Новый Макиавелли
Шрифт:
В Европе политическими стратегиями и политической активностью занимаются главным образом консультанты по европейским делам, состоящие при президентах и премьерах стран — членов ЕС. Стало быть, и британскому премьеру нужен такой человек на Даунинг-стрит. Ибо сами премьеры узнают о европейских делах из докладов на саммитах, числом четыре в год, каковые саммиты нынче принято проводить в Брюсселе, в Богом забытом дворце Юстус Липсиус, и заканчивать никак не раньше трех-четырех часов утра. Заседание кажется европейским лидерам неплодотворным, если не затягивается далеко за полночь.
Саммиты крайне нервируют, особенно когда временно занимаешь кресло президента Европы, ибо это кресло подразумевает ответственность за приведение остальных лидеров к консенсусу. Тони впервые председательствовал на саммите, когда избирали первого президента Европейского Центробанка в связи с введением общеевропейской валюты. Было это в 1998 году. Едва Тони прибыл в Брюссель, как поступила
Я вышел вместе с Тони. Мы миновали коридор, открыли дверь пустого конференц-зала, где ждал наш посланник в ЕС Стивен Уолл, уже с Дуйзенбергом на мобильнике. Тони взял телефон и выдал новость. Помолчал. Заметно сник. По длине ответа я понял: Дуйзенберг недоволен. На лице Тони запечатлелся ужас. Последовали убеждения с его стороны. Затем Тони нажал «отбой». Оказывается, Дуйзенберга не поставили в известность о сделке; он против. Считает, что, согласившись на уход посреди срока, сам себя сделает козлом отпущения, причем с первого дня. Тони был в отчаянии. Мы быстро переговорили с Колем, затем — с Шираком. Дуйзенберг должен согласиться, твердил Ширак. Призвали Вима Кока. Не так-то оно просто, разочаровал Кок.
Мы уговорили Дуйзенберга прибыть в конференц-центр, а Кока — поговорить с ним; Дуйзенберг продолжал упираться. В конце концов Дуйзенберг согласился — правда, пришлось пойти на все его условия. Уступить его заставило появление разъяренного Ганса Титмейера, президента Бундесбанка Германии. Титмейер стал убеждать Дуйзенберга отклонить наше предложение. По нашей просьбе Коль попытался урезонить Титмейера — тот пригрозил отставкой. Коль оказался перед перспективой бунта, с вождем в лице собственного министра финансов Тео Вайгеля; вдобавок ему светила острая критика немецких СМИ, в частности заявления, будто договор по евро изначально с червоточиной; от таких отзывов и до конституционного суда недалеко. Поэтому Коль удалился на час, а по возвращении возобновил дискуссию. На самом деле это было начало конца Гельмута Коля как канцлера Германии. Он «сдулся» буквально в течение дня — словно шарик, проткнутый булавкой. Ширак упорно грозил наложить вето на всю сделку, требовал поискать нового, третьего кандидата; правда, в конце концов сдался. К полуночи мы достигли взаимопонимания, Дуйзенберг явил себя главам правительств и сообщил о своем намерении уйти в отставку году этак на пятом. Прочие лидеры успели осатанеть — еще бы, ведь им пришлось целых двенадцать часов провести в полном неведении. Таким образом, сделка удалась благодаря дару убеждения, которым обладал Тони; никакого «спасибо» он, конечно, не дождался, ибо весь процесс предстал как полная неразбериха. Что на самом деле произошло, так это дезинтеграция Гельмута Коля, даром что тогда это заметили только члены Совета.
Вывод? Вот он: нельзя верить в завершенность сделки, пока об этой завершенности не заявят все участники. В 1998 году мы старались связаться со всеми лидерами еще за несколько недель до саммита, но французы и немцы сказали нам не усердствовать, раз сами мы к еврозоне не присоединяемся. За десять дней до саммита они же заявили, что между собой обо всем договорились и надо теперь только всучить решение голландцам. Это не удалось; по крайней мере Дуйзенберг не клюнул, Гельмут же Коль не сподобился сообщить своим коллегам, что пошел на уступки французской стороне. Французы взялись набивать цену и вообще вели себя непредсказуемо, в результате чего выгодные условия ушли, как песок сквозь пальцы, и последнее слово осталось за Дуйзенбергом.
Франко-германский альянс является двигателем Евросоюза (конечно, когда складывается); если уж лидеры двух стран решили сделать нечто, чинить им препятствия бесполезно. Во всяком случае, такое создается впечатление. А вот Тони попробовал — и получилось. Было это в 2004 году на саммите, посвященном выборам нового президента Еврокомиссии. Ширак и Шрёдер весь 2003 год активно склоняли Тони, да и всю Европу, к кандидатуре Ги Верхофстадта. Сам Ги звонил Тони, просил о поддержке. Каково же было его удивление, когда Тони ответил: нет, мы уже поддерживаем другого кандидата, португальца Антонио Виторино. Тони говорил с Ангелой Меркель, которая тогда была лидером германской оппозиции и главой Европейской народной партии. Меркель утверждала, что не намерена допускать Верхофстадта на этот пост.
