Новый Макиавелли
Шрифт:
В главе XVIII своего знаменитого трактата Макиавелли советует новоявленному государю быть готовым «переменить направление, если события примут другой оборот или в другую сторону задует ветер фортуны». Что ж, справедливо, ведь ожидании новоявленных премьеров от должности обычно не оправдываются, а если и оправдываются, премьеры склонны возмущаться ужасным, по их мнению, положением вещей. Впрочем, политическим лидерам необходим план, если они хотят что-то изменить, а не понести урон от чужих интриг. Мы с Дэвидом Милибандом подсуетились загодя распланировать первые сто дней правления лейбористов и согласовать ключевые меры для внесения в Королевскую речь. У нас имелся ответ Робину Батлеру — собственные инструкции на первые дни.
Эти инструкции стоили нам немало сил — мы начали работать над ними еще за полгода до выборов. Политики — народ суеверный; они боятся искушать судьбу довыборным изложением планов своих свершений в случае прихода к власти. И на то есть уважительная причина: незачем электорату думать, будто политик еще его, электората, мнение не узнал, а уже «гоп» говорит. Мики Кантор, крупный политик-демократ, во время президентских выборов 1992 года
В числе идей, которые мы не могли обнародовать заранее, была следующая: сделать Банк Англии независимым в вопросах процентных ставок. Первым идея посетила Тони Блэра, еще когда он был спикером от оппозиции по финансовым вопросам. Вероятно, его вдохновило выступление Роя Дженкинса в дебатах в Палате общин в 80-х годах. Тони убедил Гордона Брауна в пользе этой реформы, и оба решили непременно провести ее, как только придут к власти. Тони, однако, выступал за обнародование идеи в ходе предвыборной кампании, а Гордон хотел сохранить ее в тайне вплоть до дня, следующего за победой лейбористов. Госчиновникам мы не могли ничего сообщить из боязни утечки информации.
Робин Батлер хотел, чтобы переход от правления консерваторов к правлению лейбористов совершился под его контролем, и устроил все в лучшем виде; однако его очень беспокоило, какую роль в правительстве будем играть мы с Алистером Кэмпбеллом. Батлер не сомневался в моем стремлении стать личным секретарем премьера, в то время как эта должность дается только госчиновникам высшего эшелона. На самом же деле у меня этого и в мыслях не было. Я хотел просто получить назначение и стать членом Парламента от лейбористов. Робина же преследовал призрак моего родного брата Чарльза, который целых восемь лет был личным секретарем Маргарет Тэтчер по делам внешней политики. Мой брат и Робин давным-давно знакомы, ибо сам Робин работал у Тэтчер личным секретарем, а затем секретарем Кабинета на Даунинг-стрит, 10. Когда у Чарльза истек обычный на Даунинг-стрит двухлетний срок службы, Робин попытался выжить его и заменить новым советником по внешним делам, но Тэтчер и слышать об этом не желала. Время шло, систематические попытки соблазнить Чарльза прелестями должности посла или просто изгнать с Даунинг-стрит проваливались одна за другой, поскольку Чарльз обрастал связями и в конце концов стал очень влиятельной персоной. И вот, извольте радоваться: на Даунинг-стрит, 10 появился еще один Пауэлл. Видимо, мы с братом снились Робину в страшных снах.
Через несколько месяцев после того как мы обосновались на Даунинг-стрит, 10, когда Алекс Аллан, личный секретарь Джона Мэйджора, пасший нас в течение переходного периода, собрался уезжать в Австралию (получил должность верховного комиссара), Робин предложил мне его место. «Вам, — сказал Робин, — придется уйти из лейбористской партии, но вы ведь и не политик в полном смысле слова, а я все улажу». Я отказался. Робин явно не сомневался, что я на эту должность глаз положил и целый план разработал; его домыслы вылились в серию газетных публикаций, согласно которым ваш покорный слуга имел амбицию узурпировать пост главы госчиновников. На самом деле, когда Алекс Аллан уехал в Австралию, должность его была передана Джону Холмсу, опытному личному секретарю по внешней политике.
