Новый мир. Книга 1: Начало. Часть вторая
Шрифт:
— Ни черта это ни меняет!
— Господи Иисусе, генерал, я правильно только что расслышал — вы допускаете, что это НАТО начало Великую войну, и вы одобряете это, да еще и предлагаете начать новую? — я изумленно вытаращил на него глаза.
— Не будь идиотом, Войцеховский. Я не решаю, быть ли войне. Максимум, на что способен я или кто-либо другой — это выбрать время, когда она начнется, и навязать условия, на которых она будет вестись. Сама война неизбежна. Такова человеческая природа.
— Это вовсе не так, — решительно покачал головой я.
— Кто это тебе сказал? Твой отец? — саркастично ухмыльнулся вояка. — Либо он лгал тебе, как родители всегда лгут детям, либо не понимал,
— Он понимал намного больше вашего! И никогда мне не лгал!
— Да ну? Что же он забыл поведать о том, как подписался под согласием на экспериментальную генную обработку зародыша своего нерожденного сына? И не просто подписался — умолял и лизал ботинки, чтобы ему дали эту возможность?!
Я замолчал, сраженный этим аргументом.
— Может быть, это вы мне лжете. Может быть, никакой генной обработки и не было.
— Ты сам не веришь в то, что говоришь.
— А даже если и была — что с того?! Допустим, генетики, которым Апокалипсис развязал руки, наконец всласть надругались над природой. Воспользовавшись отчаянием родителей, поставили гигантский эксперимент над семьями из захолустья, которых никому не жалко, совершенно не зная, чем он окончится. Мне повезло, одному из немногих, и я, по чистой случайности, родился нормальным. Неизвестно, правда, что будет с моими детьми, и с их детьми. Вы считаете, что я должен испытывать благодарность за то, что со мной сделали?
— А почему бы и нет? Иначе ты вообще не родился бы, — пожал плечами Чхон.
Видя, что я все еще не убежден, Чхон взмахнул рукой, вызывая голографический экран. На нем появились строки каких-то отчетов, карты и фотографии, которые сменялись слишком быстро, чтобы я мог успеть в них разобраться.
— Вот, полюбуйся. Знаешь, что это такое? Это секретные разведывательные сводки, к которым шушера, вроде твоего Ленца, не имеют доступа. В них написано, что коммунисты, окончательно установив контроль над Бендерами, освободили порядка тридцати процентов политзаключенных, попавших в тюрьмы за время правления Ильина. Остальные семьдесят процентов отправились в трудовые лагеря на восток. Китайцы затеяли там несколько гигантских строек — возводят новые современные города с нуля. Нерационально, дорого, тупо — в духе плановой экономики. Вполне возможно, что твой папаша сейчас вкалывает там. Думаешь, кто-то сейчас строит планы, как вытащить его оттуда? Да всем срать на него! Похоже, что и тебе тоже…
— Это не так!
— Нет?! Ну так какого хера ты пытаешься найти себе непыльную работенку в «зеленой зоне» Сиднея вместо того, чтобы сделать что-нибудь для него?!
— А вы, что же, занимаетесь освобождением заключенных из китайских тюрем?!
— Мы занимаемся тем, что требуется, для поддержания безопасности и порядка. Я знаю одно, парень — нам предстоит война с китайцами. Не сейчас, так через пять лет, или через десять, но она непременно начнется. И, если мы победим, а мы победим — судьба твоего папаши может измениться. Но ты, как я понимаю, не намерен в этом участвовать.
— Если война действительно начнется — я сделаю то, что потребуется, генерал, — ответил я. — Но я не вижу, как я смогу помочь своему отцу — если он действительно жив и находится там, где вы говорите — тем, что стану наемником.
— Ах, вот, что тебе не нравится? — Чхон глухо засмеялся. — Быть наемником — это недостаточно круто для такого маленького тщеславного засранца, как ты? Хочется вензелей, штиблет и орденов? Если так, то в твоей башке набито то же самое, что в грушах, которые ты колотишь. Ты, похоже, ни черта не смыслишь в том, что такое гибридная война. А человечество не воюет иначе уже добрых полсотни лет. Регулярная армия —
— А разве нельзя воевать с вооруженными врагами, а не с детьми?
— Вот только не пытайся говорить так, будто ты хоть что-то в этом понимаешь, молокосос! — грубо оборвал меня генерал. — Я провел на войне всю свою жизнь. Она не имеет ничего общего с идиотскими кинофильмами. Но это не способны понять те, кто жует пончики перед телеэкранами. Поэтому и нужны такие, как мы.
Меряя кабинет тяжелыми шагами, он чеканил:
— Кто двадцать лет оборонял от исламистов нефтяные скважины в Персидском заливе, пока корпорации выкачивали из недр то, что там осталось? Какие-то люди без опознавательных знаков, но с серьезными пушками и опытом боевых действий в составе лучших армий мира, работающие на малоизвестные тогда охранные фирмы «Глобал Секьюрити» и «Инновейшн дифенс».
Еще несколько тяжелых шагов.
— Кто навел порядок в Венесуэле и Боливии, где набирала популярность экстремистская группировка, намеревавшаяся стереть с лица земли близлежащие «зеленые зоны» Содружества и поделить все поровну? Некие ополченцы, на девяносто процентов состоящие из приехавших издалека добровольцев, серьезных мужиков с повадками ветеранов, которые предпочитали не говорить, что они еще недавно работали по контракту в «Бразилиа трупс». Кто решил похожую проблему в окрестностях Сингапура? Головорезы из «Чи милитари», нанятые местными властями без согласования с центральным правительством.
Широкая спина генерала замерла около окна, и он продолжил:
— Кто вернул стабильность в Центральную Европу, напинав задницу Альянсу? Легион, сформированный из бойцов частных военных компаний.
Лицо Чхона повернулось ко мне:
— Догадайся, где из этих мест побывал я.
Я не нашелся с ответом.
— В каждом из них, мать твою. И еще в двух десятках других! А теперь вспомни хоть что-то полезное, что сделали за это время «миротворческие силы». Не припоминаешь? Еще бы. Ведь она состоит из конторских крыс, вроде твоего Ленца, которые способны лишь на то, чтобы проедать свое жалованье. Я знаю, чем на самом деле занимается сраный отдел, где он работает. Думаешь, они сами понимают, кому поставляют оружие? Половина пушек, которые они отправили в Европу, была обращена против нас совсем недавно. Лучше бы они вообще ни хрена не делали — нам бы не приходилось после них расхлебывать.
Я недоверчиво качал головой, все еще колеблясь. Чхон умел говорить убедительно. Но за два с половиной года непрекращающейся психологической борьбы в стенах «Вознесения» я научил себя быть упрямым и твердолобым, не поддаваясь каким-либо манипуляциям.
Я зашел в эти двери с твердым намерением отказаться от уготованной мне Чхоном судьбой, и я не готов был сворачивать на половине пути, сколько бы красноречия не потратил на меня эмиссар частной военной компании.
— Ты не задумывался о том, почему я вообще распинаюсь здесь перед тобой? — внимательно наблюдая за моим выражением лица, полюбопытствовал гость «Вознесения». — Поверь, у меня вполне хватило бы власти, чтобы заставить тебя сделать то, что мне нужно, не спрашивая твоего мнения.