Новый мир. Книга 1: Начало. Часть вторая
Шрифт:
— Это превосходный опыт, сэр. Джефф — великий спортсмен, настоящий пример для меня.
— Не сомневаюсь, что тренировки приносят тебе искреннее удовлетворение, — новый директор интерната хитро усмехнулся, не оставив ни малейших сомнений в своей осведомленности. — Мистер Сайджел сделал тебе большую услугу, устроив это.
— Да, сэр. Мистер Сайджел всегда заботился о развитии учеников.
— А о твоем — особенно. Полноте! Все мы знаем, что он испытывал к тебе некоторую слабость. В этом нет ничего предосудительного. В кодексе профессиональной этики написано, что у нас не должно быть любимчиков, но ведь все мы люди, не так ли?
«Водит вокруг меня круги, словно акула перед тем как сожрать», — подумал я, сглотнув слюну. — «И что же дальше?»
— Ладно, — сочтя, что уже достаточно походил вокруг да около, молвил Петье. —
— Бумага, сэр? — страдальческим голосом произнес я.
— Да нет, — удивил меня профессор, небрежно махнув рукой. — Эта бумага давно утратила свое юридическое и воспитательное значение. Мы многому смогли научить тебя за три семестра, а чему не смогли — тому не сможем и за четвертый. Но есть еще кое-что. Я говорю о твоей профориентации.
В душе я догадывался об этом, что речь пойдет об этом, даже когда спрашивал о бумаге.
— На мой взгляд, ты принял поспешное и необдуманное решение, отклонив предложение, которое было для тебя оптимальным и единственно возможным. Никто другой не заинтересовал этого грантодателя, и никакого другого грантодателя не заинтересуешь ты, Алекс. Не люблю громких слов, но это — твое предназначение.
— Я даже никогда не слышал о такой компании и о таком вузе.
— Можешь не беспокоиться об этом, — уверенно заявил профессор. — Люди с улицы сюда не заходят. Пусть тебя не вводят в заблуждение названия и имена. Ты ведь говорил с тем человеком. Неужели он не произвел на тебя впечатления?
— Более чем, — признался я, удивившись, что педагог не назвал генерала Чхона по имени.
— И что же? — вопросительно поднял брови Петье
— Вы ведь знаете, откуда я, сэр, и почему я оттуда бежал…
— Алекс Сандерс родился и был воспитан в этих стенах! — насупившись, напомнил мне воспитатель, и в его голосе прорезалась сталь. — Не может быть никакого прошлого, которое бы влияло на твои решения!
«Опять двадцать пять», — вздохнул я, но промолчал.
— Сэр, неужели есть что-то плохое в том, что я хочу выбрать себе мирную профессию?
— Все не так просто, Сандерс, — профессор поднялся из-за стола и подошел к окну, что вообще-то было для него не характерно. — Эти люди интересуются тобой очень давно. Они нашли тебя вовсе не здесь. Открою тебе небольшой секрет. Когда твой опекун, мистер Ленц, ходатайствовал о том, чтобы определить тебя в «Вознесение», мы намерены были отказать ему. Правила — они одни для всех. Но эти люди вмешались и пожелали, чтобы мы взяли тебя. Они имели достаточное для этого влияние.
Я недоверчиво моргнул. Что?! Я здесь благодаря протекции Чхона?!
— Они работают на правительство? — спросил я.
— Некоторые частные лица работают на благо нашего общества не в меньшей мере, нежели государственные институции. Если ты был внимателен на уроках, то должен ориентироваться в современной общественно-политической ситуации. Перед Содружеством возникает много вызовов. И взрослым сознательным людям, к которым я причисляю и тебя, не пристало прятать голову в песок. Ты ведь слушаешь речи Протектора и членов правительства. Неужели ты думаешь, что они предостерегают нас для красного словца? Как это ни печально, Алекс, но у возрожденной человеческой цивилизации полно врагов. Наше общество построено на столбах высокого интеллекта, развитой культуры, превосходной вежливости и исключительной законопослушности, на неприятии насилия и грубости. Но лишь наивный мечтатель может считать, что все эти возвышенные ценности способны сами себя защитить. Для того чтобы продолжить свою победоносную поступь, Содружество должно быть сильным. Для этого создан специальный аппарат. И сейчас ты нужен этому аппарату. Ты проявил достаточно сознательности, чтобы замечательно
Слегка ошарашенный этим проникновенным монологом, я не сразу нашелся, что ответить.
