Новый директор
Шрифт:
— Подожди, что-то я недопонимаю, — сказал комиссар, поднимаясь и выходя из-за стола. — Как-то мы с тобой говорили, и ты мне очень убедительно доказывал, что Макаренко практически заложил основы коммунистического воспитания…
— Да, был такой разговор.
— Куда же всё это подевалось?
— Не подевалось, а засахарено и на полках лежит. Макаренко, например, отвели главу в истории педагогики, а в жизни всё по-старому осталось.
Комиссар пристально посмотрел в глаза Константину Семеновичу и несколько раз прошелся по кабинету.
— Странно, — проговорил он, — очень странно! Как жаль, что школу мы знаем
— Нет. Вероятно, он говорил о методической литературе по вопросам обучения. Вопросами преподавания отдельных предметов у нас действительно много занимаются, но забывают, что обучение является средством воспитания: оно не может быть самоцелью…
Константину Семеновичу не удалось договорить. На столе зазвонил один из телефонов.
— К сожалению, я должен сейчас ехать, — сказал комиссар после короткого телефонного разговора. — Будем считать, что наша беседа не закончена. Продолжим ее в другой раз. Обязательно продолжим! — повторил он, надевая фуражку. — Меня эти вопросы интересуют. И не только потому, что есть свои потомки. Думается мне, что педагогические законы одинаковы для всех возрастов…
— Верно. Методы разные, но законы одни, — согласился Константин Семенович. — На днях в обкоме должен состояться разговор… Мне обещали создать условия… обещали сравнительную независимость в работе и поддержку всех разумных начинаний. Школа будет опытной. Если так, то я хочу дать согласие.
— Ну что ж… Жаль тебя отпускать, но с моей стороны возражений не будет. — Комиссар пожал руку Константину Семеновичу и направился к выходу.
5. Бывший старшина
Андрей Архипович Степанов появился в роте Константина Семеновича осенью сорок третьего года. Узнав, что среди пополнения есть ленинградцы, Горюнов вызвал его к себе в землянку и начал расспрашивать о городе. К сожалению, солдат ничего интересного сообщить не мог, потому что эвакуировался из Ленинграда с заводом в конце лета.
Новый солдат понравился Константину Семеновичу неторопливым, вдумчивым отношением к делу. Всё, что ему поручалось, он делал охотно, обстоятельно и до конца. Вскоре выяснилось, что у Степанова «золотые руки». Он умел чинить часы, сапоги, мог шить, кашеварить и даже печь хлеб. Был он и охотник и рыболов. Знал электричество, водил машину. Чем больше узнавал Константин Семенович этого скромного, умелого человека, тем больше убеждался в его своеобразных способностях. Упорная настойчивость, за которую солдаты прозвали Степанова «настырным», невозмутимость, хозяйственная смекалка и умение ладить с людьми — всё это быстро выдвинуло его, и он стал старшиной роты.
После войны, каждый год, в День победы, Архипыч приходил навестить бывшего командира, и они весь вечер вспоминали «минувшие дни и битвы, где вместе рубились они».
Прежде чем принять решение вернуться в школу, Константин Семенович отправился к своему старшине.
— Здравия желаю, товарищ капитан! — обрадовался
— Да вот надумал… Давно собирался в гости, но всё не мог выбраться.
Вся семья Степановых, кроме восьмилетнего Сашки, была дома. Константин Семенович поздоровался с женой Архипыча, со старшим сыном.
— Неспроста… не в гости, — хитро прищурившись, сказал Архипыч. — По такой жаре в гости не ходят.
— Так ты что, выгонишь?
— Зачем же вы меня обижаете, товарищ капитан? Вы же знаете мое расположение…
— Знаю, знаю. Потому и пришел без приглашения.
— Это ничего, это мы живо оборудуем… Коля, собирайся! Добежишь до «Гастронома»…
— Отставить! Никаких «гастрономов». Чаю крепкого с сахаром вприкуску выпью, и всё. Будет серьезный разговор.
Большая комната Степановых казалась особенно светлой от множества белых с кружевами салфеточек, полотенец, скатертей, связанных и сшитых руками хозяйки, разложенных и развешанных где только можно. Анна Васильевна была простой малограмотной крестьянкой, но такой же деловитой и хозяйственной, как муж. Бережливая, трудолюбивая, оставшись на время войны в полном одиночестве, она сумела пережить блокаду и сохранить жизнь сыну. Теперь Коля был выше отца. Чертами лица он больше походил на мать. Такой же голубоглазый, светловолосый, с прямым носом и упрямо выдающимся вперед подбородком. Юноша держался скромно и независимо. Он уже работал вместе с отцом на заводе и, по словам Архипыча, кое-что в деле «кумекал». Второй мальчик — Саша — родился через два года после войны.
— Помнишь, Архипыч, ты мне однажды сказал, — начал Константин Семенович, усаживаясь на стул: — «Кончим войну, но я от вас никуда. Как нитка за иголкой. Куда вы, туда и я».
— Наверно, говорил, — улыбаясь подтвердил Архипыч. — Потому как соответствует истинному положению. Это я могу всегда повторить.
— Ну, а если так, то бери на работе расчет.
— Расчет? — удивился Архипыч. — А куда вы меня хотите определить?
— Завхозом в школу… Что, не ожидал? Получил я предложение работать директором. Хочу согласиться, но только с условием, если и ты согласишься. Без тебя не пойду.
Хозяйка принесла чайники начала накрывать на стол.
— Вот она, значит, какая филармония, — почесав в затылке, нерешительно вымолвил Архипыч. — Конечно, если бы раньше, я бы должен сказать: — Есть! — и весь разговор. А тут требуется прикинуть, обмозговать. Это нешуточное дело. Слышала, Анна? Капитан назначает меня завхозом в школу…
— В какую школу?
— В самую обыкновенную, среднюю школу, десятилетку, — ответил Константин Семенович.
— А вы знаете, какая там ставка завхозу? — неожиданно спросил Коля.
— Знаю. Ставка невысокая.
— Дело не в деньгах, — задумчиво произнес Архипыч. — Деньги — дело всё же второе… Не в том суть.
— Так и я считаю, — сказал Константин Семенович. — Будем строить такую школу, Архипыч, какой она должна быть. Последнее время я много думаю о школе, но без тебя как-то ничего не получается.
— Какой незаменимый! — сердито бросила Анна Васильевна, раскладывая в вазочке печенье. — Других-то нет?
Было видно, что она неодобрительно отнеслась к предложению Константина Семеновича, но возражать и спорить не решалась. Коля прислушивался к разговору с презрительной улыбкой, но и он, зная характер отца, молчал.