Робин сказал, нам нужен специальный правительственный декрет, разрешающий Алистеру и мне давать советы госчиновникам. Вероятно, Робин полагал, что Тони Блэр захочет учредить новую должность, поэтому предложил сразу три должности со специальными полномочиями. Мы согласились, что идея недурна, хотя лично мне новая должность казалась совершенно бесполезной. В конце концов, премьерские ставленники на Даунинг-стрит десятилетиями давали советы госчиновникам; взять хоть недавние примеры — Сару Хогг и Нормана Блэквелла, работавших при Джоне Мэйджоре. Что до специального правительственного декрета, влияние его было раздуто прессой. Позднее он использовался в качестве политического рычага давления на Тони Блэра. Гордон Браун, став премьером, устроил целое шоу из аннулирования пресловутого декрета. Впоследствии Робин Батлер скромно признал, что декрет был ошибкой. В приступе порядочности он внял совету управленцев Кабинета: дескать, нынешнее положение советников по особым делам — явление аномальное. Согласно поправке, проведенной в жизнь при Гарольде Уилсоне, советники могут советовать, а не политикой заправлять. Вместо того чтобы соотнести теорию с практикой, в официальных кругах решили теорию защитить и сделать исключение для нас. Нелепо было предполагать, будто наша деятельность принципиально отличалась от деятельности, которую Эдвард Болле вел в Казначействе в качестве особого советника канцлера Казначейства Гордона Брауна, или от деятельности любого другого особого советника в любом другом департаменте Уайтхолла.
У Макиавелли читаем: «Эти невесть откуда взявшиеся властители, как все в природе, что нарождается и растет слишком скоро, не успевают пустить ни корней, ни ответвлений, почему и гибнут от первой же непогоды. Только тот, кто обладает истинной доблестью, при внезапном возвышении сумеет не упустить того, что фортуна сама вложила ему в руки» [13] . Мы старались учиться побыстрее. Наши «инструкции первого дня» со всей ясностью показывали, что политической машине нас не подмять. Мы тщательно распланировали свои действия; в частности, постарались, чтобы первый визит Тони Блэра за пределы Лондона был не куда-нибудь, а в Северную Ирландию. Тем самым мы продемонстрировали свои приоритеты в решении проблем. Впрочем, одна из символичных перемен, задавших тон новой непринужденности первых дней, была задумана и проведена в жизнь не нами. Пресса много распространялась о «решении новых лейбористов» — отменить правило, согласно которому министры на заседаниях Кабинета должны обращаться друг к другу не по имени, а по названию должности. В прессе это решение фигурировало как «Зовите меня Тони». Эта светлая мысль посетила не какого-нибудь партийного функционера или политтехнолога — она целиком и полностью принадлежала Алексу Аллану.
13
Государь», гл. VII, «О новых государствах, приобретаемых чужим оружием или милостью судьбы».
Целых восемнадцать лет, без перерыва, у власти находилась одна партия; теперь нам нужна была хотя бы символическая модификация. Один шаг, предпринятый нами с целью отметить смену поколений, в ретроспективе оказался не особенно успешным. Я говорю о понятии «Клевая Британия» [14] . Поощрять британский креатив, конечно, похвально, а вот делать его легкой добычей пародистов — моветон. Я же усложнил задачу, настояв на том, чтобы, вопреки сомнениям моих коллег, пригласить членов рок-группы «Оазис» на вечеринку, которая проводилась на Даунинг-стрит, 10 в рамках «Клевой Британии». Я сделал это, потому что мои сыновья-подростки, мечтавшие о карьере рок-музыкантов, жаждали получить автограф лидера группы, Ноэля Галлахера. Расплатой стали видеоклипы, транслировавшиеся по телевидению всякий раз, когда случалось что-нибудь скверное: рок-звезда входит в дверь на Даунинг-стрит. Такая же ситуация была с «Битлз», принявшими приглашение Гарольда Уилсона. Вывод: дальновидный премьер-министр, как бы молод для своей должности ни был, должен противостоять соблазну казаться знатоком современных тенденций.
