Новый директор
Шрифт:
— Знакомая картина, — со вздохом произнес оперативный работник. — Ребятишки орудовали. Вы смотрите, что они тут натворили! Полный разгром.
Через час работники магазина установили и оценили украденные вещи. Пока следователь составлял протокол, оперативный работник вместе с дворником обследовали двор и нашли спрятанный в дровах чемодан.
Чемодан не тронули.
На другой день во двор зашли три подростка. Оглядевшись по сторонам, они приблизились к дровам и, убедившись, что чемодан на месте, вернулись на улицу. Оперативный
Началось следствие. Вел его начальник отделения по борьбе с детской преступностью Константин Семенович Горюнов.
Высокий, худощавый, чуть сутулый, он ходил, опираясь на палку. Большой открытый лоб, седые волосы, прямой, вдумчивый взгляд по-детски чистых серых глаз, невозмутимость — всё это внушало доверие, располагало к нему малолетних преступников.
Получив материалы, Константин Семенович вызвал на допрос подростков — сначала поодиночке, затем всех вместе — и в первый же день, как говорят в угрозыске, «вышел на группу».
Во главе группы стоял ее организатор, восемнадцатилетний юноша, воспитанник колонии, по прозвищу Гошка Блин. Остальным членам группы было от пятнадцати до семнадцати лет, и все они учились: трое, в ремесленном училище, четверо в средней школе. У всех были клички: Огрызок, Пуля, Партизан, Зануда, Султан, Грыжа, Карапуз.
Через четыре дня следствие было закончено, но личность главного организатора «дела» установить не удалось. Непосредственного участия в краже он не принимал, и никто из подростков не знал ни адреса, ни настоящей его фамилии.
Прежде чем передать дело прокурору, Горюнов отправился в школу, где учились четверо обвиняемых.
Здание школы заканчивало улицу. Дальше шел пустырь, заваленный всяким строительным мусором, отходами производства расположенного поблизости завода.
— Солидно строили в старину! — вслух проговорил Константин Семенович, любуясь строгими линиями большого трехэтажного здания.
Школа имела со стороны фасада два входа по бокам и один посредине.
В вестибюле, куда он вошел, висел ярко раскрашенный большой плакат. Издали бросалось в глаза: «Внимание! Все на диспут! Моральный облик молодого советского человека».
Константин Семенович направился к плакату, но голос уборщицы остановил его:
— Вам куда, гражданин?
Оглянувшись, он не сразу ее нашел. На скамейках, поставленных вдоль стены, сидели женщины различного возраста, держа в руках пальто, галоши, шапки. Это были родители, бабушки, няни, поджидавшие своих питомцев.
Говорившая оказалась в раздевалке за массивной железной сеткой, почти решеткой.
— Я бы хотел повидать директора, — сказал Константин Семенович.
— А вы откуда?
— Я работник милиции.
— Пройдите вон в ту дверь по коридору, до канцелярии. Там и будет кабинет Марины Федотовны, — пояснила уборщица,
Директором школы была полная, невысокого роста, немолодая женщина в темно-синем костюме. Строгий взгляд чуть выпуклых глаз встретил Константина Семеновича нельзя сказать чтобы очень приветливо.
— Видел я сейчас вашу афишу, — начал Константин Семенович, усаживаясь в кресло. — И был даже несколько удивлен…
— Чем? — сухо спросила директор.
— Вашей оперативностью. Быстро реагировать на события — очень важно.
— О какой афише вы говорите? Моральный облик? Это мероприятие было у нас запланировано в начале года, но всё откладывалось.
— Ах, вот оно что… Извините. Значит, я ошибся.
— Вы пришли по поводу сына, дочери или по служебному делу? Секретарь мне сказала, что вы из милиции…
— Да. Я работаю в милиции, — подтвердил Константин Семенович, протягивая темно-красную книжечку.
Марина Федотовна внимательно прочитала служебное удостоверение и вернула его назад. Щеки ее слегка порозовели, а в глазах появилось беспокойство:
— Слушаю вас.
— Я хотел бы получить характеристику четырех ваших учеников восьмого «в» класса. И вообще поговорить… об их моральном облике.
— А что случилось? — с испугом спросила директор. — Надеюсь, ничего такого… компрометирующего школу?
Константин Семенович понял причину испуга. Директора не очень-то любят, когда «выносится сор из избы», и часто готовы оставить без последствий серьезные проступки учеников, лишь бы о них не узнали в вышестоящих организациях. Сейчас директор беспокоилась даже не за школу, а за себя. Это было видно по выражению глаз, по мгновенно появившемуся румянцу и, наконец, по тону вопросов.
— Что они натворили? — снова спросила Марина Федотовна.
— Об этом я сообщу вам несколько позднее, — сказал Константин Семенович, прислушиваясь к звонку. — Сейчас перемена. Можно попросить сюда для разговора Клавдию Васильевну?
— Вы даже знаете имя классной руководительницы? — с кривой улыбкой проговорила директор. — Подождите минутку.
Она вышла в канцелярию и, отдав распоряжение, вернулась назад.
— Какие ученики вас интересуют? — спросила она.
Константин Семенович достал записную книжку и, хотя знал имена воров наизусть, заглянул в нее.
— Олег Миловидов, Александр Савельев, Иван Баталов и Николай Чумаченко, — перечислил он.
— Ах, эти! — с облегчением произнесла директор. — Тяжелое наследство! Мы их получили из мужской школы, и вот всё время мучаемся. Наша школа раньше была женской, — пояснила она, — а когда произошло слияние, нам прислали самых отпетых.
— А вы взамен отправили из школы самых лучших? — с усмешкой спросил Константин Семенович.
— Ну, может быть, и не самых лучших, но это всё-таки девочки. От них нельзя ждать таких вот сюрпризов.