— Я согласен с этим, сэр, — пробормотал я. — Еще с раннего детства я решил, что буду жить не ради одного лишь удовольствия, что буду приносить пользу людям. Но ведь есть множество способов это сделать! Я мечтал полететь в космос, осваивать новые миры. Не у многих хватило бы на это здоровья, а у меня хватило бы. Это оказалось ненужным. Что ж, так тому и быть. Есть и другие пути. Например, нам нужно восстановить нашу планету, вернуть ей тот прекрасный облик, который был у нее в прошлом, и избавить человеческий род от страшного недуга, который убивает его — радиации. Именно Я мог бы… м-м-м… поступить в Институт прикладной физики, сэр, на факультет радиологии, и…
— Понимаю тебя, понимаю, — с одобрением закивал директор, посмотрев на меня с почти отеческой добротой. — Благие намерения движут тобой, и это прекрасно, Алекс. Но ты все еще очень юн, и смотришь на мир несколько поверхностно. Не обижайся на эти слова, это не упрек, а констатация факта. Ты создан для того, чтобы быть защитником нашего общества. Поверь мне. Я видел многих людей, которые хотели этого, но не могли. Ты — можешь, но не хочешь. Но ты просто попытайся представить себе, что каждый человек в нашем обществе будет делать то, что ему заблагорассудиться, совершенно не заботясь о других людях — представляешь, во что превратится социум? Вряд ли представляешь. Алекс, я не открою тебе тайны, если поведаю, что человеческий мозг имеет крайне сложное устройство. Даже современная наука не полностью изучила особенности работы этого органа. Если говорить просто, то людей очень часто снедают странные желания и эмоции, странные пристрастия, необычные комплексы, необъяснимые страхи. Все это исходит с «темной стороны» нашего сознания. Эти вещи не вписываются в логическое устройство мира, они мешают людям жить и работать. И нам стоит бороться с ними, не позволять эмоциям руководить нашими действиями вопреки рассудку. Ты понимаешь, о чем я толкую?
— Я понимаю, сэр. Но мною руководят не эмоции. Мои стремления вполне рассудительны, — попытался вступиться за себя я, но директор остановил меня жестом руки, понимающе улыбнувшись.
— Мне не потребуется много времени, Алекс, чтобы разбить все твои аргументы в пух и прах с помощью одних лишь статистических данных. Хочешь попробуем? У меня здесь базы данных, в которых есть все о тебе, — начиная от твоих отпечатков пальцев и заканчивая каждым словом, которое ты сказал или написал за последние полтора года. Квантовые компьютеры обрабатывают эти данные ежедневно, и системы, которые никогда не ошибаются, делают однозначные выводы. Ты всего лишь немного выше среднего по всем персональным показателям, Сандерс, за исключением тех, которые способны найти свое применение в сфере безопасности — по этим показателям ты показываешь непревзойденные результаты. Ты должен понять, что не по чьей-то глупой прихоти все прочат тебе карьеру в сфере безопасности. Это судьба. Судьба — это цифры, Алекс. Математика, с которой невозможно спорить. Есть нечто, в чем ты имеешь шансы достичь успеха и принести Содружеству наибольшую пользу, — и ты обязан заняться именно этим, и ничем другим, потому что именно так поступают сознательные граждане.
Остановив на мне взгляд по завершении своего длительного монолога, Петье, как он, наверное, и полагал, увидел там выражение упрямства. Бывший заведующий по воспитательной работе знал меня слишком хорошо, чтобы поверить, что его пламенная речь выбьет из моей головы то, что там засело.
— Давайте сразу перейдем к тому, что будет, если я откажусь, — предложил я.
— Тебе это все уже хорошо знакомо, — пожал плечами профессор.
— Я выдержал так долго — выдержу и еще полгода.
— А дальше что? Куда ты пойдешь? — пожал плечами Петье. — Никто не ждет тебя в разрушенной Европе, мой юный друг. Ты должен уплатить свою дань, чтобы стать частью нашего общества. И не тебе выбирать, какой будет эта дань.