14
«Cool Britannia» (англ.) — имиджевая кампания лейбористов, а также период в культурной жизни Великобритании, характеризующийся подъемом патриотизма, интересом ко всему британскому. Рок-группа «Оазис», в числе прочих британских музыкантов, именно тогда обрела мировую известность. Само название «Cool Britannia» является звуковым обыгрыванием первой строчки патриотической песни «Rule, Britannia!» — «Правь, Британия».
Готовясь к периоду правления Тони Блэра, я учредил группу планирования, состоящую из лейбористов с опытом работы в правительстве или по крайней мере с опытом планирования в переходный период. Этих лиц я уравновесил матерыми госчиновниками. Группа собиралась на Говер-стрит, на квартире у Тэссы Блэкстоун, главы колледжа Бирбек. Присутствовали обычно Чарльз Кларк (глава администрации Нила Киннока), Патрисия Хьюит, совместно с Кларком планировавшая переходный период (который в 1992 году не состоялся), а также Ник Монк, на тот момент только что ушедший на пенсию с поста непременного секретаря департамента занятости. Аналогичную группу я сформировал из бывших старших дипломатов — она включала Майкла Батлера (постоянного представителя в Евросоюзе) и Дэвида Ханнея, сначала занимавшего тот же пост, а затем — пост посла в ООН. По моему замыслу, эти чиновники должны были давать неофициальные советы по вопросам внешней политики. С помощью Патрисии, которая на тот момент была директором консалтинговой компании «Аксенчер» [15] , мы разработали программу подготовки министров теневого кабинета к новым ролям в правительстве. Ведь едва ли кто из них имел опыт управления хоть чем-нибудь, а общение с высокопоставленными пенсионерами должно было способствовать их привыканию к отношениям между политиками и госчиновниками. Впрочем, многие из них с предубеждением восприняли нашу инициативу и не оценили предлагаемый опыт, особенно же — Тони Блэр, Гордон Браун и Джон Прескотт — эти вовсе отказались участвовать в эксперименте. Да и вообще редкий теневой министр использовал наш опыт в самоподготовке к новой работе.
15
В период, о котором идет речь (1994—1997), компания называлась «Andersen Consulting».
Многие лейбористы ожидали найти в госчиновниках этаких закоренелых тэтчеритов, однако восемнадцать лет правления тори утомили даже госчиновников и возбудили в них жажду перемен. Для начала мы устроили для непременных секретарей встречу с лицами, занимающими те же посты, только в теневом кабинете; это было за полгода до выборов. Некоторые, например Джек Стро, так старались, что своими постоянными просьбами о повторных встречах нередко доводили госчиновников до белого каления; другие на эти встречи вовсе не являлись. В отдельных случаях непременному секретарю приходилось встречаться с двумя разными теневыми министрами. Эндрю Тёрнбулл из Департамента окружающей среды встречался с Фрэнком Добсоном, секретарем теневого кабинета по вопросам экологии, а затем ускользнул в Йоркшир, где имел беседу с Джоном Прескоттом (мы шепнули Тёрнбуллу, что Прескотту светит этот департамент в правительстве). Непременным секретарям были понятны подозрения политиков; они всячески старались доказать, что не являются ультраправыми. Они часто осторожничали до такой степени, что не говорили теневым министрам, насколько нелепы отдельные их замыслы. Нашей главной на тот момент проблемой была отнюдь не стена, отделяющая оппозицию от госчиновников, а необходимость обуздывать их энтузиазм, более подобающий представителям левого крыла.