Новый американский молитвенник
Шрифт:
— Что это ты мне подсунул? — спросил я.
— Волшебная сигарета. Вещь штучная, мое изобретение. Называется… — он изобразил пышный восточный жест, как будто дует в трубу, — «Совершеннейший улет». «СУ».
У меня мелькнула мысль, а не выбросить ли сигаретку, но мне показалось, что результат не будет стоить затраченных усилий.
— Я собирался назвать их «Квинтэссенцией», но потом подумал, что будет слишком похоже на духи, — сказал Даррен. — Мне показалось, тебе не хватает перспективного зрения, чтобы увидеть то, что здесь сейчас произойдет.
— И что же это? — заплетающимся языком спросил я.
— Сейчас перед тобой раскроется сердце твоего недруга.
Мне вдруг стало интересно, всегда ли он курит сигареты именно этого типа. Если да, то это многое объясняет.
— Ты сейчас наверняка плохо соображаешь, — сказал он. — Не напрягайся. Это всего лишь первая реакция. Скоро полегчает.
Я его почти не слышал; я вслушивался в свое нутро, откуда поднимался такой жар, который выжигал меня, как будто я пекся в микроволновке.
— А давно мы тут сидим? — спросил я.
— В плане времени недавно, но в плане отношений… вот-вот станем историей.
Понимание его слов пришло и снова ушло. Меня занимал более важный вопрос.
— Если ты Бог Одиночества, — начал я, — то есть если ты на самом деле он, так докажи это.
— Отлично. Просто замечательно. Вот мы и до Библии добрались. Кто просил Христа сотворить чудо в доказательство своей божественности? И что он при этом говорил? Помнишь?
— Дьявол, по-моему. А Иисус велел ему отваливать.
— Вот-вот. Теперь и я припоминаю. Однако ближе к делу: что сказал бы я, если бы мне бросили такой вызов?
Я начал ломать голову над этим вопросом и уже придумал несколько возможных вариантов, когда Даррен прервал меня:
— По-моему, я это уже говорил. Историю не перепишешь. Черт! Я ведь мог и что-нибудь поинтереснее придумать, а не просто ляпнуть «Отлично. Вот мы и до Библии добрались». Я мог бы сказать, гм… Эй, парень, ты как?
— Черт, да я сам могу что-нибудь поинтереснее выдумать! — ответил я. — Как тебе, например, вот это? «Доказательство? А чего ты хочешь? Чтобы у меня из задницы подсолнух вырос? Нет, брат, не на того напал».
Его улыбка стала шире и в конце концов превратилась в ухмылку.
— Да нет, парень. Я имел в виду, как ты себя чувствуешь?
— А-а. — Я прислушался к себе. — Неплохо.
— Все проблемы позади? Ты сосредоточился на настоящем?
— Ну да… В общем, да. — И я снова затянулся волшебной сигаретой.
— А мне понравилась твоя идея, ну эта, насчет подсолнуха. Жалко, что я сам до такого не додумался.
— Ну что я могу тебе сказать? Дарю!
В краешек окружавшей нас тишины начала вгрызаться электропила.
— А вот и наш субъект на своем «харлее», — сказал мой спутник. — Ляг лучше на живот, глядеть удобнее будет.
С вершины нашей скалы было как раз видно шоссе — серая в крапинку полоска, похожая на растянутую кожу гремучей змеи. Приближаясь к нам, мотоцикл Трита чертил на песке духу, из-под заднего колеса летела пыль. Гудение двигателя переросло в грохот, напоминающий гул взрыва. Трит притормозил у плоской скалы, дважды поддал газу, потом выключил двигатель, слез с мотоцикла, встряхнул затекшей ногой и начал расстегивать рубашку. Он повесил ее на камень и остановился, оглядывая пустыню и небо. Гриф все еще кружил. Трит взъерошил волосы, размял плечи, расслабил шею. Потом расстегнул ремень и стянул с себя джинсы. Под ними оказались светло-зеленые плавки.
— Какого черта он там делает! — прошептал я.
Даррен прижал палец к губам и сделал мне знак не отвлекаться. Тем временем Трит взгромоздился на камень и теперь стоял на его нижнем крае, лицом к пустыне. В следующий миг он протянул вперед руки на манер жреца, обращающегося к своему богу. Кому он посылал свой призыв — небу, кружащему в нем грифу, который спустился пониже, или плоду собственного воображения, — сказать было трудно. Постояв так секунд тридцать, не меньше, он снял трусы и лег на спину, а его голова оказалась на небольшом выступе в высокой части камня, как на подушке. Потом он стиснул свой член рукой и начал мастурбировать. В пустыне стояла такая тишина, что слышно было, как он шепчет похабные слова, поощряя невидимую возлюбленную.
Мне стало противно, — не только за него, но и за себя, подглядывающего из засады, — но еще раньше наступил миг, когда мне показалось, будто я и впрямь заглянул к нему в душу и увидел не обыкновенного дрочера, но идолопоклонника-извращенца. И тут же подумал, что ошибался на его счет. Он все же оказался человеком верующим. Что и говорить, странно, но свои повседневные дела — валанданье с мисс Люси, побег в пустыню ради нескольких минут самоудовлетворения — он делал с одержимостью религиозного фанатика. Бог, которому посвящалась эта своеобразная служба, представлялся мне черной виниловой тварью с неоновыми глазами, живущей в какой-нибудь пещере под Лас-Вегасом, гламурной голливудской ипостасью врага рода человеческого, чье дыхание — смесь бензиновых паров и «Белых бриллиантов» Элизабет Тейлор, [50] а гриф — его помощником, прилетевшим в пустыню принять поклонение верующего. Но сильнее всего я ошибся, как я тут же понял, в оценке степени безумия самого Трита. Его распущенность и жадность служили всего лишь прикрытием другого, куда более страшного порока. Неудивительно, что я недооценил опасность, которую он собой представлял. И во всех прочих смыслах я его тоже недооценил.
50
«Белые бриллианты»— духи, запущенные кинозвездой Элизабет Тейлор (р. 1932) на рынок в 1991 г. и ставшие самым успешным «звездным» парфюмом.
Я начал медленно отползать от края. Даррен схватил меня за руку, но я вырвался и на заду съехал на ту скалистую площадку, где мы коротали время в ожидании Трита. Там я возобновил свое знакомство с бороздками в камне — каньонами и затерянной в них армией. Птицы кружили над головами солдат, обращаясь к ним голосами их возлюбленных, подгоняя вперед жалобными криками, в которых звучала история насилия и членовредительства. Их полководец, мальчик с желтыми глазами без зрачков, был ослеплен видением, примчавшимся следом за ними откуда-то из пределов Базар-Англота, города, который они разорили, и им оставалось лишь уповать на то, что скакун вождя, ведьма Самари, заточенная в теле белой кобылы, стряхнет могучее заклятие и вернет его взору былую силу. Мне подумалось, что было бы неплохо пересыпать их историю ссылками на новый стиль и, превратив в притчу для детей всех возрастов, отправить по мейлу Сью Биллик.
Даррен спустился следом и предложил мне новую сигарету.
— Я еще от той не отошел, — сказал я.
— От этого дерьма не помирают. Наоборот, чем больше куришь, тем лучше себя чувствуешь. И это одна из причин, почему я назвал его…
И он выжидающе умолк.
— …«Совершеннейший улет», — без всякого энтузиазма закончил за него я. — Что там Трит делает?
— Да так, разговаривает сам с собой. Он никогда сразу не уходит, ждет еще минут двадцать. Пока сперма на пузе не засохнет.