировал -- для себя -- последние статьи коллег в "Биофизике сегодня".