В июне мы прибыли в Брюссель на саммит; обстановка накалялась. Властолюбие Шрёдера достигло апогея. Они с Шираком решили проталкивать своего кандидата, несмотря на оппозицию. За обедом Жозе Мануэл Баррозу и Костас Симитис, португальский и греческий премьеры, поддержали Тони, когда он вслух стал порицать настойчивость Ширака и Шрёдера. После обеда мы собрали лидеров-правоцентристов в кабинете Берлускони. Среди них были лидеры Эстонии, Мальты, Испании, Португалии, Словакии, Австрии и Греции. Ни дать ни взять тайный сход сектантов. Надо чем-то крыть, решили мы; огляделись в поисках потенциального кандидата. Пожалуй, подошел бы австрийский канцлер Шюссель — если бы французы не прокляли его за коалицию с неонацистом Йоргом Хайдером. Так что мы остановились на Баррозу; он-то и стал кандидатом от анти-франко-германского блока. Наши опасения, как бы Шрёдер с Шираком не задвинули Баррозу и не потребовали назвать третьего кандидата, не подтвердились. Шрёдер и Ширак, оказывается, думали, что мы коварно пропихнем Криса Паттена. Да и вообще успели выдохнуться. Короче, Шрёдер и Ширак сдались. Король оказался голый. Ни германский, ни французский лидер с тех пор так и не смогли восстановить свой европейский политический вес.
Высший пилотаж — будучи в кресле председателя, достигнуть консенсуса и в то же время защитить какой-нибудь на тот момент животрепещущий интерес своей страны. Именно это требовалось от Тони в 2005 году. На берлинском саммите 1999 года, когда Тони и Гордон работали вместе, мы отстояли британскую скидку на взнос в евроказну. Шрёдеру это не понравилось, но он счел себя обязанным Тони, потому и позволил не менять цифру. В 2005 году все было иначе. Имело место расширение ЕС, и новые члены полагали, что Великобритания должна платить, раз уж она так ратует за вступление в Евросоюз стран Центральной и Восточной Европы. Ширак же со Шрёдером, в свете отрицательных результатов референдума по Европейской конституции во Франции, а также поражения социал-демократов на выборах в крупнейшей земле Германии, Северный Рейн-Вестфалия, хотели обсуждать совсем другие вопросы. Уменьшение пресловутой скидки на взнос в евроказну обоим представлялось идеальным поводом для крестового похода против Британии; под этим знаменем Ширак и Шрёдер рассчитывали объединить остальных членов ЕС.
Тони подозревал, что Гордон, который отказывался от рассмотрения любых компромиссов, намерен каждую уступку Тони по скидке на взнос обернуть против него — вот только в Лондон вернемся. Положение было достаточно сложное.
Первую половину 2005 года в ЕС председательствовали люксембуржцы; совместно с французами и немцами они состряпали бюджетное соглашение, под которым подписались остальные страны — члены ЕС. Британия оказалась в изоляции. По крайней мере в одном все сходились — британцам надо отказаться от скидки. Юнкер просил Тони встретиться с ним в Люксембурге — жаждал поставить нас перед fait accompli [204] . Казначейство упорно отмалчивалось; мы немало потрудились, чтобы узнать, чем Британии аукнется предложение Люксембурга. В отчаянии мы похитили эксперта Казначейства, находившегося в Брюсселе с миссией; этот человек отправился с нами в Люксембург с целью объяснить истинный смысл предложения. Как же он был счастлив, когда мы его наконец отпустили. Не беда, что он оказался в Париже без денег и паспорта. Просил бедняга только об одном — не выдавать Казначейству, что он с нами ехал, а то карьере конец.
204
Свершившийся факт (фр.).
На саммите Юнкер всячески склонял нас к принятию его предложения. Однако нам повезло: Юнкер ошибся в подсчетах и поспешил с урезанием скидки на британский взнос в евроказну, чем дал нам возможность с легкостью сказать «нет», ибо в таком виде предложение было поистине неприемлемо. Джек Стро, поднаторевший в ведении протоколов, и здесь не оплошал — все сказанное на закрытом заседании было им зафиксировано на бумаге. Каждые двадцать минут записи контрабандой доставлял нам охранник Джека; мы соответственно информировали европейские СМИ о ходе дискуссии — куда как завидное положение по сравнению с другими европейскими правительствами. Мы просто не давали им перехватить инициативу в освещении этого события.