Новый Афонский патерик. Том I. Жизнеописания
Шрифт:
Однажды, придя к Данилеям в день своего Ангела, отец Гавриил попросил у них горсть риса для того, чтобы украсить праздничную трапезу плошкой риса без масла.
В келии старца стоял глиняный горшок с мукой. Отверстие этого горшка было покрыто тряпочкой и перетянуто тесьмой. Одному посетителю старец предложил: «Ну-ка, давай посмотрим: не растащили ли воры-муравьи мою муку?» Он открыл сосуд и убедился, что «воры» ничего не растащили. Старец устраивал эти «представления» не просто так – он хотел, чтобы посетители видели, что у него есть мука, и думали, будто он замешивает из неё тесто и ест горячий хлеб.
Каждую ночь отец Гавриил совершал бдение – часов шесть-восемь. Среди кустов и колючек он расчистил узенькую тропу, примерно в полметра
В конце своих шестичасовых бдений старец кадил иконы своей церкви и пел: «Егда поставятся престоли, и отверзутся книги, и Бог на суде сядет…» [55] – вспоминая при этом Страшный суд. Желая не терять память смертную, он выкопал могилу недалеко от поклонной иконы Пресвятой Богородицы на тропе, ведущей к скиту святой Анны. Однако какой-то человек написал рядом с этой могилой: «Плод прелести», – и поставил стрелочку. Узнав об этом, отец Гавриил посоветовался со своим духовником, игуменом монастыря Дионисиат Гавриилом, и по его благословению могилу эту закопал.
55
Триодь Постная. Неделя мясопустная. Вечерня, славник стихир на «Господи воззвах».
Старец настойчиво и упорно избегал празднословия. Когда один знакомый священнослужитель захотел его посетить, он ответил: «Если хочешь, чтобы мы говорили духовно, приезжай, будем разговаривать весь день и всю ночь, но на празднословие у меня времени нет». Отец Гавриил был человеком молчания: он говорил и советовал, только если его спрашивали. Он обладал даром учительства.
Из собственного опыта старец Гавриил убедился в том, насколько губительна страсть осуждения, и избегал её. Некогда он осудил одного монаха, и потом всю ночь диавол будоражил, мучил и искушал его кошмарами. Он пришёл в ужас от этого искушения и хорошо понял то, что написано в «Лествице»: «Осуждение одно, само по себе, может нас погубить совершенно». [56] Людям, приходящим к келии старца, было сложно его заметить – он часто скрывался среди скал. Он избегал людей, потому что они начинали с любопытством расспрашивать: «Откуда ты родом? А что ты тут ешь? А как вообще ты тут живёшь?» и прочие глупости. Старец говорил: «Неужели ради этого я пришёл сюда? Я поселился в пустыне для того, чтобы терять своё время? Конечно, нет. Сюда я пришёл, чтобы иметь непрестанное общение с Господом, чтобы постоянно молиться».
56
Лествица. Слово 10, п. 15.
Сам старец рассказывал, что иногда происходило следующее: «Бывает, приходят в каливу некоторые люди, чтобы просто со мной поболтать. Я сижу в скалах, они проходят совсем рядом, чуть ли не спотыкаются о мои ноги, но меня не замечают». Оттого, что старец молился, Бог делал его невидимым для любителей пустословия.
Высокопреосвященнейший митрополит Верейский и Наусский кир-Пантелеимон описывает своё первое посещение старца. Тогда владыка Пантелеимон был ещё учеником Афониады, [57] а со старцем Гавриилом он предварительно переписывался.
57
Афониада – специализированная церковная средняя школа-пансион для мальчиков, расположенная в Кариес на Афоне.
«Братия из келии Данилеев объяснили мне, как найти старца Гавриила. Следуя их указаниям, я с трудом спустился к крутым скалам под афонской вершиной и нашёл его келию. Постучал и стал ждать. Не последовало никакого ответа. Я снова постучал, и вновь ответом мне было молчание. Я закричал: “Отец Гавриил! Это я, Иоанн Калпакидис!” Опять никакого ответа. Абсолютное молчание.
Меня окружали только острые скалы, а внизу плескались морские волны. Я сел на камень и, следуя совету отца Нифонта, начал петь “Богородице Дево, радуйся…”, молебный канон Пресвятой Богородице и другие песнопения, которые помнил наизусть.
Время шло, но дверь не открывалась, отца Гавриила не было видно. Наступил полдень. Вдруг дверь резко отворилась, и я увидел на пороге старца.
– Ты что – ещё здесь? – спросил он меня.
– А как я мог уйти, геронда? – с трепетом ответил я. – Да и куда? Я ведь пришёл, чтобы Вас увидеть. Это было моей целью.
– Ну ладно. Заходи внутрь, – сказал он мне.
Я заглянул внутрь. Заходить? Но куда? В келии старца было… некуда зайти! Сразу за дверью лежала доска, а за ней зияла открытая пропасть! Старец понял, почему я не двигаюсь с места, и вкратце объяснил мне, что совсем недавно на его келию упала часть скалы и разрушила полкелии вместе с крохотной церквушечкой, поэтому сейчас он был вынужден ютиться в тесном углу. Он сказал мне, что просил Пресвятую Богородицу и Господа Иисуса Христа послать ангела, который удерживал бы другую часть скалы, готовую рухнуть на то, что осталось от каливы. Если и она свалится, то от келии не останется уже совсем ничего.
Кое-как я протиснулся внутрь и осторожно уселся. Старец начал говорить со мной о Пресвятой Богородице, о Её посещении Афона, о Её покровительстве и заботе о монахах. Постепенно он перевёл разговор на тему умной молитвы и подвижничества отцов. Моё внимание было приковано к его рассказу, и я слушал с благоговением долгое время, не прерывая, но в какой-то момент я мельком взглянул на свои часы. Это не ускользнуло от взора старца, и он спросил:
– Ты что – спешишь? Тебе надо уходить?
– Нет, геронда, – ответил я ему, – но Данилеи сказали, чтобы я возвращался к обеду.
Старец только развёл руками от такого ответа, наклонился ко мне и сказал:
– Ничего себе! Я даю тебе самую сердцевину, а ты хочешь пойти напитать себя внешним? Не волнуйся: сегодня угощать тебя буду я.
Я расстроился из-за допущенной ошибки и попросил у старца прощения:
– Нет, геронда, я останусь. Я пришёл сюда для того, чтобы Вас встретить, и не хочу упустить ни одного Вашего слова.
Храм святых Архангелов и келья старца Гавриила
Отец Гавриил продолжил говорить со мной о тайнах умной молитвы, а я слушал его в молчании, не произнося ни слова. Пришло время трапезы, старец поднялся и принёс пустую консервную банку и бутылку, внутри которой плескалась какая-то жидкость.
– Вот, принёс тебе попить, – сказал он, наливая жидкость из бутылки. – Понравится – налью ещё.
Не зная, что это за жидкость, я сделал несколько глотков. Но к такому питию я был непривычен, и выпитое камнем стало у меня в желудке.